Текила-любовь - Лаврова Дарья - Страница 32

Он всматривался в её осенние фотографии и начинал замечать, что она не совсем похожа на ту женщину из фотоальбома отца. Были в ней и его черты, Димкины. Те же глаза, тёмно-карие, почти что чёрные; та же смуглая кожа, волнистые волосы и небольшая родинка на щеке. Только у Насти всё более мягкое, женское.

Блин, как некстати уехал отец… Неужели он ни о чём не догадывался?

Сидя на бортике неработающего фонтана, он набил смс: «Анхен, приходи к двенадцати на фонтаны. Поболтаем на нейтральной территории». Через полчаса в воротах появилась Анька.

– Ты ведь знаешь, что происходит на самом деле. Настя тебе наверняка все рассказывает. Даже не спорь со мной! Я тебя не отпущу, пока ты мне не скажешь, где она, почему она не ходит в универ и не отвечает на мои звонки. Я ничего не понимаю. Может, у нее проблемы? Я тебя буду держать здесь и петь песни из мультфильмов, пока ты не расскажешь мне про неё.

– Васич, прости, конечно, но ты порядочная свинья, – серьёзно ответила Анька. – А чего ты хотел? Ты кинул её, и она ведёт себя, как любая нормальная девушка. Я восхищаюсь ею. Я бы так не смогла. Тем более у тебя есть твоя Катечка, которая от тебя залетела, дура. Я мало знаю. Честно. Она заходила два раза. Последний раз месяц назад. У нее есть парень. Вернее, не совсем парень… Ну, ты понимаешь, Васич, мужчина, старше ее лет на пятнадцать. Они вместе живут уже два месяца. Он состоятельный и Насте вроде как нравится.

– Понятно, – сказал Димка.

– Насчет универа я не знаю, Васич, она, по-моему, совсем махнула рукой на это!.. Зачем девушке высшее образование, тем более инженерное, если она подцепила богатого мужика? Я верю ей. Она могла. С ее-то формами… Мне кажется, она бросит универ. Она создана для другого.

Димка молчал и смотрел впереди себя в одну точку.

– Понятно, – повторил он. – Для богатенького Буратино?

– Васич, если ты жалеешь о том, что наколбасил, так и скажи, – вздохнула Анька.

Чёрт! Ну как рассказать обо всём Аньке? Он мог бы всё ей рассказать, но только не это. Она умненькая, но всё же – девчонка, и, чем чёрт не шутит, вполне возможно, через некоторое время весь факультет узнает о том, что он и Настя больше месяца спали вместе, будучи братом и сестрой. Не самые радужные слухи… Если скажу – будет только хуже. Всем.

Димке казалось, у него поднимется температура, если он хоть ещё минуту будет держать это в себе, только вот язык не поворачивался начать разговор, ради которого он и позвал сюда Анхен. Вот и поговорили. Только сложнее стало.

Он одного теперь боялся: встретить Настю, столкнуться с ней где-нибудь и услышать вопрос: «Почему?», на который нет и никогда не будет ответа, кроме того, что говорить нельзя. Ни ей, ни Аньке, никому. Но Настя, будто чувствовала его настроение: Димка почти не видел её. Всего два раза в начале семестра на лекциях, а потом – исчезла. И за полгода – ни одного упрёка, ни одной смс, ни одного звонка.

Он не знал, не мог подсчитать, чего больше в этом странном чувстве: надуманного братского отношения, которое он упрямо пытался внушить себе вот уже третий месяц, или естественной и яростной ревности, прежде ему не свойственной.

– А что ты сама думаешь об этом?

– Я не знаю, что произошло у тебя с Настей. Она не говорит, да и ты, как воды в рот набрал, – начала Анька, – я думаю, тебе нужно поговорить с ней. Извиниться для начала, объяснить… Хотя, Васич, ты уже в такой жопе, что и пытаться, наверное, не стоит. Раньше надо было париться. Девушка твоя уж больно не к месту созрела…

19

Георгий и Настя ужинали в итальянском ресторане. Впрочем, они почти никогда не ужинали дома.

– Что нового в моей альма-матер? – спросила Настя, когда ей принесли лазанью-болоньез. – Может, мне нужно появиться? Хотя бы к концу полугодия.

– Зачем, солнце? – удивился он. – Можешь, конечно, зайти, если хочешь. Тебе не стоит беспокоиться об этом. Твоя летняя сессия уже, считай, закрыта. Я хочу оформить так, будто ты сдала её досрочно после майских праздников. А в начале июля мы с тобой полетим на Ибицу в Испанию. Я вчера заказал путёвки. Как тебе, солнце?

– Это просто замечательно, – улыбнулась Настя. – Не знаю даже, что сказать!

– Ты не против?

– Конечно же, согласна! А на сколько?

– На месяц. Ты не захочешь уезжать. Да, кстати, сегодня ко мне заходил один парень, спрашивал о тебе.

– Да? Что спрашивал?

– Не помню фамилии. С четвёртого курса вроде. Знаешь, сколько их у меня? Из механиков, по-моему. Интересовался, не отчислили ли тебя.

– А как он выглядел?

– Что я, помню, что ли, солнце? Если б спросила девушка, я бы, может, и запомнил, но на парней, извини, не смотрю. Высокий, худощавый… Не помню. Хотя нет, фамилию вспомнил – Васильев. Кто это, солнце, а? Бывший поклонник? Или… ты дала ему отставку?

– Ни то, ни другое.

Они ужинали молча. А после, остановившись у зеркала в туалете, Настя замерла. Она просто не узнала себя. То же чувство, что и два с половиной года назад. Давящее, тоскливое одиночество, которое приходит тогда, когда совсем этого не ждёшь. Вернее, оно всегда рядом, просто не всегда его замечаешь. Из зеркала на неё смотрела она же – Настя, только со стороны. Казалось, та холёная девушка в кремовом платье понимает всё намного лучше, будто видит её насквозь и при этом смеётся ей в лицо. Да, та девушка знала и видела всё. Она как бы наблюдала за настоящей Настей, качала головой и тихо шептала: «Не верю!» Ничему не верю. Ты плохая актриса – вот ты кто!

Настя знала, что девушка в зеркале права. Ей и правда чудилось, что она последнее время снимается в кино, играя при этом чужие роли, в которые никак не получалось вжиться. Два месяца это была роль женщины богатого мужчины, как захотелось Георгию – другими словами, дорогая содержанка. Она принимала от него подарки, жила в его четырёхкомнатной квартире на Ленинском проспекте, заказывала еду на дом и посещала салоны красоты через день – а он водил её по ресторанам, брал с собой на презентации и приёмы.

Настя не прониклась своей простой, на первый взгляд, ролью и чувствовала себя разве что девушкой из фирмы эскорт-услуг, но никак не роскошной женщиной, какую из неё пытался сделать Георгий.

Чем я лучше шлюхи? Почти ничем.

Настя вздохнула и продолжала изучать себя в зеркале. Дорогая живая кукла, красивая игрушка в руках денежного Георгия, который хвастается ею своим друзьям. Настя и Георгий мало разговаривали – видимо, кукле это было необязательно. И опять роли.

С Георгием – роль живой элитной куклы, любовницы-содержанки. С Максимом – роль хорошей девочки, которая Насте тоже не слишком удалась. Как же трудно… Неужели, чтобы удержать мужчину, нужно всё время подстраиваться под него? Любит куколок? Быть куклой. Любит хороших девочек? Быть хорошей девочкой. Любит стерв? Быть стервой. Как же всё-таки трудно… А собой-то когда быть? И главное – с кем?

Час назад Георгий сказал, что к нему днём подходил Васильев.

Настя подняла глаза и снова посмотрела на девушку-двойника в зеркале. Теперь она уже не смеялась над ней – в её глазах блестели слёзы. Самые настоящие. Солёные. Свои.

Первое, что она сделала, зайдя поздно вечером в квартиру, это понеслась в ванную, на ходу сбрасывая туфли и расстёгивая платье. Раздевшись, Настя встала под горячий душ и неподвижно простояла под ним минут сорок, подставив лицо тонким струям воды.

Она надела белый махровый халат и босиком медленно вышла. На кухне Георгий пил виски со льдом. Настя натянуто улыбнулась, глядя на его пальцы. Они были тонкие и длинные – почти женские. Машка бы сейчас уточнила с ехидным смешком – «как у гинеколога».

Они молча прошли в комнату и легли в постель. От Георгия пахло смесью виски и пряного одеколона, а в темноте на шее блестела золотая цепочка. Настя лениво отвечала на его ласки; секс был вялым и пресным, как после двадцати лет совместной жизни. Никаким. Чисто физиологическая близость с нелюбимым мужчиной. Когда он наконец закончил своё дело и, отвернувшись, отключился, Настя ушла на кухню.