Дорога, которая не кончается… - Лобарев Лев - Страница 23

Потом ты вернешься к Эрре.

Процедуры суда ты не запомнишь. Тебе действительно позволят выбрать мир самому, и ты выберешь тот мир и тот город, куда ушел Странник.

Уже очутившись там, ты обнаружишь, что твоя память осталась при тебе. То ли произошла осечка в системе, то ли в последний миг мера пресечения была изменена. Тогда, вместо того, чтобы ждать, пока Странник отыщет тебя, ты найдешь его сам. Расскажешь ему все, и он уйдет. Уйдет на Дорогу, туда, где он нужен.

Он оставит тебе Танк — тяжелый шарик-брелок, и теперь все твои силы будут уходить на то, чтобы не выпустить его.

А время будет равнодушно идти мимо, и тебе только останется верить, что Странник успел, и там, на Дороге, снова все хорошо…

Эпилог: БЕСКОНЕЧНАЯ ДОРОГА

Каждое утро, просыпаясь, человек видел за окном один и тот же пейзаж.

Бело-желтый дом с шиферными балконами, дальше за ним — ряды «хрущоб», фантастически напоминающих о прошлом, которому уже никогда не вернуться. Стоит ранняя весна, повсюду лежит тяжелый и ноздреватый грязный снег… Впрочем, кажется, нет нужды продолжать: и так каждое утро…

Но все дело в том, что теперь этот человек помнил. Вопреки всему, его память осталась с ним и ежеминутно жгла и грызла его горечью и тоской. И это было во много раз хуже беспамятства.

Иногда на улице шел снег, иногда — дождь, иногда вовсю парило солнце. Но для него ничего не менялось. Глядя на постылые одинаковые дома, он все равно видел другое.

Он видел свой мир.

Теперь он совершенно точно знал, что раньше жил в ином мире, в мире, которому он принадлежал и который принадлежал ему. И даже больше: он знал, что этот мир открыт для него сейчас, что стоит ему захотеть, и он в любой момент сможет вернуться, и, логически мысля, у него нет причин задерживаться…

Но в этот миг его взгляд всегда натыкался на брелок — тяжело поблескивающий темно-свинцовый шарик, — и он сжимался, будто от удара, и подолгу сидел сгорбленно-неподвижно, глядя в одну точку.

И так продолжалось день за днем.

Нет, он не сошел с ума и не выбросился из окна, он даже не постарался забыть.

Человек ждал.

Знака, слова, сигнала, письма.

И однажды у него побывал вестовой от Шерифа. Принес известие о том, что он может возвращаться — приговор отменен. Он сначала даже не поверил, а когда поверил, то сразу понял, что вернувшись, уже не сможет удерживать Танк. Может, этого-то и добивался Шериф… И — один Бог знает, чего это ему стоило — он ответил отказом.

Но на самом деле он по-прежнему ждал.

Он прекрасно понимал, что то, чего он ждет — невозможно. Но продолжал ждать.

Продолжал, зная, что это ожидание убьет его, рано или поздно.

Так кончаются Бесконечные Дороги.

Но нет, не торопитесь, это еще не все. Такой конец был бы слишком хорош, а жизнь редко оставляет место для «хэппи энда».

А дальше было так.

…Однажды он все-таки не выдержал. Дышать было невозможно из-за застрявшего в горле кома, глаза застилала пелена, и предметы виделись словно в тумане, сон исчезал, стоило ему только лечь, и он не выдержал.

Он вернулся.

Вернулся, зная, что делает непоправимое. Но что-то внутри билось и кричало, задыхаясь, хрипя… И он вернулся, отчаянно, обреченно надеясь… Безнадежно надеясь.

И он снова увидел золотистую пыль Дороги, и ясную зелень травы. В последний раз ощутил ласковость солнца, сиявшего в чистом голубом небе.

Он уже робко подумал было, что все обошлось, когда в неожиданно резанувшей глаза белесой вспышке он услышал радостный и уверенный рев мотора, и, судорожно схватившись за цепочку, он понял, что шарик-брелок исчез.

Он долго стоял в тоскливом отчаяньи, пока гул не затих вдали. И не стало сил что-то делать и куда-то идти.

А потом он со смертельной четкостью осознал, что все это он видит в последний раз, что теперь он и сам уже никогда не решится вернуться.

И тогда он медленно, безуспешно пытаясь оттянуть последнюю минуту, вернулся обратно.

Потом он довольно долго жил еще, бессмысленно и вяло, днями напролет шатаясь по улицам и ничего не видя перед собой.

А однажды открыл толстую тетрадь и, посидев минуту, задумчиво глядя в белизну листка, вывел:

«Его знали все. Он ходил по дорогам страны, помогая тем, кто нуждался в помощи…»

А потом уронил голову на стол и, чувствуя тяжесть во всем теле, не первый раз уже горько пожалел, что не умеет плакать…

И что удивительнее всего во всей этой истории — этот человек до сих пор ждет письма. Ждет, несмотря ни на что. Ждет, зная, что чудес не бывает, и что рано или поздно это ожидание убьет его.

Ждет…

Реприза: ВТОРОЕ ОСНОВАНИЕ

Это был Ленн Дэнесс, некогда — первый лорд Цитрода, властитель умов и сердец Озерной Империи. Вытертый темно-зеленый камзол с короткой накидкой, лицо под шапкой черных волос — визитная карточка аристократа; олимпийское спокойствие и спрятанная в уголках тонких губ презрительная усмешка. Против него на тропе стоял паренек лет тринадцати на вид; на лице застыло страшноватое угрюмое выражение. Рука лежала на поясе — у рукояти короткого широкого ножа.

— Остановись! Кто ты?

Ленн внимательно и раздумчиво посмотрел на мальчишку сверху вниз. Потом неторопливо ответил:

— Простите, а с кем имею?

— Я спросил первым.

Ленн усмехнулся.

— Первым и ответь.

Мальчишка сузил глаза:

— Твоя наглость может дорого тебе обойтись.

Первый клинок Озерной Империи отреагировал безмятежно-недоуменным взглядом:

— Ну, мой юный друг…

Паренек шагнул было к нему, но, опомнившись, остановился. Медленно выпустил рукоять, на миг опустил глаза. Сейчас он спросит о чем-то, подумал лорд. О чем-то очень важном.

— Послушай… Ты откуда идешь?

— С Востока.

— Издалека?

— Дня два, — Дэнесс все-таки заинтересовался. — А в чем, собственно?..

— Скажи, ты не видел здесь мальчишку… лет восьми… одного?

— Н-нет… — медленно произнес Дэнесс. — Что, братишка, потерялся?..

Паренек резко вскинул лицо.

— Откуда ты знаешь?.. — и с внезапной догадкой он угрожающе подступил к Денессу вплотную. — Что вы с ним сделали?!.

Ленн ошарашенно усмехнулся:

— Ну, мой юный друг!

«Убили?! Он за это ответит!»

Снисходительное «мой юный друг» окончательно вывело мальчишку из равновесия. Выражение его лица стало совершенно недвусмысленным. Дэнесса это позабавило. Как там ведут себя опереточные злодеи?.. С демонстративным наслаждением он взял мальчишку за подбородок и развернул лицом к себе. Тот мгновенно размахнулся, но направленный в подбородок кулак звонко шлепнулся прямо в середину подставленной Дэнессом ладони. Попытка боднуть злодея в живот окончилась столь же неудачно — Дэнесс, ухмыляясь, уклонился. Мальчишка схватился за кинжал, но тот, как назло, застрял в ножнах, а в следующий миг он уже обнаружил себя болтающимся у этой сволочи под мышкой. «Тварь! Еще издевается… Этого я ему точно не прощу! Убью…»

…Дэнесс споткнулся об этот взгляд и понял, что заигрался. Выпустив мальчишку, он отступил на шаг и поднял к плечу открытую ладонь. От последовавшей за этим сцены примирения обоим было тошно.

Прошло около получаса после того, как они распрощались. Легкое и ни к чему не обязывающее сочувствие, которое Дэнесс успел испытать к мальчишке, уже почти развеялось с прохладным предвечерним ветерком, когда в придорожном кустарнике, шагах в двадцати позади, Ленн расслышал неровные крадущиеся шаги. «Значит, не поверил, — с неожиданной досадой подумал он, — ну, что ж…» И, как ни в чем не бывало, ускорил шаг. Почему бы не устроить себе тренировочку — эдакий небольшой марш-бросок?.. Часа на четыре…

Стемнело. Шорох шагов вот уже некоторое время как стих. Порядком уставший Ленн выбрал в придорожных зарослях полянку, прикрытую от ветра густой кленовой порослью, и с удовольствием расположился на привал. Разложил костер; кленовый хворост разгорелся не сразу. Не торопясь, стащил сапоги, пристроил к огню. Потом извлек из-под накидки кожаную сумку, вытряхнул на траву тряпичный сверток, развернул. По полянке поплыл вкусный запах копченого мяса. Нанизав полоски мяса на щепки, Ленн стал поджаривать их над костром, и вот тут в зарослях опять послышался тихий, нерешительный шелест, и к костру, прихрамывая, с самым независимым видом вышел давешний парнишка.