Мой прадедушка, герои и я - Крюс Джеймс - Страница 25

25

С тех пор ни один медведь не может вывести меня больше из равновесия. Я ощутил свой настоящий вес и спокойно пронесу на моем горбу все тяготы новых тысячелетий».

После этого твердокаменного признания мы с прадедушкой втайне почувствовали себя пристыженными. Ведь мы со снисходительной улыбкой согласились выслушать тетю Юлию. А теперь приходилось признать, что рассказ нам очень понравился и что это даже на редкость любопытная история памятника. Когда мы ей это сказали, она, просияв, спросила:

— А может быть, этот камень даже герой? Или нет?

— Есть герои терпения, тетя Юлия, — ответил прадедушка, — есть героические дела, которые состоят как раз в том, что не делаешь именно того, что хотелось бы сделать. Иногда геройство — удержаться от героического подвига, потому что он принесет только славу и больше ничего. Требуется мужество, чтобы не побоявшись прослыть трусом, мудро избежать бессмысленных героических действий… А не заняться ли нам сейчас сочинением стихов?

— Зандман готовит сегодня паштет! — воскликнула тетя Юлия. — Он подожжет дом с досады, если я не явлюсь к ужину!

Тетя Юлия была под башмаком у своего хозяйственного найденыша, и об этом знал весь остров.

Но у меня всегда было такое чувство, что ей и самой это нравится. На этот раз нам удалось ее успокоить — ведь у нее в доме ужинают поздно вечером, а до тех пор у нас еще много времени! В конце концов она согласилась посочинять вместе с нами, и я вытащил из-под дивана новый рулон обоев.

Однако тетя Юлия настояла на том, что лично она будет писать стихи в своей красной записной книжечке: во-первых, потому, что она так привыкла, а во-вторых, потому, что ее крошечный выдвижной карандашик вряд ли может оставить сколько-нибудь заметный след на обоях, — так, во всяком случае, она утверждала. С этим мы согласились. Пусть тетя Юлия царапает своим карандашиком в записной книжечке. Да и нам останется больше простора на обоях!

Каждому предоставлялась полная свобода писать, что ему вздумается. Но стихи должны быть обязательно про памятник — впрочем, про какой угодно. Это было единственное условие.

Вскоре, однако, выяснилось, что не так-то просто сочинять стихи в обществе тети Юлии. Её поэтический дар был как бы сродни артистическому. Она всё время бормотала что-то себе под нос, глядела на нас, словно ища помощи и поддержки, постукивала в такт ритму по своей записной книжечке, считала на пальцах слоги и подскакивала на оттоманке, словно сидела не на чердаке, а в салоне корабля во время сильной качки. Когда я встал, чтобы подбросить угля в печку, тетя Юлия хотела было тут же затеять со мной разговор, но я, погрузившись в сочинение стихов, давал односложные ответы, и она со вздохом снова углубилась в свою красную записную книжечку.

— Первое слово, конечно, предоставим гостье, — сказал прадедушка.

И тетя Юлия, положив свой маленький выдвижной карандашик в футляр, стала читать:

Монеты с головой НеронаЕще встречаются монеты:На них тиран изображенС венком, на голову надетым, —Жестокий римлянин Нерон.Не сотый год, не пятисотыйЕму проклятья шлёт молва:«Летели головы без счета,А на монете голова!»Не объяснишь ни славой громкой,Ни благодарностью — о нет! —Что столько лет хранят потомкиЕго портрет среди монет.«Монета — как не прикарманить!»Он сам виной такой судьбе:Он сам портрет велел чеканить —Бессмертье самому себе.Он рассчитал, и хитро очень:«В монетах всех переживешь!»Его расчет и вправду точен:Цена его бессмертью — грош!

— Отлично, тетя Юлия! — сказал прадедушка. — Просто превосходно! Ведь вы настоящая поэтесса!

— Только я еще не могу так быстро, как вы, — скромно заметила тетя Юлия.

— Да что вы, тетя Юлия! Дело ведь совсем не в быстроте! — воскликнул я. — Для поэтов быстрота не имеет значения. Сочиняй хоть полчаса, хоть полгода — это все равно. Лишь бы в конце концов получилось стоящее стихотворение.

— А ваше стихотворение, дорогая тетя Юлия, наверняка стоящее, — докончил прадедушка.

— Только вот про героев в нём ничего нет, друзья мои!

— Нет, есть, тетя Юлия! Оно показывает, что памятник вовсе не доказательство героизма. Верно, прадедушка?

— Да, Малый, ты прав. Теперь хорошо бы послушать твое стихотворение. А как оно называется?

— «Звонарь и полководец».

— А ну-ка прочти! И я прочел:

Звонарь и полководецИзвестный полководец занял город —Вон памятник из бронзы над горой,Но правда до людей дошла не скоро,За что он был прославлен как герой.Про этот город с сотней колоколенПриказ гласил, как знаем мы теперь(И полководец был собой доволен):«Занять! И не считать людских потерь!»Но низший чин какой-то осторожноСказал, два пальца к козырьку держа:«Ворваться в данный город невозможно —Ведь тут на колокольнях сторожа!Сто звонарей стоят у них на страже,Да и к тому ж — заведено так встарь —Оружие хранят здесь в доме каждом.От звонарей слыхал я. Сам звонарь».«Что, что? Так здесь на каждой колокольнеТорчит, выходит, сторож день и ночь?Ты сам звонарь? Совет подать изволь мне,Как звонарей прогнать оттуда прочь!»«Свой пост покинут звонари тогда лишь, —С улыбкой хитрой отвечал звонарь, —Когда в набатный колокол ударишь,Им возвестив, что помер государь».«Проклятье! Черт возьми! Так что ж, доколеТеперь нам ждать? А вдруг он не помрет?Построить дом мне тут прикажешь, что ли,И засадить капустой огород?!»«Нет, справимся мы здесь куда скорее, —Сказал звонарь, — пошлите-ка меня,И отвлеку на время звонарей я,О мнимой смерти в колокол звоня.Когда ж они за мною в честь кончиныВ колокола согласно зазвонят,Сапёры пусть во рвы кладут фашины,И посылайте штурмовой отряд!» Ответил полководец: «Что ж, попробуй!» —И в город звонаря отправил он.И вот уж колокольный звон особыйВдали раздался. Громче, громче звон!И город полководец взял без боя —Ещё пылала на небе заря, —И был он горд победой и собою…— А что ж звонарь?— Убили звонаря!