Secretum - Мональди Рита - Страница 45

– О великие небеса! Как ты выглядишь, мальчик? Похоже, я принимаю здесь делегацию аркадийских пастухов.

Этот упрек Атто заставил меня опустить голову и смущенно оглядеть свою одежду, помятую после занятий любовью и позеленевшую от травы, на которой я лежал вместе с Клоридией.

– Бюва, наведи хоть немного порядка в этой комнате! – приказал Атто своему секретарю, причем даже перешел на «ты». – Протри пол тряпкой, а если не найдешь таковой, используй рукава своей куртки, ты все равно никогда не меняешь ее. Приведи в порядок мои бумаги и вели принести нам что-нибудь поесть. Да поторопись, черт возьми! Я жду гостей.

Несмотря на то что он не был ознакомлен с обязанностями служанки и естественно было бы спросить, почему Атто не поставил эту задачу перед одним из камердинеров, Бюва не рискнул отказаться, видя, в каком нервном состоянии находится его хозяин. Поэтому он занялся наведением более или менее сносного порядка в комнате: сложил бумаги аббата, его украшения, убрал остатки еды, громоздившиеся на софе, и собрал разбросанные по полу многочисленные книги. Я помогал ему изо всех сил, однако Бюва был настолько неловок, что создавал еще больший беспорядок, вместо того чтобы уменьшать его.

Я заметил, что его преосвященство потирает раненую руку, и спросил:

– Синьор Атто, что с вашей рукой?

– Лучше. Но я не успокоюсь, пока не узнаю, кто меня так отделал. Вот уже несколько дней происходят странные дела: сначала меня ранят в руку в присутствии переплетчика, потом он умирает, царствие ему небесное, потом пытаются ограбить вас обоих…

В этот момент в дверь постучали. Бюва пошел открывать. Я видел, как он принял письмо у слуги и, закрыв дверь, поспешно передал его аббату Мелани.

Атто сломал печать пробежал глазами строчки. Затем спрятал письмо в сумку и грустно сказал тихим голосом:

– Она не приедет. У нее началась легкая лихорадка, и пришлось задержаться в пути. Она извиняется, что не могла сообщить об этом раньше, и т. д., и т. п.

Через несколько минут Мелани выставил нас за дверь. Причина была та, что и накануне: письмо мадам коннетабль, которое Атто, очевидно, хотел прочитать наедине, подальше от наших вопросительных взглядов.

Как только мы вышли, я попрощался с Бюва, который изъявил желание заглянуть в библиотеку, и тут меня охватило неприятное чувство. С какой целью аббат вызвал меня к себе, если тут же отпустил, не дав никакого задания, не спросив ни о чем и абсолютно ничего не сообщив мне? Разумеется, плохая новость о задержке мадам коннетабль пришла неожиданно, и, кроме того, задание – составить отчет об этих праздничных днях – было дано мне только вчера, однако, если хорошо подумать, до сих пор Атто использовал меня не столько как биографа, столько как информатора (смотри вчерашний вечер). Более того, в том что касается информации относительно событий вокруг его книжечки, которая, похоже, была в центре цепочки несчастных случаев, аббат также был крайне сдержан. После известия о смерти переплетчика он очень быстро пришел в себя.

Бюва зашел за Мелани, и, когда часом спустя я приступил к поиску той самой книжки в покоях Атто, откуда раньше наблюдал за ним через подзорную трубу, аббат уже разговаривал с другими гостями в саду виллы. Когда мастер по изготовлению четок передавал ему книжку, она была завернута в голубую бархатную ткань, и теперь мне было трудно узнать ее по виду и цвету переплета.

Я поискал во всех комнатах и проверил все книги Мелани, однако, увы, не нашел и следов только что переплетенного томика: все книги были потрепанными от частого пользования. Видимо, Атто взял с собой на виллу Спада только те книги, которые открывал чаще всего. По этой причине книга в новом переплете, разумеется, сразу же бросилась бы мне в глаза. И снова я задержался на некоторое время, чтобы прочитать пару страниц из занятных сообщений о кардиналах: почерпнутые сведения весьма пригодились мне во время ужина, чтобы разобраться в намеках и комментариях их преосвященств. Затем я еще раз посмотрел везде, но не обнаружил ничего. Может, аббат дал ее на время другому гостю? Если это так, то содержание книги не могло быть таким уж секретным.

Атто, как я уже понял, боялся стать жертвой антифранцузского, возможно управляемого австрийской рукой, заговора. Однако полностью уверен в существовании заговора он не был. Рассказ Сфасчиамонти о черретанах, о которых он раньше никогда не слышал, смутил его. Он писал мадам коннетабль, что хочет попросить аудиенции у посла Империи, графа Ламберга, но Ламберг, которого ждали на вилле Спада, еще не прибыл. Конечно, его можно было бы увидеть завтра на свадьбе. А до того аббату и мне не оставалось ничего другого, кроме как ждать.

Что, собственно, спрашивал я себя, мне удалось узнать до сих пор от аббата Мелани? Должен состояться конклав, он ясно сказал об этом, и он же показал мне написанный его рукой список кардиналов, но сверх того? Куда подевались честолюбивые поучения опытного агента, который беспрестанно преподносил мне уроки, когда я еще работал слугой в локанде «Оруженосец». О да, в конклавах Атто должен был кое-что понимать: аббат даже хвастался, что приложил руку к выборам одного Папы.

«Да, действительно, аббат Мелани постарел», – сделал я вывод и несколько огорчился. За это время слова Атто сказали мне меньше, чем его личные вещи, которые я опросил тайно: одежда (где я нашел свои жемчужины) и, самое главное, тайную переписку с мадам коннетабль.

Мадам коннетабль, княгиня Мария Манчини Колонна: да, о ней Атто рассказывал весьма охотно, когда несколько часов назад мы проникли на «Корабль». Но это была история, происходившая много лет назад: она не имела ничего общего с предстоящим конклавом. Атто был настолько осторожен, что умолчал о нынешней странице своего знакомства с мадам коннетабль: он, например, ничего не рассказал мне об их общем интересе к событиям вокруг Испанского наследства. А также о том, какое отношение мадам коннетабль, родившаяся в Риме и выросшая в Париже, вообще имела к Испанскому королевству.

В конце концов я прекратил поиски книги, которую переплел бедный Гавер, и снова взялся за грязное белье аббата, чтобы извлечь из него пачку писем с тайной перепиской между ним и мадам коннетабль. Как и в первый раз, я нашел письмо от Марии Манчини вместе с еще не запечатанным ответом аббата. Я быстро пробежал их глазами: в этот раз мне хотелось взглянуть на более старые письма, которые накануне я вынужден был оставить без внимания.

В самом начале письмо мадам коннетабль касалось нападения, которому подвергся аббат Мелани:

«Какую боль вы причинили моему сердцу, любезный друг! Как Вы себя чувствуете? Что с Вашей рукой? Неужели действительно есть причина предполагать за всем этим жестокую руку Империи? Я молюсь от всей души, чтобы хотя бы Вы не стали жертвой кайзеровских наемных убийц. Ведь над многими смертями, над слишком многими, развевается знамя с двуглавым орлом дома Габсбургов.

Будьте бдительны, берегите себя от своего окружения. Я дрожу при мысли о том, что Вы будете просить аудиенции у графа фон Ламберга. Не ешьте ничего с его стола, не пейте из кубка, который наполнила его рука, ничего не берите у него, даже щепотку нюхательного табака. Там, где подвел кинжал, более успешным может оказаться яд – любимое оружие приближенных императора.

Вы носите с собой безоар, который я прислала Вам из Мадрида несколько лет назад? Он защитит Вас от любого яда, помните об этом!»

И тут я снова вспомнил: разве я не нашел среди вещей Атто пистолет? Без сомнения, он всерьез думал о своей безопасности. Далее в письме говорилось:

«Не забывайте об ужасной смерти герцога Осуны, который, едва получив назначение на должность генерала береговой охраны Испании на Средиземном море, выступил в пользу заключения перемирия с французами: увы, после того как он понюхал щепотку табака, у него наступил паралич спинных мышц, начались приступы удушья и он умер в три часа ночи, не будучи в состоянии вымолвить ни единого слова. А что можно сказать о внезапной, необъяснимой кончине государственного секретаря Мануэля де Лиры, который так много делал для установления мира с Францией? И позвольте мне напомнить Вам о самом бесчеловечном преступлении, несмотря на боль, которую по хорошо известным Вам причинам доставляет мне это воспоминание: покойную королеву Испании, нашу горячо любимую Марию Луизу Орлеанскую, первую жену Карла II, которая не упускала ни малейшей возможности убедить своего супруга не вступать в лигу против христианнейшего короля Франции – ее дяди, – в Испании ненавидели многие, например граф Мансфельд, посол Австрийской империи.

Вы помните? Бедная королева жила в страхе: она даже написала письмо королю Франции и попросила средство против яда. Но когда противоядие ночью было доставлено в Мадрид, Мария Луиза уже была мертва».