Мы выбираем звезды - Андерсон Пол Уильям - Страница 101

– Слышал. Необходимы новые модули, иначе все сорвется. И Кира… Пилот Дэвис вошла в число тех, кто согласился пожертвовать собой. Я знаю о файерболской клятве, сеньорита Тамура, но, по-моему, это уже чересчур. Ей-богу, чересчур!

– Не забывайте, ею двигала не только верность присяге. Ведь она планирует лететь сама, со второй экспедицией.

– Почему? Почему? Неужели ей так все надоело?

– Она чувствует, что задыхается в здешней атмосфере. К тому же, речь идет о судьбе человечества… Но нет, Кира так высокопарно не выражалась, и мне тоже не следует. – Эйко протянула руку, прикоснулась кончиками пальцев к ладони Валенсии. – Само по себе, копирование не такая уж страшная вещь. Кроме того, модуль не испытывает ужаса перед смертью. Это не человек, который всеми силами цепляется за жизнь.

– Разумеется, – с горечью в голосе отозвался Неро. – Ему-то терять нечего.

– Ошибаетесь. Неужели вы думаете, что если бы все обстояло именно так, как получается из ваших слов, Гатри-сан стал бы цепляться за жизнь? Я с детских лет, постоянно утрачивая мужество, ищу истину, а потому, как мне кажется, могу понять Киру. Модуль воспринимает вселенную совершенно иначе, чем человек. Новые горизонты, новые возможности – отчасти сверхчеловеческие; ты словно рождаешься заново, можешь совершить то, на что потребуются десятилетия, если не века, а потом, если пожелаешь, обретешь вечный покой.

– Вот, значит, как? – пробормотал Валенсия, который слушал, опустив голову. – То есть она поступила так не потому, что ей было плохо, и считает, что не причинила себе зла?

– Решение далось нелегко, – повторила Эйко, – но теперь она ничуть не раскаивается. Сказать по правде, я давно не видела ее такой довольной.

– Понятно. – Валенсия выпрямился. – Gracias, mil gracias. Вы оказали мне огромную услугу.

– Вы хороший человек, сеньор.

– Неужели? После того, что произошло?

– Да. Я не осмелюсь судить ни вас, ни кого-либо другого, но любовь говорит сама за себя.

– Слишком сильно сказано, – проворчал Валенсия, биокристалл которого приобрел матовый оттенок. – Я, конечно, восхищаюсь ею, но… Сеньорита Тамура, я… – Он сцепил пальцы.

– Вы хотите меня о чем-то попросить? – улыбнулась Эйко.

– Вы уже столько сделали…

– За несколько минут?

– Тем не менее. Если откажетесь, я ничуть не обижусь и улечу домой, где буду вспоминать вас только добрыми словами.

– Вам хочется, чтобы я попробовала помирить вас с Кирой?

– Да! Я вовсе не собираюсь ей надоедать, просто хочу, чтобы она перестала считать меня мерзавцем. И, пожалуйста, поговорите с сеньором Гатри. Он вас послушает.

– Вы надеетесь полететь с Кирой и остальными к альфе Центавра? – спросила Эйко, пристально поглядев на собеседника.

– Поймите, я не то чтобы поддался внезапному порыву. – Валенсия выдавил улыбку. – Решение зрело давно, и наконец я его принял.

– Почему? Вы же знаете, никакой романтики не предвидится. Тяжелая работа до изнеможения, неведомые опасности, лишения, ранняя смерть…

– Вот именно. – Он рассмеялся. – Нет, я не мазохист. Но если в моих силах помочь…

– Как по-вашему, в чем?

– А вы не любите ходить вокруг да около, сеньорита, – проговорил Неро.

– Мне кажется, вы Слишком умны, чтобы вызываться добровольцем исключительно из любви к опасности. Вам прекрасно известно, что через тысячу лет Деметра погибнет. В чем вы видите цель экспедиции?

– Я не могу ответить. Другим, похоже, тоже нечего сказать. Они рассуждают о создании свободной, независимой цивилизации, которая каким-то образом уцелеет после гибели планеты. Вы не могли бы объяснить, что, собственно, сие означает?

– Не словами, – ответила Эйко. – Разве что музыкой.

– Хорошо. Значит, в желании Гатри и кучки лунян покинуть Солнечную систему нет никакой логики? Сплошные эмоции?

– Наверно. Что касается вашей просьбы… Добровольцев крайне мало; вдобавок, из тех, кто вызвался, большинство составляют люди либо некомпетентные, либо такие, у которых не все в порядке с головой.

– Я обладаю кое-какими навыками и готов учиться.

– Пожалуй, я вас рекомендую, – проговорила Эйко, поразмыслив.

– Еще раз mil gracias.

– Если я правильно поняла, вы ищете смысл жизни?

– Может быть. – Валенсия пожал плечами. – А вот вы, сеньорита, вы ведь давно его нашли, так?

– Что вы имеете в виду, сэр? – изумилась Эйко.

– Могу я спросить, почему летите вы?

– А с чего вы взяли, что я лечу?

– Сеньорита, – произнес Валенсия с улыбкой, – я позвонил вам не наобум. Сначала я постарался все про вас разузнать. А теперь, когда мы встретились… Что ж, извините, если ошибся.

– Вы очень наблюдательны, сеньор Валенсия.

– Вы мне льстите. – Биокристалл засверкал оранжевым.

– Да, я склоняюсь к мысли лететь вместе с Кирой, – призналась Эйко. – Но чтобы объяснить, почему, понадобится много времени, если у меня вообще получится.

– Если вы не возражаете, я готов слушать.

– Ясной причины вроде бы не существует. Однако – надеюсь, вы простите подобную велеречивость – люди намерены бросить вызов судьбе, и, мне кажется, им понадобятся те, кто сможет воспеть свершения…

– Нас ожидает героический век, – пробормотал Валенсия. – Эпоха, в которую мир спасут четверо – труженик, воин, священник и поэт.

– Сэр, вы не перестаете меня удивлять.

– Я получил кое-какое образование, хотя, признаться, книги давно забросил. Быть может, мои внуки на Деметре окажутся умнее.

– Вы можете задержаться в Рагарандзи-Го?

– Конечно.

– Я хотела бы познакомиться с вами поближе, – произнесла Эйко, сама удивляясь собственной смелости. – Вечером приходите к ужину. Отец должен быть дома. А завтра… Завтра мы с вами отправимся к Дереву. Может статься, от ветра вы услышите то, о чем никто из нас не решается заговорить, а с высоты мы сумеем заглянуть в себя.

46

В оптические приборы, которые будут следить за кораблем, пока он не окажется вне пределов видимости, «Джулиана Гатри» казалась башней, выстроенной, чтобы штурмовать небеса. Внутри криогенных колец сверкали многочисленные ракетные ступени; корпус постепенно сужался кверху, главный деселератор образовывал нечто вроде купола, над которым торчал этаким флюгером грузовой модуль. В космической ночи серебрились звезды; махина корабля отчасти заслоняла собой Млечный Путь.

Но вот к звездолету приблизились буксиры, которые повели корабль к Юпитеру. Мало-помалу «Джулиана Гатри» превратилась в едва заметную искорку. Притяжение громадной планеты вывело звездолет из плоскости эклиптики и нацелило в нужном направлении. Заработал двигатель, материя и антиматерия стали выделять энергию, из каскада силовых полей выплеснулась плазма. Ее шлейф, почти невидимый, почти холодный, растянулся на сотни километров, постепенно теряя когерентность и жесткую радиоактивность.

Поначалу даже этот корабль с мощнейшим на сегодняшний день ионным двигателем, казалось, никуда не полетит – он просто застынет на месте. Но секунда за секундой, час за часом, день за днем ускорение возрастало. Выйдя на курс, «Джулиана Гатри» будет двигаться со скоростью в половину световой; ее приборы зафиксируют странные явления – космос словно сожмется, время побежит быстрее. Торможение займет несколько недель. Но люди на борту ничего этого не увидят и не узнают: ведь они будут лежать в анабиозе…

То есть, по мнению некоторых, как бы перестанут существовать.

Нет, мое второе «я» всего-навсего будет спать. Точно? Трудно сказать, мы все-таки сильно отличаемся друг от друга. Она не может ждать столетиями, ее нельзя выключить, она уязвима, потому что смертна. Жива. А я – компьютерная программа.

Меня подключили к корабельной сети. Смотри, вон Солнце – звезда чуть ярче других. Как я радовалась, когда летала здесь на «Пустельге»! А где альфа Центавра? Ну конечно, вон она (компьютер тут же выдал мне все необходимые сведения и увеличил изображение). Изумрудная альфа, золотистая бета, алая проксима… Я частенько разглядывала их собственными глазами. Что ж, через какое-то время я увижу все воочию. Я? Но ведь я уже лечу – и не могу засмеяться от радости: нечем.