Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов - По Эдгар Аллан - Страница 18

18

ВОРОН [68]

Как-то ночью одинокой я задумался глубоко Над томами черной магии, забытой с давних пор. Сон клонил, — я забывался… Вдруг неясный звук раздался, Словно кто-то постучался — постучался в мой затвор… «Это гость, — пробормотал я, — постучался в мой затвор, Запоздалый визитер…» Ясно помню тот декабрьский Лютый ветер, холод адский, Эти тени — по паркету черной бахромы узор, — Как меня томило это, как я с книгой ждал рассвета В страшной скорби без просвета — без просвета по Линор, По утраченной недавно светлой, ласковой Линор, Невозвратной с этих пор. Вдруг забилось неприятно сердце в страхе под невнятный Шорох шепотный пурпуровых моих тяжелых штор; Чтоб унять сердцебиенье, сам с собою без смущенья Говорил я, весь — волненье: «То стучится в мой затвор, Запоздалый гость, — смущенно он стучится в мой затвор, Этот поздний визитер». Взяв себя немного в руки, крикнул я в ответ на стуки: «О, пожалуйста, простите, — я сейчас сниму затвор! Задремал я… рад… приятно… но стучались вы невнятно, Было даже непонятно — непонятно: стук ли, вздор?.. А теперь я различаю — это точно — стук, не вздор!..» Дверь открыл: ночной простор. Никого! В недоуменьи, с новым страхом и в смущеньи От неведомых предчувствий, затаившийся, как вор, Я смотрел, на все готовый, в сумрак холода ночного, И шепнул одно лишь слово, слово-шепот, в ночь: «Линор»… Это я сказал, но где-то эхо вторило: «Линор»… Тихий, жуткий разговор. Я захлопнул дверь. Невольно сердце сжалось острой болью. Сел… и скоро вновь услышал тот же звук: тор-тор… тор-тор… «А-а, — сказал я: — так легка мне вся загадка: стук недавний — Дребезжанье старой ставни… только ветер… мелочь… вздор… Нет, никто там не стучался, — Просто ставни… зимний вздор… Мог бы знать и до сих пор». Быстро встал, — окно открыл я. Широко расставив крылья, Крупный ворон — птица древняя — в окно ко мне, в упор, Вдруг вошел, неторопливо всхохлил перья, и красивым Плавным взлетом, горделиво, — словно зная с давних пор, — Пролетел, на бюст Паллады сел… как будто с давних пор Там сидел он, этот Ворон. Сколько важности! Бравады! Хохотал я до упаду: «Ну, нежданный гость, привет вам! Что ж, садитесь! Разговор Я начну… Что много шума натворил ты здесь, угрюмый Ворон, полный древней думы? — Ну, скажи — как бледный хор Называл тебя — в Аиде бестелесных духов хор?» Ворон крикнул: «Nevermore». Я вскочил от удивленья: новое еще явленье! — Никогда не приходилось мне слыхать подобный вздор! «Вы забавны, Ворон-птица, — только как могло случиться Языку вам обучиться и салонный разговор Завязать, седлая бюсты? Что ж, продолжим разговор, Досточтимый «Nevermore»…» Но на белом четко-черный он теперь молчал упорно, Словно душу всю излил в едином слове ворон-вор! И опять понурый, сгорблен, я застыл в привычной скорби, Все надеясь: утро скорбь утишит… Вдруг, в упор, Неожиданно и властно, с бюста белого, в упор Птичий голос: «Nevermore». Вздрогнул я: ответ угрюмый был в том крике мне на думы! Верно, ворону случалось часто слышать, как повтор, Это слово… звук не нежный… Знать, его хозяин прежний, Зло обманутый в надеждах, повторял себе в укор, Обращаясь безотчетно к ворону, ронял укор Безысходным: «Nevermore». Весь во власти черной тени, в жажде предосуществлений, Я теперь хотел жестоко с этой птицей жуткий спор Завязать, — придвинул кресло ближе к бюсту… и воскресла — Там в мозгу моем воскресла, словно грозный приговор, Логика фантасмагорий, странно слитых в приговор С этим криком: «Nevermore…» И теперь меня глубоко волновали птицы Рока — Птицы огневые очи, устремленные в упор. Свет от лампы плавно лился, он над вороном струился… Я мучительно забылся, — мне казалось: с вечных пор Этот черный хмурый ворон здесь, со мной, с извечных пор Со зловещим: «Nevermore». Словно плавное кадило в кабинете воскурило Фимиамы, и туманы наплывали с алых штор. Простонал я: «Дух угрюмый, что томишь тяжелой думой? Обмани предвечным шумом крыльев черных, и Линор Позабыть совсем дай мне — дай забыть мою Линор!» Крикнул ворон: «Nevermore». «Прорицатель! Вестник горя! Птица-дьявол из-за моря! За душой моею выслал Ад тебя? — Хватай же, вор! Ветер… злая ночь… и стужа… В тихом доме смертный ужас — Сердце рвет он, этот ужас, строит склеп мне выше гор… Ну, хватай! Ведь после смерти позабуду я Линор!» Крикнул ворон: «Nevermore». «Прорицатель! Вестник горя! Птица-дьявол из-за моря! Там, где гнутся своды неба, есть же Божий приговор! Ты скажи — я жду ответа — там, за гранью жизни этой Прозвучит ли речь привета иль пройдет хоть тень Линор — Недостижной здесь навеки, нежной, ласковой Линор?» Крикнул ворон: «Nevermore». В непереносимой муке я стонал: «О, пусть разлуки Будет знаком это слово, мой последний приговор! Вынь из сердца клюв жестокий, ворон, друг мой, — одиноко Улетай в Аид далекий, сгинь в неведомый простор, Населенный привиденьями аидовый простор!» Крикнул ворон: «Nevermore». И зловещий, и сердитый все сидит он и сидит он, Черный ворон на Палладе, охраняя мой затвор… И от лампы свет струится… И огромная ложится От недвижной этой птицы на пол тень… И с этих пор Для души моей из мрака черной Тени — с этих пор — Нет исхода — Nevermore.