Проба сил (СИ) - Лисина Александра - Страница 58

Но как? И почему они тут оказались? Почему мне все время кажется, что они бесконечно мучаются, подвешенные тут между небом и землей?

Да это же души! - внезапно осенило меня, заставив приподняться на здоровом локте. - Чужие души, вырванные насильно и намертво привязанные к этому месту. Наверное, принесенные в жертву, замученные, притянутые к камню, как к алтарю, но никак не способные умереть. Не способные на покой. И обреченные вечно висеть в пустоте между двумя мирами, питая создателя этого чудовищного жертвенника своей неиссякаемой энергией - еще не смерти, но уже и не жизни. Наверное, самая лакомая пища для жадного до чужого горя некроманта.

Выходит, вот почему эары оставили, в конце концов, Фарлион? Из-за них? Из-за погибших братьев и сестер, которых некогда заставили (уговорили? обманули?!) лечь на этот огромный алтарь и подарить творившему ритуал магу безграничную власть над своим посмертием? Быть может, именно поэтому эары теперь не доверяют и ненавидят смертных? Возможно, вот она -причина их внезапного отторжения? И возможно, именно в этом следует искать корень всех зол? Ведь сотворил этот ужас именно человек. Смертный. Темный маг, от которого давным-давно отказался даже его собственный народ. Темный Жрец, посвятивший этот алтарь своему жестокому богу. И обезумевший паук, не уставший за столько веков пожинать эту кровавую жатву.

Боже...

Перед глазами, как живое, встало бледное, искаженное лицо Ли-Кхкеола. Некогда красивое, совершенное, но теперь перекошенное от боли и гнева.

Едва представив, сколько времени эти души томятся в плену, мне сделалось дурно. А когда я смогла различить там и женские лица, и даже крохотное личико бледнокожего малыша, внутри удушливой волной поднялась знакомая ярость. После чего мои зубы сами по себе клацнули, глаза загорелись, как у безумной ведьмы, рот наполнился соленым, а их горла вырвался сдавленный рык.

- Мертвым - мертвое, - прохрипела я, выплюнув на алтарь сгусток собственной крови из прокушенной насквозь губы. - Прах к праху... живым - живое... а душам - свободу...

Эриол, как почувствовал, сам собой скользнул в мою окровавленную ладонь.

- Отпусти их, - прошептала я, глядя на яростно сверкающее серебристо-голубое лезвие. - Отпусти... дай свободу... пусть Тени вернутся к Теням, пусть мертвые, наконец, упокоятся. Пусть живые останутся жить. И пусть они снова услышат, как шумят рощи родного Эйирэ... отпусти их... пожалуйста... мне больше некого попросить...

Я думала - не дотянусь, когда протягивала дрожащие от напряжения пальцы с зажатой в них изогнутой рукоятью. Думала - не справлюсь, свалюсь на последнем шаге, не выдержу. Однако Эриол не подвел. То ли почувствовал родные души, то ли меня услышал - не знаю. Однако точно знаю, что когда призывала его, он не дотягивался до нити на целую ладонь. Но когда у меня из глаз брызнули злые слезы, а из горла сам собой вырвался горестный всхлип, резко оборвавшийся из-за открывшегося кровотечения, клинок неожиданно потеплел, побагровел от пролившейся на него крови и... вытянулся ровно настолько, чтобы с хрустальным звоном пересечь эту проклятую проволоку!

От облегчения я улыбнулась и обессилено сползла вниз, уже зная, что вместе с появлением Эриола за моей спиной больше не осталось Теней. Зная, что теперь дорога Тварям была совершенно открыта, почти слыша громкий топот их уверенных лап. Но ничуть не переживая на этот счет. И снова - улыбаясь, потому что Лин точно прав: свою смерть я нашла и упрямо выбрала сама. Так что это уже не страшно. И совсем необидно - умирать на пороге взломанной Печати, видя, как дрожит от натуги внезапно расколовшийся пополам валун, слыша, как с тихим криком рвутся одна за другой многочисленные нити чужого заклятия, и с благодарностью сжимая удивительный клинок, который принес мне так много хороших воспоминаний.

До земли было совсем немного - всего полметра высоты и полсекунды тяжелого падения, после которого меня ждала только благословенная темнота. Но мне, как и всегда, снова повезло: за эти краткие мгновения я успела увидеть результаты своих усилий и поняла, что не зря старалась. Потому что вдруг почувствовала, как ушел из груди недавний холод. Ощутила, как меняется что-то внутри меня. Увидела снова мелькающие над разрушенным алтарем лица и поразилась тому, каким ослепительным светом теперь засияли их большие глаза.

За какие-то доли секунды каждое из этих лиц прошло перед моими глазами. Каждое обменялось со мной бесконечно долгим, невероятно выразительным взглядом. Каждое приблизилось и неуловимо коснулось моего лба невидимыми губами. И каждое, отдаляясь, послало мне легкую, благодарную, поразительно человечную улыбку.

Я запомнила их все, пока падала на залитую кровью землю. Запомнила каждую черточку, каждую складку, каждую крохотную линию. Я снова вспомнила погибшего Ли-Кхкеола, а потом неожиданно поняла - вот зачем он так рисковал и пробирался через половину Валлиона с таким сокровищем, как Эриол. Он искал ИХ - своих погибших и все еще страдающих братьев. Много времени искал. Звал. Как искали когда-то и звали их остальные. Эары невероятно тесно связаны внутри своего народа. Как крохотные части единого целого, они отлично чувствуют боль и радость друг друга, страх и сомнения, счастливые улыбки и горестное ожидание, радость и разочарование, рождение или смерть... и все они ЗНАЛИ, какая судьба постигла много веков назад пришедших в Долину эаров. Все они ЧУВСТВОВАЛИ, на какой ужас их обрек один единственный человек. Все они страдали, смутно ощущая отголоски чужой боли. И все, закрывая глаза, постоянно видели, как раз за разом под монотонный речитатив опускается на чужую грудь сверкающий жертвенный нож.

Так что все правильно. Все было правильно и логично. Все, до последнего слова и до самого низкого поступка.

В этот момент неожиданного прозрения я внезапно поняла все. А поняв, так же внезапно приняла и простила их ненависть. После того, что случилось, у эаров действительно было на нее право. И у них было право каждого из нас считать своим кровным врагом.

Так что не мне их судить. Наверное. И не мне выносить им за это приговор. Пусть идут с миром. И пусть их светлые души когда-нибудь снова обретут покой.

Я тихо вздохнула и, провождая глазами отлетающие души, слабо улыбнулась от мысли, что все-таки отдала им свой кровный долг. А потом опустила веки и рухнула в глубокую черную яму, уже не почувствовав, как у самой земли меня бережно подхватили чьи-то сильные руки.

-Глава 18-

Разбудил меня яркий солнечный луч, упрямо щекочущий правое веко. Вредный какой... но и отворачиваться не было никакого желания. В теле поселилась блаженная истома, кожу ненавязчиво ласкал нежный шелк простыней, вокруг царила восхитительная прохлада. И только этот упрямый лучик, как чей-то пристальный взгляд, по-прежнему тревожил неустойчивый сон.

Поняв, что симулировать дальше нет смысла, я неохотно открыла глаза. И тут же изумленно уставилась на совершенно незнакомого типа, неподвижно сидящего подле моей постели и пристально изучающего мое растерянное лицо.

Тип был странным. Очень смуглым. Но с приятными, за версту отдающими благородными предками чертами лица, густой гривой абсолютно прямых, иссиня черных, очень длинных, заплетенных в тугую косу волос. С узким острым подбородком, довольно странно сочетающимся с высоким лбом и прямым носом, украшенным едва заметной горбинкой. С тонкими губами, сейчас - поджатыми и слегка подрагивающими, как будто он сдерживал снисходительную улыбку. А еще - с непонятными, слегка вытянутыми кнаружи, как у китайцев, глубоко посаженными, непроницаемо черными и поразительно живыми глазами, в самой глубине которых то и дело вспыхивали крохотные, едва заметные, но все же самые настоящие алые искорки.

- Доброе утро, Гайдэ, - тихо сказал незнакомец, заставив меня сильно вздрогнуть. Поразительно знакомым, мягким, чуть хрипловатым баритоном, который я так часто слышала в своей собственной голове. - Здравствуй, сестренка. Я так долго хотел увидеть тебя своими глазами.