Имею топор — готов путешествовать - Шепельский Евгений Александрович - Страница 63

Еще полчаса, и мы приблизились к бивакам на расстояние мили. У Ночных и Охотников они сверкали праздничной иллюминацией, не хватало только салютов. Лагерь Убийц был погружен в ночь и молчание, но они не спали, это я чуял. Я посмотрел в подзорную трубу. Охотники развели особенно большие костры по периметру, словно пытаясь отгородиться от мрака стеной света. Идиоты. Вам же теперь ни черта не видно, что происходит там, в темноте.

У насв темноте. Я кровожадно щелкнул зубами.

Все, как я и думал. Дело не будет сложным.

Сунув трубу в карман, я оглянулся и бросил взгляд на луну. Гшаан чуть сместился со своего насеста, или мне так показалось, но никуда не улетел. Хех, спи спокойно, Фрей, мы на подходе. Жаль, нам не добраться до твоего горла (я мог бы рискнуть, однако чутье говорило, что затея обернется неудачей), но вскоре тебя ожидает чудесный сюрприз.

Внезапно на взгорке, который мы только что оставили, мелькнула неясная тень. Я вздрогнул и, схватив Имоен за локоть, молча указал пальцем. Минуты три мы терпеливо пытались высмотреть в темнеющих кустах какое-то движение, но тщетно.

— Могет, волк, — предположила лесная нимфа. — Или пес бродячий.

Я мрачно передернул плечами. Волк, как же. Было бы у нас время, я прошерстил бы кусты у подножия взгорка, просто чтобы удостовериться, что опасности нет и что никто не окажется за спиной, когда я — или Имоен — приступим к исполнению плана. Но времени не было. Поэтому мы снова начали двигаться вперед — теперь уже крадучись. Я оборачивался несколько раз, но ничего не увидел. Наверняка мои зрение и чутье были бы острее, не изводи меня демон.

В полумиле от биваков мы остановились. Я вынул горсть углей, завернутых в тряпку, и мы зачернили лица, а Имоен вдобавок покрыла угольной копотью обнаженные руки.

От биваков накатывал шум наподобие морского прибоя. Передовые граждане Харашты занимались выборами. Они были злы друг на друга, на меня, на Фрея и на конкурентов из соперничающих группировок. Рядом с лагерем Охотников виднелось последнее пристанище Мозли Жукомора; могильную насыпь украшала какая-то штуковина, похожая на крестовину меча.

Я хмыкнул: городские жители! Схоронить своего главаря в пойме ручья — это сильно. Вряд ли хоть один из них подумал, что могилку размоет в следующее половодье, не говоря уже о том, что еще раньше в нее просочатся грунтовые воды.

Бивак Убийц располагался между Охотниками и Ночными. Мой путь лежал к Охотникам. Имоен — к Ночным. А недреманным Убийцам оставалось вкусить плоды нашей хитрости.

Чем наглее ложь — тем скорей в нее поверят. Особенно люди на взводе, те, у которых слова не расходятся с делом. Мне было интересно, сколько прольется сегодня крови и чьей и уцелеет ли Зузанка. Жаль, я не мог остаться, чтобы насладиться зрелищем. Банда Убийц была самой крупной из трех и могла здорово за себя постоять. Что касается Ночных, то там подобралась партия врагов Джабара, так что я делал доброе дело, способствуя уменьшению их количества.

Мы наметили ориентир для встречи — большую, одиноко стоящую вербу и обменялись прощальными кивками. Имоен растворилась в темноте. Я припал к земле и начал красться вперед.

Пойма заросла кустами и вербами, густая сочная трава была по колено. Я подобрался к биваку Охотников ярдов на пятьдесят и залег на краю мелкой ложбины. Поморгал, привыкая к яркому свету костров, и тут наконец разглядел часового. Он обходил гудящий, как улей, лагерь, постепенно приближаясь ко мне. Шел неторопливо, ногами сбивая былинки. Ножны с коротким мечом скособочены; мне померещилось, что часовой слегка навеселе. Вернее, в хмельной печали: Охотники наверняка закатили тризну по своему главарю.

За языками огня, за стреноженными лошадьми, которые пощипывали траву, между наскоро расставленных палаток происходило действо под названием «выборы»: два десятка крикливо одетых мужланов хрипло орали, энергично размахивая руками. Такта у них не было и на грош. Еще у Элидора, и на Поющей Помойке я прирезал лучших из лучших, а оставшаяся шантрапа хоть и была опасна, не отличалась лидерскими наклонностями и особым умом. Зато свирепости и глупости было в достатке. Судя по румяным лицам, они уже накрутили себя как следует. Недоставало лишь искры. А я как раз собирался ее высечь.

Я вытащил оба ножа и затаил дыхание. Как хорошо, когда в лагере нет собак!.. Часовой приближался.

Я смотрел на него, раздвинув стебли травы. Луна была в последней четверти, но прыщи на его лбу были отчетливо видны даже в ее свете. Он был молод: тупая деревенщина, которую взяли в Охотники, видимо после того, как я прирезал половину их братии. Я принялся отползать вбок, чтобы оказаться на пути его маршрута. Я подпустил его на расстояние плевка. Когда он остановился и начал задумчиво давить прыщ на своей роже, я привстал и швырнул нож в его сердце.

Звякнуло. Я не поверил глазам: нож отлетел! Гритт, да у него кольчуга!

Он вскрикнул и покачнулся, недоуменно уставился в темноту. Недоумение замерло на его лице навечно, ибо я, рывком покрыв разделевшие нас футы, всадил второй нож ему в глаз.

Нестыковочка... Тупой кретин варвар! Охотники напялили броню под одежду, ты мог бы этого ожидать!

Я мог бы ожидать и того, что от купы ближайших кустов отделится тень и с глухим воплем кинется на меня. В одной руке у тени был меч размером с конец света, а второй рукой она поддерживала пышные, сползающие шальвары. Расстегнутый пояс телепался между ногами.

Я едва уклонился от рубящего удара, меч просвистел над ухом, чиркнул по плечу и впился в землю. Я всадил ботинок в морду засранца, одновременно пытаясь достать свое оружие. Гритт, ну кто же мог знать, что я устрою засаду неподалеку от кустов, куда Охотники ходят справлять свои нужды? Наверное, мне стоило упрекать ветер, который дул в неправильном направлении, или слух, который не различил журчание и другие звуки. Хотя истина была проста — всех обстоятельств не предусмотреть.

Охотник взвыл, рывком извлекая клинок. Я отскочил, сжимая в каждой руке по мечу и лихорадочно соображая, как бы быстрее прикончить ублюдка, так чтобы нас не увидели и не услышали из лагеря. Да, там шумно, там костры до небес, но если поединок затянется, нас как минимум заметит новый посетитель общественного нужника.

Пришлось пойти на военную хитрость.

— Не убивайте меня, умоляю! — испуганно пискнул я, отступая в сторону ложбины. Он купился и бросился за мной, размахивая своей оглоблей и кровавыми соплями из разбитой ряшки. Очень хорошо, сейчас я уведу его от ненужных глаз. Увы, я должен был пятиться, чтобы не схлопотать пару футов стали в спину.

Я начал съезжать по склону, по влажной траве на пятках и слишком поздно сообразил, что два меча, выставленные перед собой, не очень-то помогают удержать равновесие. Охотник навис стеной, его клинок свистнул, и я едва успел парировать удар. Это было последнее, что я успел сделать перед тем, как шикарно завалиться на спину. Под затылок мне попал камень, я щедро приложился об него и увидел, как огромный меч опускается, чтобы разрубить мне череп...

Звяк!

Тонкая полоса блестящей стали отвела удар от самого моего носа. Звяк, звяк!На тонком порхающем клинке змейкой извивался лунный луч.

Звяк!

Громила вдруг забулькал, как бутылка, из которой наливают вино. Клинок-змейка воткнулся ему под кадык. Охотник постоял немного, словно раздумывая об окончании своего земного пути, затем пустил струю крови изо рта и упал на бок точнехонько рядом со мной, голова к голове.

Прохладные руки помогли мне подняться.

Она стояла передо мной, как пришелец из другого мира. Я различал только широко раскрытые глаза и заостренные уши.

—Виджи, — сказал я, с трудом переводя дыхание. — На это раз я точно тебя отшлепаю.

Ее ответ меня удивил.

33

Она сказала вот что:

—Если это поможет нашему общему делу.

Сказала тихо и равнодушно.

Если это поможет нашему, мать его, общемуделу, слыхали?