Шальные миллионы - Дроздов Иван Владимирович - Страница 43

И еще ее радовала близость Сергея. Он такой сильный, все умеющий, надежный. Сидит рядом и любуется ею. Да, любуется, потому что Нина красива, она прекрасна, и красота ее всесильна. Шальная, внезапная мысль явилась ей в эту минуту: «Я никогда никому так сильно не хотела нравиться».

«Резвый» носил их по просторам Дона. Когда они поднимались вверх, Сергей в самое ухо Нине говорил: «Там, недалеко, станица Вёшенская, родина Шолохова», а когда они мчались по течению и на большой скорости пролетали районный центр Иловлю, Сергей объяснял: «А это — наша столица, наш мегаполис». Когда же катер подлетал к Анютиному хутору, Сергей показывал Нине на шесть домиков с зелеными крышами: «Здесь живет Анюта, знаменитый писатель». И не было в этих словах иронии, в них слышалась гордость. И Нина ловила себя на мысли, что и она, как Сергей, гордится Анютой.

Когда же они причалили к берегу, Анюта сказала Нине:

— Молодчина! Ты так быстро научилась управлять катером. Он тебя, — посмотрела на Сергея, — и вождению автомобиля научит. А, Сережа? Ты поучишь Нину?

— А вы хотите? — обратился он к Нине.

— Да. И очень.

— Поживите здесь месяц, два, и мы не только научим вас, но и оформим права.

Нина не отвечала, она смотрела на Сергея с восторгом и благодарностью, и взгляд ее темно-синих глаз говорил: «Учите меня, я очень полюбила и Дон, и всех вас и готова остаться тут навсегда».

Книга вторая

Накануне Нового 1993 года генерал-майор милиции Старрок проводил сверхсекретное совещание. Загодя отпустил домой секретаря, дежурного офицера и закрыл на ключ приемную. Отключил все телефоны, тщательно осмотрел двери, окна. Для пущей важности заглянул в ящики стола, на книжные полки, — нет ли подслушивающего аппарата. И только тогда опустился в кресло, оглядел присутствующих. А их было трое, и все трое родственники, Воронины: подполковник милиции Константин, его двоюродная племянница, она же молодая, но уже известная писательница Анна, и его брат Сергей.

Все они были петербуржцы.

Генерал-майор недавно переведен из Санкт-Петербурга в Москву, занял важный пост в министерстве. Дело, для которого он вызвал из Питера Ворониных, начиналось еще на берегах Невы, — кое-кто из важных милицейских персон называл его делом об ивановских миллиардах.

Старрок был взволнован, не мог спокойно сидеть в кресле и говорил бессвязно, глотал слова, комкал мысли.

Положил руку на телефон.

— Сюда почти каждый день из Румынии мне звонит Силай Иванов, просит обеспечить охрану сына, его наследника.

И, обращаясь к подполковнику:

— Ничего, — да, Костя? Там, в Питере, мы бы очень хотели выйти на Силая, — хотя бы узнать, где он живет, но сбылось это только здесь, в Москве. Силай не станет звонить питерскому чиновнику, он позвонил сюда. И назвал меня по имени, будто мы с ним друзья-приятели. Слышишь, Костя? Силай-то, — по имени!.. А если б я, в недавнем прошлом кандидат наук, вздумал бы прийти к нему в Кремль, когда он там восседал в своем кресле, а? Да меня бы на порог приемной не пустили…

Анна не сводила глаз со Старрока, чувствовала и на себе его липкие взгляды. Генерал был возбужден какими-то неожиданно открывшимися обстоятельствами, присутствие красивой девушки еще больше взвинчивало его энергию, и он со все большим воодушевлением произносил свои монологи, красовался генеральским видом.

— Силай умирает, у него сердце, живет на лекарствах и думает только о сыне, наследнике его миллиардов. Но когда я его спросил, кто будет наследовать его состояние, он в трубку захрипел: «Вы тоже поверили газетной болтовне о моих миллиардах?.. Брехня все это! Я улетал спешно, и весь мой багаж уместился в самолете. Я нищий, Старрок, поверьте! Есть небольшие деньги у сына, он их заработал посредническими операциями. Я, конечно, ему помог: указал, где что лежит, дал письма к приятелям — директорам крупных заводов, нефтяных промыслов. И назвал зарубежные фирмы, которые купят нефть и самолеты. Мой Боря и выступил посредником, имел двадцать процентов от каждой сделки. В этом и вся моя вина! Скажи там дуракам из правительства и сволочам-борзописцам: не совершал я финансовых афер, не подписывал банковских бумаг, не получал взяток за Курилы и за сдачу Прибалтики — ничего такого не делал и нет у меня миллиардов. Нет, нет! Слышишь, Старрок? Я умираю и не хочу предстать перед Богом казнокрадом».

За сына боится, — слышите? А сын его в ваших руках, — в твоих, Костя, и в ваших, в ваших, — обращался Старрок то к Сергею, то к Анне.

— В моих? — удивилась девушка. — Но я его редко вижу.

— Я тоже, — пожал плечами капитан.

— Зато вы часто видите его жену, — заерзал в кресле генерал и как-то нехорошо осклабился, и засмеялся один, не поддержанный никем из собеседников. — У меня разведка пасет Золотого Принца, а вы — его Нину. У них же миллиарды! Слышите, не миллион, не десять миллионов, — миллиарды! Это он блажит по поводу нищеты, а сам бумаги подписал, взятки нахватал. Слышите? Деньги надо вернуть народу, а вот как? Затем и позвал вас. Мои мальчики не вхожи ни в номера гостиниц, ни в покои дач, ни в квартиры. Они не имеют такой пропуск, какой имеете вы.

Старрок уставился на Анну.

— Какой пропуск? — спросила она.

Генерал откинулся в кресле, капризно сжал губы.

— Ваш пропуск — ваша молодость, красота и ум. Имидж известной писательницы. Поверьте, это все дорого стоит. У вас ключи, которыми вы откроете любые двери. А, Костя? Что ты скажешь?

Но Костя, опустив голову, молчал, а заговорила снова Анна:

— Да, я с некоторых пор в дружбе с Ниной, но я не могу злоупотреблять доверием друзей.

Старрок вскинулся в кресле, будто его чем-то ударили в бок.

— Костя! — воскликнул он. — Ты слышишь, что она говорит. Скажи ты ей! Я, наконец, приказываю! Иначе она со своим женским капризом завалит нам дело особой государственной важности.

Отеческим, благодушно-ворчливым тоном генерал переводил совещание в регистр доверительной беседы.

— Но товарищ генерал… — начал Костя.

— Не товарищ, а господин, — возвысил голос Старрок.

— Господин генерал! Вы преувеличиваете возможности…

— Ты, Костя, помолчи, я не давал тебе слова. Генерал бравировал фамильярным отношением, давал понять, что они с Костей свои и что, следовательно, вся собравшаяся здесь компания составляет одну семью и должна действовать слаженно. Он таким образом оправдывал и некоторую фривольность. Генерал относился к той категории счастливчиков, которым с воцарением демократов свалились сразу и чины, и должности, и большие зарплаты. Вчерашний кандидат наук, попавший в генералы и в столичный, чуть ли не кремлевский кабинет, он еще не мог справиться с накатившим счастьем, увлекался, зарывался, выглядел иногда смешным и ненатуральным. И это особенно бросалось в глаза его слушателям, людям по своей природе далеким от всякой игры и позы.

Подполковник и капитан сидели смирно, слушали. Они, как люди служивые, готовы были выполнить задание. Сергей тоже состоял теперь в питерской милиции. Но Анна!.. Ей Старрок еще вчера по телефону предложил службу и погоны офицера, но Анна отказалась: «Народу готова служить, но мои силы малы и знаний у меня нет. Боюсь, что вы меня переоцениваете». — «А вот об этом мы поговорим завтра, и я бы хотел пригласить вас, если не возражаете».

И вот Анна здесь, на совещании. Пока она ничего не понимала: Силай Иванов болен, его сыну кто-то угрожает, но какова ее-то, Анина, роль?

— Перейдем к делу, — заговорил Старрок. — Над Золотым Принцем нависла опасность. Его могут увезти у нас из-под носа. Я еще работал в Питере, когда Малыш, глава могущественной мафии, начал «пасти» Макса — блюстителя основной и тайной квартир Иванова. Макс имеет трех сыновей и семерых внуков, — скорее всего, мафиози станут шантажировать старика, возьмут под прицел членов его семейства. Наконец, пустят в ход большие деньги, подкупят. Малыш умен, как тысяча змей, и коварен. А он, Макс, что угодно может сделать с Золотым Принцем. И тогда миллиарды семьи Иванова после смерти Силая будут заморожены в иностранных банках, а потом самым таинственным образом, как это не раз уже бывало, окажутся в кармане Малыша. Словом, нужно принять срочные меры. Какие это будут меры, можно определить там, в конкретной обстановке. Силай сейчас в Румынии, живет на своей роскошной вилле, которую он недавно приобрел у родственника румынского экс-короля Михая и назвал на наш русский лад «Шалашом». Под крышей «Шалаша» кому-то из вас — а лучше бы всем троим — и следует поселиться.