Тайна графа Эдельмута - Мелкумова Анжелина - Страница 30

— Хрю-хрю, — сказала девушка, сделав вежливый книксен, — я неудавшийся сюрприз графа Шлавино. Граф сделал меня в своей лаборатории, но у него немного не получилось: неправильная доза порошка или что-то в этом роде. Не вините его, всякое бывает. Зато поглядите на других слуг — точь-в-точь люди! Ага, ага, — закивала она радостно. — Взгляните, например, на нашу кухарку: раньше она была обычной дворовой свиньей. Или на дозорных на стенах замка: граф их понаделал из аистов. О, наш граф может все! Видали соколов? А щенят, которых натаскивают для охоты? То пропавшие дети из деревни Загорой…

Бряк! Это принцесса Розалия упала в обморок.

А к фрейлинам снова вернулся голос.

«Спаси-и-ите-е-е!» — хотели они завизжать что есть мочи, но не смогли: уж больно сильно икали.

— Пардон, — щелкнула девушка клыками, — сейчас ухожу. Но прошу вас, прошу вас! — не заходите в графскую лабораторию, пока все не будет готово. Граф как раз поймал славного мальчика и хочет сделать из него какого-нибудь зверька. Может, ежика, может, белочку, а может, прытконогого кузнечика. Только не помешайте, только не помешайте! А то получится, как со мной: уж и не помню, кем я была прежде — девушкой или кабаном…

Сделав прощальный книксен, странная служанка исчезла в зарослях шиповника.

— …Дьявол, — постановила святая Матильда, поводив носом вокруг беседки. — Не видела, но чую дьявольскую вонь так же явно, как ангельскую душу вашего высочества.

И фрейлины благоговейно сложили руки: ведь сегодня была пятница, а всем известно, что по пятницам святая чуяла нечистую силу и вещала.

Да, и вещала.

— Смерть… запах горелой смерти… убийства малых деток… сам Сатана неподалеку! — шептала монахиня, выпучив глаза. — А выходит все, — обернулась, поискала глазами, — выходит все из сатанинского подземелья. Называемого «лабораторией».

Это было слишком.

Это было более чем слишком.

Это было чересчур.

— …Это чересчур! — кричала принцесса, наступая на графа. — До меня, граф, уже доходили слухи о ваших деяниях. И не знаю, больше ли там выдумки или правды. Я всегда по-доброму относилась к алхимикам и считала, честно говоря, что вы просто заняты созданием гомункулюса. А невежественный народ болтает из свойственной ему злобы. Но события сегодняшнего дня, граф… вид вашей служанки-кабана склоняют меня к мысли, что слухи про вас ходят как нельзя более правдивые.

Уперев руки в бока, принцесса грозно воззрилась на Шлавино:

— И это называется ваш «сюрприз»? Немедленно откройте лабораторию. Или я сей же час покидаю замок, где ходят монстры с кабаньими головами.

Какое-то время Шлавино смотрел на принцессу не мигая. Глаза его все больше и больше наливались кровью, а лицо бледнело. У него был такой безумный вид, что, казалось, еще немного — и он бросится на ее королевское высочество и вцепится зубами прямо в горло.

Даже верные фрейлины оробели. Шепча «…и это — сюрприз!.. Сей же час покидаем…», попятились назад.

Но миг ярости прошел. Уяснив последнюю фразу принцессы — об уходе из замка, — граф взял себя в руки: сделав брови домиком, приложил руку к сердцу, низко склонился.

— Печалюсь, что прогневил ваше высочество. Мне нет прощения. Вот ключи от лаборатории. Идите и посмотрите сами.

Молчаливая шеренга из изящных власяниц — впереди разгневанная принцесса, за нею разгневанная свита — прошествовала гуськом из прелестного садика во внутренний дворик — к мрачной двери в подземелье.

…Чик-чик, — траурно щелкнул замок лаборатории.

Дверь заскрипела, отворяясь.

Под свет факела, одна за другой, спускались принцесса Розалия и фрейлины вглубь таинственного подземелья, слухи о котором ползли по всему королевству.

Первым, что сделал граф, воткнув факел в железное кольцо на стене, это бросился во тьму между жаровней и корзиной с углем и вытащил оттуда Эвелину.

— Боже мой, боже мой! — восклицал граф, горячо прижимая к себе маленького «пажа». — Вот он, наконец-то я его нашел!

Громко разрыдался в рукав. Затем высморкался и, обернувшись к свите, пояснил:

— Я искал этого сорванца повсюду, чуть разум не потерял от волнения. А он вот он где — спрятался в лаборатории и случайно оказался запертым. Ах, бедняжка! — погладил он Эвелину по голове. — Признайся: небось совсем перетрухнул?

И еще раз крепко обняв девочку — так, что та не смогла выговорить ни слова, — обернулся к принцессе:

— Простите, ваше высочество. Но он мне как сын, прямо как сын!

Второе, что сделал граф — это, не выпуская из объятий «пажа», попятился к маленькой дверке, ведшей в соседнюю комнатку.

— Входите же, ваше высочество!

Взяв факел, он распахнул дверку и прошел в комнатку первым.

Дверка была настолько низенькой, что принцессе и фрейлинам пришлось нагибаться, чтобы не стукнуться головой о притолоку.

Вошли. Огляделись.

Все стены комнатки вплоть до потолка были завешаны полками. На полках теснились одинаковые стеклянные колбы. Каждая колба плотно заткнута пробкой, а внутри…

Внутри каждой сидел человечек. Маленький, будто игрушечный.

Но нет, не игрушечный — настоящий.

Лысый господин в синем кафтане сидел, упершись ногами в стенку своей колбы. И держа на коленях книгу, шевелил губами.

На дне другой колбы спала, подложив под щеку ладошку, девочка в длинной крестьянской рубахе.

В третьей тощий монах перебирал четки. В четвертой мальчишка с рыжими вихрами задумчиво ковырялся в носу.

Колбы, колбы, колбы… Их было множество, они теснились на полках, загораживая друг друга. Не замечая сквозь прозрачные стенки своих стеклянных жилищ ни графа, ни Эвелины, ни святой Матильды, ни принцессы и ее фрейлин, крошечные — величиной в палец-человечки плавали каждый внутри своей колбы в странном полузабытьи. Тихо. Безмолвно. На полках в подземной комнате. Уже, возможно, много-много лет.

Наконец в полной тишине принцесса произнесла то, что теснилось давно в головах у всех:

— Гомункулюсы… гомункулюсы… Это гомункулюсы!

Голос принцессы дрожал от счастья, радости не было предела.

— Поразительно! Я знала, я верила, дорогой мой граф, что вы — великий алхимик. Но что вы можете такое… — Жадно скользя по колбам взглядом, принцесса ходила вдоль полок. — Какие хорошенькие! Как настоящие! Они уже говорят по-латыни и по-гречески?

— Пока нет, ваше высочество. — Граф улыбнулся. — Этого уровня я еще не достиг. Но дайте мне время…

— Дам, дам, — улыбнулась принцесса. — Ай да граф, ай да умник! И все это время вы скрывали от всех, чем занимаетесь?

Граф сдержанно поклонился:

— Ведь вашему высочеству известно, что уже много лет я дни и ночи провожу в лаборатории. «Невинные детские жизни», «Сатана» и прочее, — улыбнулся он, взглянув на стоявшую поодаль сестру Матильду, — это выдумки невежественного народа, который болтает из свойственной ему злобы. Не буду вдаваться в долгие специфические объяснения, терзать королевские уши скучными научными терминами. Пусть ваше высочество уяснит одно: все эти гомункулюсы — результат моих долголетних стараний и получены чисто алхимическим путем.

— Верю, верю, — отмахнулась Розалия. — Так то и есть ваш сюрприз?

— Именно, — поклонился граф. — Это мой сюрприз. Выбирайте, ваше высочество, любого гомункулюса, какой вам понравится.

Что тут началось!

— И мне!.. И мне!.. — кричали фрейлины, хватая то одну колбу, то другую. Звенело стекло, дрожали полки, кувыркались человечки внутри своего хрупкого мирка.

— Осторожно, осторожно, — вынужден был предостеречь граф. — Если колба разобьется, м-м… не миновать маленькой неприятности — человечек исчезнет. М-да…

Принцесса Розалия выбрала самую красивую девушку: с белокурыми волосами, в алом платье и с драгоценным поясом. Крохотная девушка — прелесть! — не отрываясь, любовалась на себя в зеркальце. Каждая из фрейлин, не желая отставать от своей госпожи, тоже выбрала себе по гомункулюсу: разумеется, чуть-чуть менее богато одетого и чуть-чуть менее красивого.