Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов - По Эдгар Аллан - Страница 33

33

FOR ANNIE [97]

Слава Богу, что кризис миновал; не вернется и тот бред беспокойный, — то, что жизнью зовется — и тяжелая немощь никогда не вернется. Изменили мне силы, изменили, бесспорно — я лежу без движенья, безучастно, покорно… Что с того? Я ведь знаю, что мне легче, бесспорно. И так тихо, недвижно я лежу распростертый, что любой очевидец скажет сразу: «Он мертвый», отшатнется с испугом и воскликнет: «Он мертвый!» Унялись мои стоны, слез и вздохов не стало, успокоилось сердце, что так биться устало, так мучительно билось и так биться устало. Тошнота и томленье — все ушло безвозвратно; те ужасные муки не вернутся обратно, как и Жизнь-лихорадка не вернется обратно. Та жестокая жажда, у которой во власти я страдал и томился, уменьшилась отчасти — я не рвусь уж к тем водам отравляющей страсти; я узнал про источник, утоляющий страсти: То источник подземный незаметно для ока, он шумит и струится под землей неглубоко, он струится в пещере — но совсем не глубоко. Тщетно б люди пустые доказать мне хотели, что в жилье моем мрачно, что мне тесно в постели, ведь нигде так не спится, как в подобной постели. Здесь измученный дух мой успокоился в грезах, не жалея о миртах, забывая о розах, как о прежних волненьях, так о миртах и розах. Мне не жаль тех восторгов аромата и ласки… Нет, мне чудятся ныне Лишь анютины глазки, розмарин, — или рута — да анютины глазки, целомудренно-скромны те анютины глазки. Так мой дух отдыхает в торжестве совершенном, и мне грезится Анни в сновиденьи блаженном, мне является Анни в откровеньи блаженном. Как она, моя радость, обняла меня нежно: на груди ее милой я заснул безмятежно, в ее дивных объятьях задремал безмятежно; Уложила, накрыла с той же лаской чудесной и меня поручила благодати небесной, сонму духов бесплотных и Царице Небесной. И так тихо, бесстрастно я лежу распростертый, что и вы поневоле согласитесь: «Он мертвый», отшатнетесь в испуге, восклицая: «Он мертвый!» Что с того? В моем сердце все спокойно и ясно; в нем любовь моей Анни светит ярко, прекрасно, светлый взор моей милой отразился в нем властно, в нем царит моя Анни нераздельно и властно!

АННИ [98]

Тебе благодарность, Небесный Отец! Огневая горячка Прошла наконец. И болезни, что жизнью Зовется, конец: Грустно, что сил Больше нет, — но тоской Не томлюсь, не грущу, Потревожить покой Не хочу, — я ценю Безжеланный покой. И спокойный, и тихий я Здесь наконец, — Подумают люди, Взглянув, что — мертвец, В испуге шепнут они: «Это — мертвец»… И грезы, и слезы, И вздохи, и муки Прошли, и теперь Не тревожат и стуки — Там — в сердце — жестокие Жуткие стуки. Затих нестерпимый Мучительный шум; Конец лихорадке, Терзающей ум — И горячечной жизни, Сжигающей ум. Там жуткою жаждой Я был истомлен — Нефтяною рекою ее, С давних времен Истерзал меня страсти Мучительный сон, — Но источником светлым Я здесь утолен. Быстролетной воды Запевающий звон — Успокоил сверкающий Сладостно он — Убаюкал ласкающий Радостно он, Глупец скажет, быть может, Что темен покой. И что узкое ложе В постели такой — Но кто спал когда На постели другой — Если спать, несомненно, В постели такой. Отдыхаю, не знаю Томительных гроз — Забыл и не вспомню Я запаха роз, Бывалой тревоги И мирта, и роз. Лежу беспечальный я, Тихий, бесстрастный; Доносится запах Ромашки прекрасный, Шиповника запах Густой и прекрасный И скромной фиалки Простой и прекрасный. Отрадно мне, тихому, В грезном сиянии С думой-мечтой О любимой мной Анни, Укрывшись волною Волос моей Анни. Целуя, шептала: «Земное, уйди»… И радостно я Задремал на груди — Забылся, уснул На любимой груди. В погасающем свете Нежна и светла Она Божию Матерь Просила — от зла Уберечь, ограждая От горя и зла. Я — укрытый от горести — Сплю, наконец; Знаю, что любит, А вы мне: «мертвец» Сокрушаясь твердите, — но Это ль — конец? Если весь я — любовь, Разве это — мертвец? О нелепые бредни, — нет, Я — не мертвец. Все светлее на сердце — Как в звездном сиянии; Нежно ко мне Наклоняется Анни, Я вижу лицо Дорогой моей Анни, — Словно звезды, глаза Убаюкавшей Анни.