Офелия учится плавать - Кубелка Сюзан - Страница 51

Проспер сидит напротив, в белых брюках и белой расстегнутой рубашке, высоко положив ноги. На завтрак у нас тосты, масло, яйца, настоящий английский апельсиновый джем, горько-сладкий, с большими кусочками корочки, я это обожаю. К этому кофе, апельсиновый сок и шампанское. Я принесла с кухни грубую деревенскую синюю посуду, толстые, пузатые керамические чашки, положила к ним желтые салфетки и поставила на стол красивый букет роз. С улицы не доносится шума, большинство парижан уже отправилось в отпуск. Здесь наверху спокойно, тихо, тень и прохлада, будто за городом. Проспер потягивается и наливает себе еще один бокал шампанского. Мы начали вторую бутылку, она уже наполовину пуста. Этим утром он молчалив, что-то его гложет. Насколько я знаю мужчин, ему не дают покоя мысли о жене. Скоро он мне деликатно сообщит, что женат.

— Съешь еще что-нибудь? — нарушаю я тишину. — Если хочешь, я быстренько сбегаю к булочнику и принесу миндальные круассаны.

— Нет, спасибо. — Он вздыхает и задумчиво смотрит в свой бокал. — Как было бы хорошо просыпаться вместе каждый день и завтракать. Над крышами Парижа. Но не получится. Мне надо возвращаться в Нью-Йорк.

— Я это знаю.

Он поднимает голову и серьезно смотрит на меня своими добрыми карими глазами.

— И я женат.

— Разумеется. Твое обручальное кольцо трудно не заметить.

— Тебе это мешает?

— Нет.

Он задерживает взгляд на своем кольце.

— Мы уже пятнадцать лет вместе. И у нас двое детей. Я не хочу делать им больно, понимаешь?

— Ты счастлив?

— Нет! — Он выпаливает это, не раздумывая ни секунды. — Мы больше не спим вместе. Или почти не спим. От силы раз в месяц.

— Давно?

— С тех пор, как появились дети. — Он снова смотрит на кольцо.

От силы раз в месяц? А потом? Такой великолепный любовник не может оставаться невостребованным.

— Ты изменяешь своей жене?

— У меня есть подруга, — честно отвечает он.

— Давно?

— Год. Она хочет, чтобы я развелся. Она очень красивая. Почти такая же красивая, как ты. Но совсем другая. Черные волосы и очень светлая кожа. У нее два взрослых сына от первого брака. Она старше меня. На десять лет. Моя жена тоже старше меня. Я всегда влюблялся в женщин старше себя. Ты — первое исключение.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать четыре. А тебе?

— Сорок один!

Проспер начинает хохотать и долго не может остановиться. Закидывает голову назад, его белые зубы сверкают, наклоняется вперед и бьет себя по коленкам. Он просто покатывается со смеху.

— Все ясно, — стонет он, наконец, обретя снова дар речи, — не говори ничего! Это судьба. — Он продолжает хихикать. — Но я должен тебе еще кое в чем признаться. — Его голос становится серьезным. — Я надеюсь, тебя это не обидит. Я этого вовсе не хочу. Поверь мне. Я не хочу причинить тебе боль, Офелия. Но я не знал, что познакомлюсь с тобой… — Он вдруг осекается, опускает глаза.

— Ну и? Скажи же, наконец.

— Рашель приезжает в Париж. — Его голос становится совсем хриплым.

— Твоя жена?

— Моя подруга. Она еще никогда не бывала в Европе. Я устроил ей дешевый билет. Она приезжает через три дня. Он выжидающе смотрит на меня.

Я тоже жду.

— Мы хотим нанять машину и поехать на Лазурный Берег. На десять дней. Я собираюсь показать ей Францию. Я ей обещал. А потом мы вместе полетим в Нью-Йорк. Но если ты хочешь, — он берет мою руку и сжимает ее, — если ты хочешь, Офелия, я позвоню ей и все отменю. Сегодня после концерта я могу ей позвонить и сказать, чтобы она не приезжала.

— Она очень настроилась? — спрашиваю я после раздумья. — Я имею в виду, она будет очень разочарована, если все сорвется?

— Наверное! — Он мнется. — Дело в том, что мы еще ни разу не проводили вместе всю ночь. Мы знакомы почти год, но каждый раз я уходил домой. Иногда в четыре, иногда в пять утра. Всегда поздно. Мы хотели это наверстать в Париже. Этому она рада больше всего.

Я вздыхаю.

— Она тебя любит?

— Очень!

— А ты?

Он долго смотрит на меня, не говоря ни слова.

— Я откажу ей, если ты хочешь.

— У нее есть профессия?

— Она — секретарша в одной рекламной фирме.

Я тянусь через весь стол к кофейнику и наливаю себе полную чашку.

— Оставь все как есть, — говорю я, наконец. — В нашем распоряжении еще три дня. Осенью я опять вернусь в Канаду, и мы наверняка увидимся. Может, у тебя будут гастроли в Монреале? Или я навещу тебя в Нью-Йорке.

Проспер встает. Бог ты мой, какой же он высокий. И красивый. Это невыносимо.

— Мы еще поговорим об этом, — глухо говорит он. — О’кей, крошка? Сегодня после концерта мы спокойно все обсудим. — Он подходит ко мне, берет за руки и приподнимает. Держит меня в своих объятиях. Его щека лежит на моем проборе. — Мне так трудно расстраивать людей. Я ни в коем случае не хочу терять тебя. Офелия, родная, ты мне веришь?

— Конечно!

Мы целуемся.

— Ну вот, — говорит Проспер с облегчением, радуясь, что исповедь прошла благополучно, — я предлагаю пойти погулять. Ты покажешь мне знаменитый Люксембургский сад? И еще я хочу посмотреть на Эйфелеву башню.

Полдня мы бродим по Парижу. Время пролетает незаметно. В семь Проспер должен быть в отеле. К Эйфелевой башне мы уже не успеваем, расстаемся у павильонов и разъезжаемся на такси в разные стороны. Расстаемся легко, ведь в полдесятого мы встречаемся в «Меридьене» у бара.

Когда я прихожу домой, все еще сияет солнце. Босиком иду на террасу, сажусь под желтую маркизу и допиваю остатки холодного кофе. Кладу повыше ноги, наслаждаюсь видом на город, заговорщицки подмигиваю Сакре-Кер. Вуаля! Свершилось! Я действительно влюбилась телом, не поплатившись за это душой.

Проспер упомянул свою жену, и мне не было больно. Рассказал о своей подруге — острая игла не вонзилась мне в сердце. Пусть приезжает подруга. Она мне не помеха. Напротив! Если она появится, вся история вовремя закончится. Я буду спасена от искушения серьезно влюбиться и разрушить хороший брак. Я не хочу разрывать браков. Упаси Господь.

Раньше я была менее щепетильна. Но теперь я старше. Я знаю, что страсть проходит. Через пару лет (а часто гораздо раньше) от нее ничего не останется. Неужели из-за этого я буду ввергать в несчастье женщину, которая мне ничего не сделала, и двоих детей? Ни за что. Это не в моем стиле.

Кроме того, ясно как божий день: мужчина, который ни разу не проводил всю ночь вне дома, относится к своему браку серьезно. Он может изменять своей жене, критиковать ее и жаловаться на ее недостатки, но если он каждую ночь паинькой приходит домой, у него и в мыслях нет разводиться. Это я знаю по опыту. И надеюсь, бедняжка Рашель из Нью-Йорка тоже знает об этом.

Я закрываю глаза. Хорошо сидеть здесь, когда твое тело еще поет о любви. Сердце постукивает тихо и приятно, я чувствую себя сытой, довольной кошкой. Неожиданно я вздрагиваю. В голову приходят самые негаданные мысли. Не может быть. Я выпрямляюсь.

Дело в том, что за последние три месяца я часто читала эротические книги. Мой оперный директор позаботился, и целая полка в салоне забита ими. У него есть хорошие вещи. Не порнография с убийствами и насилием, садизмом и ненавистью к женщине, а классические произведения, созданные людьми, любившими любовь. И впервые в своей жизни я открыла страницы «Камасутры».

Этот старинный индийский учебник любви (написанный около полутора тысяч лет назад) открыл передо мной новые миры. Ах, что это были за времена!

О цветущих садах, благоухающих беседках, чистых источниках говорится там, о красивых уравновешенных людях, которые украшали друг друга венками из цветов и любили на мягком, душистом ложе, в тенистых, богато украшенных покоях. И в отличие от сегодняшнего дня, женщины были раскрытой книгой.

Женщина, пишет автор, крайне медленно достигает удовольствия. Иногда только через несколько часов, иногда лишь на третий или четвертый раз. И он объясняет, как с ней обращаться, где ее нужно гладить и как любить, чтобы она пришла в экстаз.