Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов - По Эдгар Аллан - Страница 23

23

ВОРОН [73]

Это было мрачной ночью; сны являлись мне воочью, В смутном книжном многострочье мысль блуждала тяжело. Над томами я склонился, в них постигнуть суть пытался, Вдруг как будто постучался кто-то в темное стекло… «Это путник, — прошептал я, — мне в оконное стекло Постучал — и все прошло». Помню этот час, как ныне: мир дрожал в декабрьской стыни, Умирал огонь в камине… О, скорей бы рассвело! Поверял я книгам горе по утерянной Леноре — Это имя в райском хоре жизнь вторую обрело, Осчастливленное небо это имя обрело, А от нас оно ушло. И под шорохи гардины в сердце множились картины, Где сплеталось воедино грез несметное число. Чтоб избавиться от дрожи, я твердил одно и то же: «Что же страшного? Прохожий постучал слегка в стекло, Гость какой-нибудь захожий постучал, придя, в стекло, Постучал — и все прошло». Так прогнав свою тревогу, я сказал: «Вздремнул немного, Извините, ради Бога, наваждение нашло. Вы так тихо постучали, что подумал я вначале — Не снега ли, не ветра ли застучали о стекло? Я подумал: звук случайный, вроде ветра о стекло, Отшумел — и все прошло». Дверь открыл и на ступени вышел я — лишь тьма и тени. В сердце скопище видений умножалось и росло, И, хоть все кругом молчало, дважды имя прозвучало — Это я спросил: «Ленора?» (так вздыхают тяжело), И назад печальным эхом, вдруг вздохнувшим тяжело, Имя вновь ко мне пришло. И прикрыл я дверь несмело. Как в огне, душа горела. Вдруг от стука загудело вновь оконное стекло. Значит, это не случайно! Кто там: друг иль недруг тайный? Жить под гнетом этой тайны сердце больше не могло, «Время, — молвил я, — пришло». И тогда окно открыл я, и в окне, расправив крылья, Показался черный Ворон — что вас, сударь, привело? — И на статую Паллады взмыл он, точно так и надо, Черный, сел, вонзая когти в мрамор, в белое чело; И пока взлетал он с пола изваянью на чело, И минуты не прошло. Кто бы мог не удивиться? Был он важен, как патриций. Все меня в спесивой птице в изумленье привело. Я спросил, забыв печали: «Как тебя в Аиде звали, В царстве ночи, где оставил ты гнездо — или дупло? Как тебя в Аиде кличут, чтоб оставил ты дупло?» Ворон каркнул: «Все прошло!» Странно! Гость мой кривоносый словно понял смысл вопроса. Вот ведь как: сперва без спроса залетел ко мне в тепло, А теперь дает ответы (пусть случайно, суть не это), В перья черные одетый, сев богине на чело; Кто видал, чтоб сел богине на высокое чело Тот, чье имя «Все прошло»? Он сказал — и смолк сурово, словно сказанное слово Было сутью и основой, тайну тайн произнесло, Сам же, словно изваянье, он застыл в глухом молчанье, И спросил я: «Где мечтанья, расцветавшие светло? Ты и сам, как все, покинешь дом мой — лишь бы рассвело!» Ворон каркнул: «Все прошло!» Как же я не понял сразу, что твердит от раза к разу Он одну лишь эту фразу — то, что в плоть его вошло, — Оттого, что жил он прежде в черно-траурной одежде Там, где места нет надежде (одеянье к месту шло!) И хозяину былому лишь одно на память шло: «Все прошло, прошло, прошло!» И не то, чтоб стал я весел, — к гостю я привстал из кресел (Он на статуе, как прежде, громоздился тяжело): «Темной вечности ровесник, злой ты или добрый вестник? Что за вести мне, кудесник, изреченье принесло — Неуклюжий, тощий, вещий, что за вести принесло Это — дважды — «все прошло»? Мысли полнились разладом, и застыл я с гостем рядом. Я молчал. Горящим взглядом душу мне насквозь прожгло. Тайна мне уснуть мешала, хоть склонился я устало На подушки, как склоняла и она порой чело… Никогда здесь, как бывало, больше милое чело Не склонится — все прошло. Мнилось: скрытое кадило серафимы белокрыло Раскачали так, что было все от ладана бело, И вскричал я в озаренье: «О несчастный! Провиденье В пенье ангелов забвенье всем печалям принесло!» От печали по Леноре избавленье принесло!» Ворон каркнул: «Все прошло!» «О пророк! — спросил его я, — послан будь хоть сатаною, Кто б ни дал тебе, изгою, колдовское ремесло, Мне, всеведущий, ответствуй: есть ли в скорбном мире средство, Чтоб избавиться от бедствий, чтоб забвенье снизошло?» Где бальзам из Галаада, чтоб забвенье снизошло?» Ворон каркнул: «Все прошло!» «О пророк! — призвал его я. — Будь ты даже сатаною, Если что-нибудь святое живо в нас всему назло, — Отвечай: узрю ли скоро образ умершей Леноры? Может, там, в Эдеме, взору он откроется светло, В звуках ангельского хора он придет ко мне светло?» Ворон каркнул: «Все прошло!» «Хватит! Птица или бес ты — для тебя здесь нету места! — Я вскричал. — В Аид спускайся, в вечно черное жерло! Улетай! Лишь так, наверно, мир избавится от скверны, Хватит этой лжи безмерной, зла, рождающего зло! Перестань когтить мне сердце, глядя сумрачно и зло!» Ворон каркнул: «Все прошло!» Вечно клювом перья гладя, вечно адским взором глядя, Когти мраморной Палладе навсегда вонзил в чело, Он застыл, и тень ложится, и душе не возродиться В черной тени мрачной птицы, черной, как ее крыло; И душе из тени — черной, как простертое крыло, Не воспрянуть… Все прошло!