Вопросы цены и стоимости (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 47

Это даже не было намеком, Ксавьер Таш мстил и мстил изощренно и жестоко тому, кто ничем не мог защититься.

А защитить себя юноше действительно было нечем, и Равиль прекрасно все понимал сам: никто не будет слать гонцов в Тулузу, вызывая Ожье с вольной, а даже случись такое, обозленный за рану комендант за это время превратит его в кусок мяса, умоляющий о пощаде и привилегии доставить удовольствие всеми известными способами… Или лисенок просто не доживет до того.

Поэтому, устало прикрыв веки, Равиль спросил о самой сути:

- И зачем вы пришли? Позлорадствовать?

- Правильный вопрос, малыш, - Ксавьер обворожительно улыбнулся. - Разумеется, нет. Я не трачу зря ни свое, ни чужое время.

Он поднялся и прошелся по комнате, отчего у следившего за ним юноши отчаянно закружилась голова, глаза снова пришлось закрыть.

- Как ты понимаешь, я легко могу разрешить все проблемы и вытащить тебя отсюда. Исходя из этого, есть два варианта. Первый: я забираю тебя у доброго господина коменданта, ты лично извиняешься перед семейством Бенцони за недостойную аферу, - в том числе письменно - потом возвращаешься со мной в Аквитанию. Все счастливы, все довольны. Бенцони остается при своих деньгах, я получаю банкира, который мне очень обязан, и своего хорошенького и послушного мальчика обратно…

Перспектива вернуться к Ксавьеру заставила юношу содрогнуться.

- … ты получаешь свободу - за пределами Венеции, разумеется, - и безопасность. - Ксавьер сделал долгую паузу, давая мальчишке возможность оценить его великодушное предложение, после чего продолжил. - Вариант второй: всем плохо, все проигрывают. Ты доказываешь, что ты племянник этого банкира. Допустим, тебе это даже удается. Бенцони теряет часть своих денег, и получает большие проблемы с их общиной, которую уже поставила на уши его жена. Его жена получает племянника с прошлым, от которого впору задавиться от позора на весь их род.

Равиль прикусил задрожавшие губы: он не стал бы навязываться и лезть в эту семью, но по крайней мере доказал бы, кто он, что он есть, что не обманщик и дело не в корысти!

- Ты, - конечно, получаешь безусловную свободу, - продолжал между тем Ксавьер, цепко следя за реакцией юноши, - и даже имя, но иметь своим врагом Лейба Бенцони - я бы не советовал. Я не получаю ничего, кроме одного - судебно подтвержденного доказательства, что мой свояк почти год укрывал у себя в доме еврея… Здесь, в Италии это не проблема, а вот французская инквизиция, думаю, заинтересуется. Кто знает, что там происходило, кто знает!

Таш наклонился над обессилено привалившимся к стене юношей и нежно поинтересовался в заключение своей содержательной речи:

- Как полагаешь, лисенок, быть может, мне стоит затратить некоторые усилия и восстановить твое честное еврейское имя, прежде чем отправиться в обратный путь?

***

Как просто! Господи, насколько же это оказалось легко и просто, даже неприлично как-то! - Ксавьер Таш наблюдал за юношей, с заметным содроганием переступавшим порог зажиточного еврейского дома, даже с примесью некоторой досады. - Как младенца отшлепать, право! Неужели не взбрыкнет? Но судя по бледной мордашке и потупленным глазкам, теперь хоть на виску вешай рыжего лисенка, мальчишка будет кричать, что он Поль, христианин в десятом поколении, а член ему негодяи-магометане укоротили… Как и задницу выдолбили, нечестивцы!

Да, удар был направлен в бровь, а попал точно в глаз. Парнишка всегда так дергался при упоминании его тулузского покровителя, что невольно напрашивались всяческие мысли, а уж Ожье-то разве что брусчатку не взрыл, разыскивая своего мальчика. Пришлось потрудиться, чтобы дошло, до самой печенки проняло, что маленький рыжик укатил с любовником в Венецию… Ксавьер от души пожалел, что не видел в тот момент лица незваного родственничка, но успокоил себя тем, что полюбоваться на него еще успеет, вернувшись с присмиревшим лисенком.

А лисенок стал очень смирным, особенно когда уяснил, что весь его выбор только в том кто отправится к палачу - он или его дорогой Ожье. Разумеется, на самом деле, это была чистой воды ложь, как бы ни было приятно вовсе устранить Грие руками церкви. Однако обвинение выходило смехотворным, а игры с инквизицией - чреваты.

Зато иметь в своем распоряжении банкира, куда как полезно и удобно: от таких предложений, с которым пришел Лейб Бенцони, не отказываются в здравом рассудке. Бумага с перечислением обвинений от занятия проституцией до воровства и мошенничества, и полным признанием в том малыша Поля - более чем окупила себя, к тому же надежно гарантируя, что рыжик больше никуда не денется из рук хозяина: второй собственноручно написанный мальчишкой под его диктовку экземпляр, Ксавьер оставил себе.

После чего договорился с комендантом, не затратив на то даже медной монетки из своих денег, ибо все расходы покрывал Бенцони, привел домой, подождал, пока парнишку отмоют от тюремной вони и комендантских слюней… и хорошенько трахнул. С удовольствием наблюдая, как он кусает губы, пальцы, пытаясь зажать себе рот, вцепившись в простыни, жмурится, чтобы удержать слезы. Так-то лисенок, будешь послушным - будет тебе и ласка, а пока не обессудь!

Дав мальчишке пару дней отлежаться, чтобы смог сесть в седло и не дай бог не напугал впечатлительную банкиршу своей разукрашенной во все цвета радуги физиономией и обморочным видом, Ксавьер исполнил последнее обязательство по состоявшейся договоренности, приведя своего рыжика в дом Бенцони.

Признаться, зная норов маленького лиса, Ксавьер несколько опасался за его примерное поведение, но логику в требовании Лейба Бенцони видел: его настырная женушка не успокоится, если племянник просто исчезнет. Нет, нужно было подтверждение, что племянника никогда и не было, причем из его собственных уст!

Письменное раскаяние низкого, заблудшего в своих пороках грешника было зачитано одним из приглашенных свидетелей из числа членов общины в присутствии еще четверых толи родичей, толи не понять кого. Все это время лисенок был тих и молчалив, будто пришиблен, лишь коротким ломким кивком подтвердив, что все изложенное написано им самим, добровольно и чистая правда. Бурный взрыв негодования заставил его слегка вздрогнуть, и Равиль все же оторвал глаза от пола, бросив единственный взгляд на мертвенно бледную женщину, лишившуюся голоса от ужаса:

- Простите…

За жену ответил Лейб:

- Я думаю, что мы узнали уже достаточно, и был признателен, если бы вы избавили нас от присутствия этого… - он брезгливо покривил губы, удачно скрывая торжество, - юноши!

Так же молча, не поднимая головы и не глядя вокруг, Равиль подчинился потянувшему его за рукав Ташу. В спину неслись возмущенные реплики о том, что его следует немедленно водворить в тюрьму, и нелестные комментарии относительно судейских, светских властей и христиан в целом, поддерживаемые мнением, что не стоит выносить сор из избы, то есть общины. Равиль не протестовал, и мысли о побеге не возникло: то, что надеяться ему не на что, он знал задолго до этого момента…

Оказавшись на улице, новый хозяин, тоже довольный успешным окончанием предприятия, весело заметил:

- А вы с этой банкиршей похожи, золотко!

У юноши вырвался придушенный всхлип, он покачнулся, но жесткие пальцы по-прежнему держали крепко.

- Не переживай, рыженький! Ты принес мне неплохое состояние…

В тот же день они возвращались в Тулузу.

Часть пятая.

***

Гремевшая на весь город свадьба, была торжественной и пышной! Старший Кер словно на показ демонстрировал свою непотопляемость и презрение ко всяческим козням, которые не так давно серьезно пошатнули его положение. Мать жениха радовалась, что помимо материальных выгод от брака, которые - увы - нынче ставятся во главу угла, дети сами выбрали такой удел, как венец, к тому же уже знала главный секрет молодых, заключавшихся в том, что скоро Мадлена Кер станет бабушкой. Жених просто сиял, стоя у алтаря со своей молодой женой, которая изредка поглядывала в сторону довольной свекрови… а будущая невестка держала себя гордо: она не хлыщиха какая-нибудь, вроде дражайшей свояченицы! Помимо претензий, надо честь блюсти и ум иметь!