Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть) (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна - Страница 117

— Как можно понять силу своей веры?

По своему обыкновению, Терезия долго молчала и только когда они укладывались спать, залив огонь водой и укутываясь на своих лавках в меховой полог, ответила:

— Постоянством своей любви.

Утром, идя на службу, они срывали с грядок мокрые от росы листья салата и щавеля, выдергивали из земли, показавшуюся репку или крепкий капустный кочан и проходя мимо трапезной, оставляли их у порога в корзине.

Как-то утро, после службы, мать Петра объявила о том, что с этого дня сестрам следует подумать о сборе урожая, как в монастырском саду, так и в их лесном угодье. Сестры заметно оживились. Терезия не могла оставить лазарет и снарядила на сборы Нику, дав ей большую корзину и необходимые указания. Торопливо кивая ее словам, Ника подхватила корзину и стараясь не бежать, поспешила к воротам, где собиралась группка монахинь, отряженных в лес, взбудораженных, возбужденных и немного испуганных, как будто они отправлялись к неведомым, далеким землям. Наконец, сестра привратница открыла калитку в воротах и благословила избранниц, пожелав им вернуться с хорошим урожаем. Для Ники местность за оградой монастыря на самом деле была таинственной землей и она с любопытством, молча, осматривалась, пока одна из сестер, неожиданно не отделилась от их небольшой группы, уже входившую под тенистые своды леса, и не продолжила свой путь по дороге.

— Куда это она? - спросила Ника у молоденькой монахини, шедшей впереди нее.

Монахиня хорошо знала Нику, так как часто дежурила вместе с ней в лазарете, а потому охотно ответила, покачав головой:

— Бедняжке придется целый день собирать подаяние в деревне.

— Здесь есть деревня?

— Да совсем рядом, но сестры всегда возвращаются оттуда с пустыми кружками.

— Деревня так бедна?

— Нет, напротив. Благодаря милости Вседержителя, она процветает, из-за того, что там держат гостиницу, чтобы тем, кто приехал просить милосердного Асклепия о помощи, было где остановиться. И добрые люди не скупясь, подают сестрам… - монахиня запнулась и умолкла и Ника закончила за нее:

— Однако в обитель они возвращаются без подаяния. Так?

Монахиня печально кивнула. Они шли по лесной тропе щедро усыпанной хвоей и шишками, пахло сосновой смолой.

— Поверить не могу, - прошептала Ника, — что сестер грабят. Орки?

— Если я тебе расскажу это будет похоже на то, что я жалуюсь, — обернувшись к ней, тоже шепнула монашка и Ника поторопилась поравняться с ней. Сначала девушка испуганно огляделась, но поняла, что вроде никто не собирается возражать против такого вопиющего нарушения устава и тихонько продолжала:

— Матушка повелела нам принимать все, что бы ни происходило, как испытание и уповать на милость Вседержителя и святого Асклепия. Тебя возмутило то, что ты услышала от меня сейчас, значит я ранила тебя своими словами. Не спрашивай же меня больше об этом. Мои слова только попусту возмутят твою душу и займут ум праздными мыслями. Молись Вседержителю, что бы матушка не наложила и на тебя это послушание, потому как оно чистое наказание.

Тропинка вывела их к ячменному полю на котором трудились жнецы. Меж ячменных колосьев синели васильки. Поле было поделено на равные наделы, границы которых обозначали “соломенные факелы” - клочком соломы, прикрученный к палке и воткнутой в землю. Пройдя по тропинке, ведущей вдоль поля, с опущенными долу лицами, монахини снова углубились в лес. Тропинка привела их под дубы, где одна из сестер осталась, чтобы собрать желуди для свиней. Постепенно, от того, что монахини разбредались кто куда, их группка таяла: кто собирал плоды букового дерева, кто орехи. Одна из сестер набивала мешок из рогожи сухими листьями и мхом для подстилки скоту. Нике выпало собирать дикий хмель. И, конечно же, никто из них не смог удержаться, чтобы не набрать грибов, черники и терновых ягод. Повезло и Нике — она набрела на рябину арию, срезав от нее черенок. Сестре Терезии давно хотелось высадить ее в монастырском саду. Еще она нашла грибное место под елями, где стоял запах сырости. Она начала собирать грибы и увлекшись залезла в какие-то заросли, но протянув руку к очередному грибу, манившего ее крупной коричневой шляпкой с приставшим к нему сухим листом, она тут же брезгливо отдернула ее, едва не угодив пальцами в липкие тенета паутины.

Ее память тут же вывернулась из-под гнета запрета наложенного на нее и перед внутренним взором Ники тотчас предстал образ Доргана. Она опустилась на траву. Думать о нем было слишком больно. Ника боролась со своим сердцем, стоя перед выбором остаться и разыскать мужа или дойти до конца пути который начала, чтобы узнать, есть ли для нее хоть какя-то возможность попасть домой. Осуществимо ли это вообще и есть ли у нее шанс. Она должна это знать. Все это время она сознательно взваливала на себя любую работу, хваталась за все, лишь бы не думать о Доргане.

Корзины были полны, но никто из монахинь не торопился возвращаться в обитель, слишком хорошо было в лесу. Самая старшая из них, с умилением оглядываясь, заметила, что стоят последние погожие денечки.

А поздним вечером, на плуночной службе, Нику вдруг оставило мужество и она горько разрыдалась. Чтобы никто из сестер не слышал ее горьких рыданий, она склонилась к подножию статуи Асклепия, касаясь лбом его холодного камня и зажимая рот ладонями. Как же она тосковала по нему. Хоть бы разочек взглянуть на него, обнять

День спустя, вечером, Ника и Терезия сидя за столом в своей хижине, занимались тем, что выжимали сок из капустных листьев, который добавляли в купорос, для того, чтобы чернила приобрели пурпурный цвет. Заказ поступил к ним из скриптория через мать Петру, попросившую их об этом. Ника потянулась к ступке, что стояла на полке. В ней тяжелым пестиком она должна была разбить, а потом размельчить чернильный орех. Достав ступку, она машинально поймала, скатившийся из-за нее свиток. Поставив ступку на стол, Ника развернула его и прочитала первое, что попало ей на глаза:

— “Бузина черная и красная — тепла и суха. Символизирует усердие. Масло из ее зерен полезно от подагры. Омела с бузины, растущей по соседству с ивой — помогает от эпилепсии. Цветы исцеляют рожу и ожоги. Зерна — потогонны. Кора полезна от водянки. Маленький прутик, сорванный незадолго до октябрьского новолуния и разломанный на девять кусков — помогает от водянки. Вода из листьев убивает мух” Надо бы сказать об этом сестре в трапезной. Она измучилась выгонять их от туда.

— Ты, умеешь читать? - оторвавшись от своего занятия, взглянула на нее Терезия.

— Да

— Что там еще написано?

— “Каштан. — начала читать Ника — При ревматизме в руке или ноге, как можно чаще брать в руки три каштана, перебирая их пальцами. Когда боль утихнет, положить каштаны в карман. При ревматизме ноги класть каштаны в чулки. Полезно так же положить под тюфяк две старые подковы: одну в ногах, другую — под изголовье”. По-видимому, очень действенное средство.

— Не знаю, — отозвалась Терезия. — Я его не пробовала, а этот свиток принадлежал сестре Умбрии, что жила здесь до меня. Она умела читать и писать, — и помолчав немного, спросила: — Ты тоже умеешь писать?

— Умею

— В скриптории хранятся книги в которых описаны старинные рецепты. Сможешь ли ты переписать некоторые из них для меня?

— Смогу

— Тогда я, испрошу дозволение у настоятельницы, чтобы ты могла читать и писать с тех книг. Мы тогда сможем изготовить новые настойки и мази, которые может быть будут сильнее и действеннее чем те, что готовим сейчас.

Подниматься по утрам становилось все труднее. Ника высовывала нос из-под теплого меха и нюхала холодный, пропахший, схваченный первыми заморозками листьями, воздух. Это были самые трудные, почти невыносимые минуты стылых предрассветных сумерек. Но это не было аскезой, умерщвлением плоти, как думала вначале Ника: просто монахини предпочитали работать при дневном свете, сберегая свечи, да и просто опасаясь пожара. Зато в эти самые часы в мире царило совершенное спокойствие и та светлая гармония, что еще была не потревожена человеческими заботами, страстями и суетой, та особая тишина о которой она и не подозревала раньше. И Ника любила слушать, как тихие слова молитвы вплетались в нее.