Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн - Страница 45

Многие потрясенно ахнули — в том числе и мама и некоторые из сирот, а не только миссис Ктототам.

Энтони Грин вздохнул и открыл зеленую шкатулку.

— Если хотите, вот, пожалуйста, — сказал он.

Кажется, тут все посмотрели на него. Он настолько выделялся из толпы — со своим удивительным лицом и странным зеленым плащом. Помню, я взглянула на его профиль, когда струйка из шкатулки обвилась вокруг него, и подумала, что яркий глаз, который мне было видно, больше похож на ястребиный, чем на попугайский. От миссис Ктототам по-прежнему исходили волны угрызений совести, и всем нам, по-моему, было неловко смотреть, как это невидимое могучее вещество вьется кругами вверх, прямо в небо, закутывается в туман, набирается еще больше сил от гладкого серого моря. Но все равно мы смотрели. И видели, как оно всей своей тяжестью накрывает тетушку Марию и всех миссис Ктототам.

К этому времени оно стало серое — а еще густое, тяжелое и полное видений. Их были сотни — для каждой свои. Я видела, как огромная серая волчица крадется по воздуху к тетушке Марии. Поначалу она истекала слюной и скалилась, но потом дернулась, подпрыгнула и упала на бок — мертвая. Потом на ее месте появился другой волк, поменьше, бурый, он с несчастным видом жался под дождем и совсем отощал. Я видела, как Элейн пятилась от огромной бурлящей фигуры Ларри, сотканной из тумана. Этот призрачный Ларри был обижен, измучен, чуть ли не в слезах. Элейн по-настоящему расстроилась.

Крис протолкался к Энтони Грину.

— Элейн спасла меня на охоте, — сказал он.

— Знаю, — кивнул Энтони Грин.

Несмотря на это, вид у облачного Ларри стал еще более горестный. Энтони Грин посуровел. Наверное, он разговаривал с кем-то еще, кроме Криса и мамы, а может быть, видел кое-что, когда отправлял проекции из своего заточения. Видений было очень много. Разные люди — несчастные, отчаявшиеся, виноватые, растерянные, — по десятку на каждую. Среди видений маячили и облачные плачущие сироты. Несколько раз я смутно видела в сером тумане папу — он стоял, шатаясь, по колено в море и глядел в лицо смерти. Наверное, он все-таки падал с утеса. Я видела даже саму себя — вот уж не ожидала. По-моему, Энтони Грин хотел показать, как со мной обращалась тетушка Мария, но у него получилось похоже на картинку в альбоме, который дала мне Эстер Бейли, — я была в виде девочки, которую тянули и пихали под землю страшные тени.

Я понимала, чего он добивается. Он хотел показать им, что они на самом деле творили. Только, по-моему, у него не очень получилось — как не получилось сделать Наоми достойной доверия. Некоторые миссис Ктототам огорчились не меньше Элейн. Но большинство стояло себе, даже не глядя на видения, которые вихрились вокруг них, — по-моему, эти тетки вообще старались, наоборот, заставить нас мучиться совестью. Бенита Уоллинс сидела, свесив ноги, на краю набережной, рыдала и выла. Но мне кажется, это была просто психологическая защита. А тетушка Мария сидела, отвернувшись, в своем кресле-качалке, и вид у нее был печальный, непреклонный и плюшевый.

Энтони Грин предпринял последнюю попытку достучаться до нее. На тетушку Марию прямо-таки нахлынули видения. Там были Крис, я, сироты, папа, перепуганная седая старушка, которая съеживалась в перепуганную серую кошку, сотни всего — даже сам Энтони Грин, раздавленный, задыхающийся. А в самом-самом конце снова появилась огромная серая ощерившаяся волчица — только на этот раз, когда ее застрелили, она превратилась в женщину с длинными черными волосами, окутавшими ее всю с ног до головы, и стала очень ярким образом Наоми, какой ее, наверное, знал Энтони Грин.

Тетушка Мария по-прежнему непреклонно смотрела на море.

— Нет, — сказала она, когда и Наоми тоже растаяла. — По зрелом размышлении заявляю: я не сделала в жизни ничего, за что могла бы себя упрекнуть, молодой человек.

По-моему, видения расстроили Энтони Грина даже больше, чем тех, на кого они были нацелены. Он побледнел и стал похож на пугало.

— Очень хорошо, — сказал он и со щелчком захлопнул зеленую шкатулку.

Миссис Ктототам ахнули.

Тетушка Мария застыла на месте. А потом вдруг исчезла. Энтони Грин повернулся ко мне и протянул мне зеленую шкатулку, на крышке которой стояло что-то малюсенькое.

— Подержи ее, пожалуйста, секунду, пока я сниму плащ, только не урони, — попросил он.

Я бережно взяла шкатулку. Все, в том числе и я, разом простонали: «О-о-о!» — когда поняли, что стоит у нее на крышке. Это была крошечная-прекрошечная старушка в лисьей горжетке и высокой шляпке, сидевшая в крошечном-прекрошечном креслице-каталке. Она не шевелилась. Я не удержалась и дотронулась до нее кончиком пальца, и она оказалась твердая, будто игрушка, только холодная как лед.

Энтони Грин перебросил зеленый плащ через плечо, держа его одним пальцем за воротник, и протянул другую руку за шкатулкой. Когда я бережно вернула ее, появился мистер Фелпс. Он вез мисс Фелпс — крошечную и согбенную — в другом кресле-каталке. Не кресло, а прямо ископаемое, подумала я. Оно было плетенное из ивовых прутьев и с диковинными колесами. Мистер Фелпс старательно делал вид, будто не имеет к нему никакого отношения и вовсе его и не катит.

— Все население собрано на площади согласно распоряжению, — отчеканил он совсем по-военному.

Потом они с мисс Фелпс увидели тетушку Марию в миниатюре на крышке зеленой шкатулки. Остолбенели. Кадык у мистера Фелпса скользнул вверх и вниз.

— Не знал, что такое возможно, — проговорил мистер Фелпс.

Мисс Фелпс сказала:

— Жаль, вы не сообразили сначала вернуть мне мое кресло-каталку.

— Ой, значит, оно было ваше? Простите, — сказал Энтони Грин. И улыбнулся ей самой длинной своей улыбкой. — Пойдемте на площадь, — пригласил он.

И мы пошли — и мы, и миссис Ктототам — беспорядочной озадаченной толпой. Энтони Грин шел во главе и чуть-чуть улыбался, плащ висел у него на плече, а шкатулку он держал очень осторожно, чтобы крошечные колесики не укатили миниатюрную тетушку Марию за край крышки.

На площади собрался весь Кренбери. Люди сидели на крышах машин и толпились на мостовой, стояли на скамейках и теснились в дверях. Я и не знала, что в городе живет столько народу. Никто из мужчин в тот день не пошел на работу. Повсюду мелькали зомби в костюмах — и женщины, которых я никогда раньше не видела. Очень многие показывали пальцами и удивленно восклицали при виде сирот, которые проталкивались через площадь вслед за Энтони Грином. Пока Энтони Грин прокладывал себе путь к памятнику героям войны посередине площади, бережно держа над головой зеленую шкатулку, я успела увидеть и продавщицу из одежного магазина, и носильщика в сапогах, и доктора Бейли, и мистера Тейлора, аптекаря. Мистер Фелпс и Ларри шли следом за ним, подталкивая сирот. А Элейн, которой, очевидно, обязательно нужно было о ком-то заботиться, катила мисс Фелпс в ее невообразимом кресле, и потом обеспечила той хорошее место у самых ступеней памятника.

А вот мы с Крисом остались на краю площади, потому что там на каком-то крыльце стоял папа. Мама издалека заметила его и ринулась через толпу, распихивая всех локтями. И протолкалась, я видела. Но все мои тайные надежды на счастливый конец развеялись, едва только я увидела, как страшно смутился папа, когда заметил ее. Он чуть не убежал назад, за дверь, к которой прислонился, лишь бы унести ноги. Правда, когда мама заговорила с ним, он немного пришел в себя. Но тут с другой стороны к нему пробилась Зенобия Бейли и с видом законной владелицы взяла его под локоть. Мама заговорила и с ней, а не только с папой. А потом мама протолкалась обратно к нам, и лицо у нее было раскрасневшееся и даже довольное.

— Ну вот, — сказала мама, — не знаю уж, что там у него стряслось, но какая-то авария точно была. Говорит, теперь вспомнил, как вылезал на берег из моря. Наверное, частичная потеря памяти. Зато он согласился подписать нужные документы, а значит, все в порядке.

Ничего себе в порядке, подумала я. Но тут Энтони Грин начал говорить со ступеней памятника. Голос у него негромкий, поэтому все волей-неволей перестали шуметь, чтобы послушать его.