Первое имя - Ликстанов Иосиф Исаакович - Страница 70

Он не закончил, встал, высунулся из кабины.

Послышался звонкий требовательный голос:

— Кто кондуктор? Ты, Клава Потапова? Ты почему на площадке вагона торчишь? Хочешь, чтобы тебя ковшом сбило? Первый год ты на руднике, да? Немедленно слазь!

— Наташа! — крикнул Степан, испуганный и обрадованный, но больше все же обрадованный, так как сразу исчезло, рассеялось тяжелое чувство оторванности от рудника. — Наташа! Наталья Григорьевна!

— Иду, Степан Яковлевич!

Перед экскаватором появилась Наталья в жакете, со шляпой в руке.

— Все у вас благополучно? Как я боялась, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья!

— Стоим — вот и несчастье, — сказал Степан.

— Долго думаете этим заниматься? — шутливо спросила Наталья. — В чем, собственно, дело?

— В том, что сейчас начнем работать…

Когда девушка появилась в дверях кабины, Степан протянул ей блокнот, на листке которого он наметил точки расположения машины в траншее, и объяснил:

— Черпаю на короткой рукояти, гружу на длинной. При погрузке, ясное дело, ковш уходит в туман. Надо сдвинуть машину ближе к тупиковой ветке. Тогда будем видеть ковш и при черпании и при погрузке. Так?

— По-моему, это правильно, — одобрила Наталья.

— В туман ездить?.. — замялся Баталов.

— Ну какая же это езда, всего несколько метров! — подбодрила его Наталья. — Нас трое. Я буду сигналить от правой гусеницы, а вы, товарищ Баталов, от левой… Идемте посмотрим место разворота машины. Но прежде всего надо послать ваших помощников блокировать траншею, чтобы никто не мог пройти сюда так свободно, как я прошла.

Она взглянула на Степана и покраснела.

«Боялась за меня, — говорили его глаза. — Боялась и пришла помочь. Спасибо тебе!..»

Через несколько минут началась передвижка экскаватора.

Медленно повернулась громадная машина сначала на одной гусенице, потом на другой, сдвинувшись таким образом на несколько метров к тупиковой колее. И, пожалуй, никогда не испытывал бывалый солдат Степан Полукрюков более острого чувства опасности, чем сейчас, при мысли, что Наталья и Баталов находятся в двух шагах от махины, переползавшей в тумане на новое место.

— Ура! — послышался торжествующий крик Натальи. — Степан Яковлевич, проверьте, как теперь пойдет погрузка. Потом передвинем «Пятнадцатый»…

Главный инженер рудника Филипп Константинович Колмогоров и секретарь парткома Юрий Самсонович Борисов пришли в траншею, когда оба экскаватора работали.

— Молодцы! — с облегчением произнес Борисов. — А вы боялись, что наша молодежь растеряется…

Девичий голос строго спросил:

— Кто бродит по путям?

— Те, кто имеют право спросить тебя, Наталья Григорьевна: почему ты здесь хозяйничаешь?

Наталья сразу узнала густой голос Борисова.

— Ой, Юрий Самсонович, какой туман! Я боялась, чтобы в тумане не случилось беды… Потом мы передвинули машины, чтобы работа шла на коротких рукоятях. Состав грузим в хорошее время.

— Узнаю дочь Пестова! — Колмогоров осветил фонариком лицо девушки. — Все благополучно?

— Все… Только я в глине утопила обе калоши.

— Придется тебе по этому поводу объясняться с Марией Петровной, — сказал Юрий Самсонович. — Попадет тебе от мамаши за все, Наташка!

Наталья заслонилась рукой:

— Совсем вы меня ослепили вашим фонариком… Сейчас отправим состав на отвал. Сойдите с путей!

Горняки повиновались ей.

На борту траншеи

— Гена, Па-анька! — И свист.

— Вадька, Федя! — И свист еще более резкий.

— Ребята, мы не нашли Жени! Она не пришла на траншею.

— Федуня, я здесь!.. Меня нашли Гена и Паня!

Спасательные партии сошлись на пустыре.

— Ты что выдумала в карьер ночью бежать? — стал не очень строго выговаривать Федя сестренке. — Ты где была?

— В зону оползней забралась, вот где она была. Ее надо так проучить, чтобы совсем забыла дорогу на рудник! — И Паня рассказал все, что произошло на борту старой выработки.

— Это штука так штука! — пришел в восторг Вадик. — Даже мы с Паней еще ни разу не попали в оползень… Теперь ты, Женя, будешь самой знаменитой девочкой в Железногорске.

— Хорошо, я буду! — сразу согласилась Женя и лукаво спросила: — А ты еще будешь меня глиняной половчанкой называть?

— Никогда в жизни! — пообещал Вадик. — Ты теперь настоящая горнячка.

— Глупая, ты, глупая, что с тобой делать, говори? — сказал испуганный Федя.

— Ничего не надо, — вступился за девочку Гена. — Она уже все поняла и больше не будет… Ребята, а вы сказали Степану, что Женя пропала?

— И не подумали! — успокоил его Вадик. — Я спустился в траншею, спросил у Саши Мотовилова: «Вам кто-нибудь пирог приносил?» А он говорит: «Нет. Давай, если есть, да убирайся — ход в траншею для посторонних закрыт»… Пань, знаешь, Наташа уже давно в траншею, прибежала и помогла Степану работу в тумане наладить. Боевая!

— Значит, идет работа на траншее? — обрадовался Паня.

— Так идет, что держись!

Все еще оставаясь руководителем экспедиции, Гена составил такой план: всем отправиться к траншее, отдать пирог Степану, позвонить с разъезда Галине Алексеевне, чтобы она не волновалась, а потом двинуться домой.

Ветерок стал сильнее.

— Кончается туман, — сказал Паня, который шел рядом с Геной. — А тяжелый был этот брус, у меня до сих пор ноги дрожат… Ты, Гена, хорошо развернулся.

— Поровну сработали, — ответил Гена. — Ты, конечно, гораздо слабее меня, а мне не уступил! — И он обнял Паню за плечи — нежность, какую не позволял себе даже в отношении Феди.

— А чего ты на меня все время дулся? — спросил Паня, воспользовавшись этой минутой. — Мы давно помирились, а ты все время дулся. Почему?

— Обидно было… — коротко проговорил Гена и после долгого молчания заставил себя сказать все до конца: — Ну, понимаешь… я же считал тебя плохим человеком, а ты вдруг сделал все хорошо. Себя я считал настоящим человеком, а сделал все плохо. Смешно, правда?

— Еще как смешно! Я тоже так думал, только все наоборот: я хороший — ты плохой, — признался Паня.

— Да, было дело…

— Значит, можем вместе? — пошутил Паня, вспомнив разговор возле старой выработки.

Но Гена ответил совершенно серьезно:

— Определенно можем. Доказано!

Ветер все усиливался. Клубы тумана, редея, бежали над рудником, и со всех сторон засквозили, а потом разгорелись огня, а террасах первого карьера засверкали прожекторы работавших экскаваторов, лампы рудничного освещения, изумрудные и рубиновые огни автоблокировки. А на севере, вдоль Потеряйки, легла цепь алмазных звезд, освещавших высокую насыпь железной дороги. По насыпи шел кран-путеукладчик, держа на весу звено рельсов, как лестницу. В чистом, похолодевшем воздухе все звуки тоже стали чистыми, легко различимыми. Не затихая, шумели рудничные машины, спеша наверстать то, что было упущено в тумане.

На борту траншеи ребята снова разделились: Гена и Вадик пошли на разъезд звонить Галине Алексеевне, а Паня, Федя и Женя стали смотреть, как работают экскаваторы. Основную часть внимания Паня, конечно, отдал «Четырнадцатому», который, прильнув к груди забоя, схватился с горой и упорно теснил ее. И если бы Паня не знал совершенно точно, что за рычагом сидит ученик его отца, он сказал бы: «Это батька работает!» Ковш, загружая вагон, быстро шел восьмеркой, но быстрота скрадывалась плавностью движений, и порою казалось, что машинист «Четырнадцатого» работает не спеша. Это была обманчивая медлительность настоящего мастерства, которое не спешит, не мечется впопыхах, а делает все во-время и до конца.

— Ну как? — спросил Федя.

— Постой… — ответил Паня.

Из породы, которую черпал ковш экскаватора, выставился круглым боком большой валун. Он стал на пути машины, но Степан не поступился ради этой помехи ни одной рабочей секундой. Он взял ковш породы сначала справа от валуна, потом слева, так что камень почти весь обнажился, а затем, беря очередной ковш, чуть-чуть задел валун. Увлекая за собой породу, подняв тучу пыли, валун рухнул вниз и залег на подошве траншеи. «Эх, опять он на дороге!» — подумал Паня. А ковш уже вернулся в забой, и Паня даже не успел проследить, когда Степан щекой ковша толкнул валун. Но он сделал это, и громадный камень послушно откатился в сторону.