Том 5. Литургия мне - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 69

69

— Ну что же, мы ждем.

— Начинайте, Курганов.

— Зоя, где же вы?

— Да вы не ту книжку взяли, дайте, я вам найду.

— Валяйте на память, я суфлировать буду.

Чей-то солидный голос говорит:

— Ему не верьте. Он все исказит.

Все смеются. Морев сдержанно улыбается. За пианино садится Курганов, играет. Зоя становится рядом, читает стихи:

Водой спокойной отражены, Они бесстрастно обнажены При свете тихом ночной луны. Два отрока, две девы творят ночной обряд, И тихие напевы таинственно звучат. Стопами белых ног едва колеблют струи, И волны, зыбляся у ног, звучат, как поцелуи. Сияет месяц с горы небес, Внимает гимнам безмолвный лес, Пора настала ночных чудес. Оставлены одежды у темного пути. Свершаются надежды, — обратно не идти. Таинственный порог, заветная ограда, — Переступить порог, переступить им надо. Их отраженья в воде видны, И все движенья повторены В завороженных лучах луны. Огонь, пылавший в теле, томительно погас, В торжественном пределе настал последний час. Стопами белых ног, омытыми от пыли, Таинственный порог они переступили.

Курганов. Какой торжественно-прекрасный миг! Моя мечта — изобразить это на картине. Сияет месяц. Два отрока, две девы, юные, прекрасные. Тихо, безмолвно готовятся свершить последний обряд.

Лидия. Таинственный порог переступить разве не радостно? И разве не страшно?

Зоя. Не мы это сделаем, потому что на одеждах наших слишком много пыли, и души наши темны.

Мария. Надежды наши свершатся, мечта преобразит нас и жизнь нашу, и мы радостно войдем в прекрасную новую жизнь.

Зоя. Ты милая мечтательница, Мария, и за это я тебя люблю.

Курганов. Мария, когда я на тебя смотрю, я вспоминаю почему-то юность человечества и прекрасную царевну Навзикаю.

Лидия. А мне что ты скажешь?

Курганов. Ты знаешь больше, чем мы знаем. Хотя и не скажешь этого словами. Разве только глазами скажешь, глазами заклинательницы змей.

Лидия (подходя к Мореву). Дорогой учитель, отчего люди нас не понимают и не хотят слушать нас? Они — злые!

Морев. Не осуждай, милая Лидия. Будем делать наше дело, верить и ждать.

Лидия. Так грустно! Я прочла одну за другою все наши двадцать две драмы. Страшно подумать, что ни одна из них не шла на большой сцене, и только одну мы поставили сами.

Морев (говорит тихо, глядя перед собою в пространство). Я верю, я жду. Наше искусство — завтрашний день. Мы пришли в жизнь слишком рано, — нам приходится подождать.

Лидия. Мне грустно.

Красновский. Итак, скоро мы увидим вас, Марья Павловна, на сцене?

Мария. Да, скоро. Через месяц. Я так волнуюсь. Боюсь. И так мечтаю.

Красновский. Вам все еще не надоело мечтать? Вы счастливая.

Мария. А вы, Алексей Николаевич, разве никогда не мечтаете?

Красновский. Предоставляю это занятие вам, артистам, художникам. А мы, юристы, народ положительный. Не очень размечтаешься, имея дело с сухими статьями законов и с разными запутанными казусами.

Мария. А я мечтаю, мечтаю.

Красновский. Все о ваших будущих победах?

Мария. Да, и о будущих победах. О завоеваниях нового искусства, о работе в новом театре. И все будущее представляется мне таким ярким и радостным.

Красновский. Однако мечты мечтами, а дело делом. Мечтая о новом театре, вы все-таки идете в старый, хороший, реалистический театр.

Зоя. Мы его преобразим, когда в него войдут молодые силы, художники, артисты, поэты.

Курганов. Мария еще нигде по-настоящему не играла, но уже ее заметили так же, как и Лидию. Ее уже везде охотно приглашают.

Красновский. А по-моему, Марья Павловна совершенно напрасно участвовала в этой пьесе с плясками. Показываться добрым людям в таком виде, по-моему, не следовало. Очень извиняюсь перед присутствующим автором, но, при всем уважении к его таланту, не могу восхищаться этою пьесою.

Мария. Нет, я очень рада, что в ней участвовала. Остался ряд таких милых воспоминаний.

Красновский. А вы забыли, что о вас тогда писали в газетах? А как ловко и вас, и Морева прохватил Инфантерский? Целые реки злословия и клеветы.

Мария. О, это все нас не смущает. Прохватить, как вы выражаетесь, всякий сумеет, тем более что толпе это нравится. Мы дорожим мнением только тех, кто думает и чувствует свежо и молодо.

Красновский. Лучше играйте Островского, Марья Павловна. Что вам еще надо? Зачем искать лучшего, когда у нас есть хороший театр с такими прекрасными традициями?

Мария. Что надо нам? Преобразить игру и зрелище в таинство, мистерию осуществить, слить все в театре одно в одно. Мы хотим, чтобы зритель не оставался холодным наблюдателем, хотим и его вовлечь в действие, заставить его вместе с нами соучаствовать в трагедии.

Красновский. Нет уж, благодарю покорно! Не желаю! Как в суде помыкаешься, так отдохнуть хочется, позабавиться в театре, а не участвовать в ваших действах.

Зоя. Да, вы все приходите такие скучные, вялые и хотите, чтобы вас забавляли.

Курганов. Лидия, теперь твоя очередь. Мы ждем твоего танца.

Лидия. Я боюсь, боюсь. (Уходит.)

Морев. Искусство это и есть отдых от жизни. И оно же источник новой жизни. Играли, пока были детьми. Потом залюбовались на зрелище. Потом придем к единению в таинственном обряде.

Красновский (выслушав эти слова с видом скучающего человека, обращается к Марии). Я не спорю, конечно, — у вас, Марья Павловна, есть несомненный талант, есть прекрасная сценическая внешность, хотя пока еще младенческая техника. Я не сомневаюсь, что из вас выйдет, если вы не перестанете работать над собою, хорошая драматическая инженю.

Мария (смеется). Какие ужасные слова вы говорите, Алексей Николаевич.

Красновский. Отчего же? Разве я неверно определил ваше амплуа? Тогда извините, Марья Павловна. Я ведь не профессиональный театрал.

Мария. Нет, не то что неверно. Но когда я мечтаю о том, что буду делать на сцене, меня коробит от таких слов, как амплуа, инженю, героиня. Зачем все это? Ведь каждый раз так индивидуально то, что делаешь!

Красновский. Ну да, я знаю, вы мечтаете о том, чего не бывает, как говорится в стихах Зинаиды Гиппиус, и чего никому из нас не надобно.

Курганов. Всем нам надобно только то, чего не бывает. Для того только мы и в театр ходим. Для того и сами работаем в театре.

Красновский. Ну, этого я что-то уж и не понимаю. Что-то уж слишком мудреное!

Курганов. Ходить в театр, чтобы смотреть, как мои знакомые пьют чай или водку, сплетничают и ссорятся? Это я и без театра вижу.

Красновский. А я люблю, когда актер загримируется под известное лицо. Чем известнее оригинал, тем любопытнее посмотреть его на сцене. Особенно, если автор и актер сумеют его хорошенько высмеять.

Курганов. Нет, в театре я хочу другого. Хочу пламенного восторга, уносящего меня из оков этого бледного существования.

Морев. В театре мы хотим не быта, а преображения быта силою искусства.

Красновский. Не лучше ли заботу о преображении быта предоставить Государственной Думе? Пусть она совершает это силою хороших законов.