Тайна графа Эдельмута - Мелкумова Анжелина - Страница 7

— Что, — сказал он, поводив свечой во тьме за спиной служанки, — госпожа спит?

— Ага… — От испуга Марион охрипла.

— А ты, — поинтересовался он, продолжая вглядываться мимо нее в угол, где вырисовывалась дверь в спальню Эвелины, — чего тут ходишь?

— Мы… — взволнованно прохрипела Марион, — тут… с котом… ловим мышей.

— Ага, — покивал граф рассеянно, не сводя глаз с двери спальни. — Ловить мышей — хорошее дело… Только сейчас поздно уже… Спать идите, спать… Все мыши спят давно…

Он даже был так любезен, что посветил Марион до ее каморки. Пожелал спокойной ночи и приятных сновидений.

Вслед за этим, резко развернувшись, устремился обратно к спальне.

…Сидя в своей каморке, Марион терзалась сомнениями. С одной стороны, господин приказал спать, и Марион рада была бы уснуть и забыть обо всем. Но с другой стороны, госпожа велела ждать в коридоре.

И потом, как же быть, если ее сиятельство явится — а вместо нее, Марион, ее поджидает…

Несколькими мгновениями позже, обняв Фауля, она уже торопливо пробиралась по коридору налево…

«Мя-а-ау!.» — боялся Фауль. И перебирал в воздухе лапами, пытаясь бежать обратно.

Вот как странно. Спальня ее сиятельства была открыта. Кто ж в нее входил?..

Разъяснилось все быстро. Из спальни в коридор вылетел разъяренный граф.

Он не бранился и не махал кулаками. Но просто взглянул на Марион…

И служанку пробрал ужас. Ой, подумала она, ой-ой. И хотела вернуться в свою каморку… — спокойно спать и видеть приятные сны.

Но цепкий взгляд водянистых глаз удерживал на месте.

— Что-то угодно вашему сиятельству? — пропищала она как можно любезнее.

— Дай-ка мне, — сказал граф вкрадчиво, — твой чепец.

«Всего-то!» — обрадовалась девочка, облегченно вздохнув.

— Уж не смею спросить, зачем вашему сиятельству понадобился мой… — И сняла, стянула с себя поскорее…

То был не чепец.

А шляпка. И не ее, а куклы. С надписью на ленте: «От любящего папочки».

Глава 3

Про графский перстень, душевную женщину и монстра, который все-таки есть

Так быстро Марион не бегала еще никогда — за всю свою жизнь, уж это точно. Стучали башмаки, вызывая гулкое эхо в стенах каменных коридоров. Испуганно рычал кот, пытаясь перебраться на голову хозяйки.

Граф гнался следом, размахивая свечой и спотыкаясь о полы голубого шлафрока. И некуда было спрятаться и негде укрыться!

Самое жуткое было, что граф преследовал ее молча.

«Стой! — мог бы крикнуть он. — Погоди, отдай шляпку!»

Или, к примеру: «Остановись сейчас же, глупая девчонка, я надеру тебе уши!»

Или уж, в крайнем случае: «Стой, мерзавка, конец тебе пришел, я превращу тебя в крысу!»

Ничего этого он не сказал. А просто топал следом, тяжело дыша и хрипя от натуги.

Безмолвно.

И это, поверьте, было ужаснее всего.

Они бежали по той части замка, где Марион еще не привелось побывать. Именно тут-то, между белыми колоннами и большим гобеленом с рыжими лошадками, им и попалась Эвелина.

Та шла навстречу по коридору. Увидав Марион, радостно заулыбалась:

— Ах, как хорошо, что я тебя нашла! Я, знаешь ли, тут немножко заблудилась…

Далее ее сиятельство узрели графа. Свеча выпала из рук Эвелины, она тихо вскрикнула, подхватила юбки и припустилась прочь.

Где ты, славный сиротский приют, голые стены возлюбленной кельи, любезный сердцу гомон голодных девочек после завтрака в пятницу?

Жутким эхом отдавались их шаги в пустых коридорах замка. В полнейшей тьме, натыкаясь на холодные каменные стены, мчались они, сами не зная куда.

Увы, продолжалось это недолго.

Граф настиг обеих на лестнице. Дернулся вперед и поймал Эвелину за рукав.

— Спаси-и-ите-е! — в отчаянии закричала Эвелина, из последних сил пытаясь вырваться.

Совершенно напрасно. Потому что в ответ на ее крик послышалось обеспокоенное:

— Иду, иду! Кого спасать-то? — Переваливаясь на кривых ножках, к ним спешил жирный Упырь.

— …Все, девочка, — говорил граф, щелкая крышечкой одного из своих перстней. Из перстня на ладонь ему высыпалась горсть зеленого порошка. — Играть в прятки мы больше не будем. Я вижу, ты и так все знаешь. Не бойся, я не стану тебя убивать. Ты просто откроешь сейчас рот, проглотишь вот этот порошок — и…

Он не договорил, потому что споткнулся о Фауля.

Дело в том, что, пока шли споры, Фауль пытался пролезть меж графских ног. Совсем так ненавязчиво, совсем так, знаете ли, застенчиво… Однако, увы, попытка оказалась неудачной.

Нет-нет, кот не пострадал! Но ноги графа устоять не сумели: его сиятельство споткнулись, перекувыркнулись через голову, а зеленый порошок рассыпался по каменным ступенькам.

Пока граф катился вниз по лестнице, девочки и кот торопливо бежали вверх…

Кажется, оторвались… Кажется, оторвались… Тяжело дыша, уже не в силах бежать, девочки шли вперед.

Звуков погони не было слышно. Но впереди — тупик. И дальше идти некуда. То есть абсолютно: коридор заканчивался одинокой запертой дверью.

— К-как ты д-думаешь, они нас п-потеряли? — спросила Эвелина, изо всех сил нажимая на ручку двери.

— С-с… уверенностью… с-с… уверенностью могу сказать, что п-потеряли, — отвечала служанка.

Снова и снова Эвелина нажимала на ручку двери. Но нажимай, не нажимай — если дверь заперта, то…

Какое-то время стояли, прислушиваясь. В коридоре царила гробовая тишина. И прижавшись к Марион, Эвелина прошептала:

— Ты знаешь… в приюте, где я жила… там было так уютно. А матушка Молотильник — это необыкновенная женщина. Душевная, милая…

— Не может быть! — удивлялась Марион. — А я думала, милее моей мачехи нет никого на свете!

Разговор прервал Фауль. Он вдруг выгнулся, зашипел, а шерсть на спине его встала дыбом. Ох, явно кот что-то чувствовал!

— Ах! — вздрогнула Эвелина, прислушиваясь.

А в следующий момент уже явственно застучало на лестнице. Загромыхало, зашелестело… Сюда кто-то шел.

Сюда кто-то шел!

Прижавшись к стене, Эвелина дрожала всем телом. Ах, боже мой… ах, боже мой…

— Да, здесь пахнет кошкой, — говорил голос с лестницы.

Жутко знакомый голос!

— Даже, я бы сказал, котом. Погоди-ка… Да, без сомнений: котом, имя которого начинается на букву «Ф». Ты ведь знаешь, я чую кошек за версту. А тут и версты нет. Футов, я бы сказал… Футов, я бы сказал…

В глазах у Эвелины начало темнеть, ноги сами собой стали подгибаться…

— Нет, он явно где-то тут. Глянь-ка вон в той комнате, а я пока… — Шаги из-за стены направились прямо к девочкам.

Боже всевышний, не оставь заботой своей сирот! Изо всех сил вжимаясь в самый угол дверного проема, девочки принялись вспоминать молитвы.

А шаги графа становились все слышнее…

А девочки дрожали…

А тень графа метнулась по стене соседней залы…

А девочки перестали дышать…

Ах, если бы стать невидимыми! Совсем ненадолго! Совсем на чуть-чуть!..

Девочки закрыли глаза.

И именно в этот момент дверь за их спинами внезапно дрогнула. Да, именно в этот момент: дрогнула — и отворилась.

Сначала в проеме появился свет. Потом — рука со свечой, потом — знакомая фигура…

— Господин Бартоломеус!

Не говоря ни слова, управляющий схватил обеих девочек за плечи и утянул в свою комнату. Затворил дверь…

— Ах, дорогой господин Бартоломеус! — От волнения Эвелина так ослабла, что не то что не могла улыбаться, а еле стояла на ногах.

— Скорее, скорее, — приговаривал управляющий, заталкивая обеих девочек в маленькую каморку без окон.

Бартоломеус захлопнул за ними дверь — все погрузилось в полную тьму.

Далее раздался стук в дверь. Потом — голос графа Шлавино:

— Добрый вечер, Бартоломеус. Ты еще не спишь?

— Нет, ваше сиятельство. Не имею привычки ложиться раньше полуночи.

— Да… А не проходили ли тут служанка ее сиятельства и… Не проходили?

— Абсолютно никого, ваше сиятельства.