Серебряный ветер - Кук Линда - Страница 29

Будущее, особенно в том, что касалось судьбы земель Тэлброка, казалось туманным. Симон хотя и сказал Аделине, что было бы ошибкой зачать ребенка этой зимой, готов был изменить свое мнение. Рано или поздно у него должен появиться наследник — так не все ли равно, когда он будет зачат, этой ночью или позднее.

Мысль о том, что уже нынешней ночью он будет спать с женой, горячила кровь. Сегодня не будет ни долгого пира, ни крепкого вина. Они останутся одни в замке, и никто их не побеспокоит.

Увы, приятное ожидание омрачалось неопределенностью его дальнейшей судьбы. Если Аделина забеременеет, все серьезно осложнится. Симон чувствовал и видел, что у его жены достаточно мужества, чтобы защитить ребенка или спрятать его в случае необходимости на годы. Однако за молодой женой Симона уже наблюдал по крайней мере один шпион Лонгчемпа. И лучник Люк мог быть не единственным наемником канцлера в гарнизоне.

Как только выпадет снег, Аделина может считать себя в безопасности от врагов Лонгчемпа на несколько долгих месяцев. Беда может прийти по весне. Беременной вдове не так-то легко бежать из крепости по крутым горным тропам. Благоразумный мужчина не дал бы жене забеременеть до весны. Благоразумный не женился бы на дочери Кардока, дабы терзаться еженощно от искушения.

Симон взглянул на жену и обнаружил, что она задумчиво смотрит на него. Думала ли она о тех же опасностях, чувствовала ли то же, что чувствовал он — жаркий ток крови? В этот момент решение пришло к Симону само. Он спросит у дочери Кардока, чего она хочет от долгой зимы, что в праздности должны провести они вдвоем в старом замке. Пусть она решит за него.

Симон хотел было уже задать мучивший его вопрос, но передумал. Они уже достигли подножия крепостного вала и вскоре окажутся среди солдат гарнизона. Потом, позже, когда костер запылает в древнем замке, за запертой дверью, он спросит Аделину.

Крепость выглядела лучше, чем могла бы выглядеть в надвигавшихся сумерках, освещенная последними лучами заходящего солнца. Сейчас, в красноватом свете заката, разница в цвете старых бревен и новой, наспех сооруженной обшивки была незаметна. Дерево приобрело цвет благородного янтаря.

У ворот крепости диковинными цветами расцвели факелы, от котлов вился ароматный дымок.

Симон спешился и стащил тяжелые рукавицы. Он обнял Аделину за тонкую талию и перенес через подернутую тонкой корочкой льда грязную лужу на чистое пространство. Гарольд стоял у очага, подбрасывал хворост в огонь.

— У вас на столе холодная дичь и похлебка, — сказал он, — и то, что осталось от вина, которым Кардок угощал нас вчера. — Он бросил смущенный взгляд на Аделину, но обратился к Симону: — Повар вскипятил большой котел воды. Если вы хотите использовать ее для купания, я велю солдатам подождать своей очереди.

Аделина вспыхнула. Румянец ее был ярче, чем языки пламени в костре, что развел Гарольд.

— Вели им подождать, — сказал Симон, — мы недолго. Аделина не сказала ни слова, пока Гарольд не покинул замок.

— Я не могу мыться на кухне, — чуть слышно сказала Аделина.

Симон недоуменно пожал плечами:

— После того как еда на день приготовлена, там никого не бывает. Наш повар не особенно усердствует. Он простой воин, я плачу ему чуть больше, чем остальным, чтобы он не дал нам умереть с голоду.

Аделину, казалось, сказанное Симоном не слишком обнадежило.

— Если мы переживем зиму, я велю построить настоящую баню, как в Тэлброке. Пойдем, на кухне тепло, и я закрою дверь на засов.

Симон нахмурился. Его жена, проведя в Нормандии пять лет и пережив роман со своим глупым нареченным, осталась, похоже, скромной, как монашка. Симон засомневался в том, что ему следует отдавать право решения относительно судьбы их брака в руки своей скромницы жены.

— Мне не обязательно принимать ванну, — сказала она. Аделина дрожала от холода, и край подола ее платья покрывала корочка льда.

— Тогда оставайся здесь. — Симон взял ведро пошел на кухню налить кипятку.

Вернувшись, он застал Аделину сидящей за столом. Еда осталась нетронутой.

— Вот, — он указал на ведро, — мойся здесь, в замке. Я пойду на кухню, поставлю еще воды и вскоре вернусь. — Он видел, что ей явно полегчало. — Закрой дверь на засов.

Последние слова обрадовали ее еще больше.

— Спасибо, Симон.

Он взял чистую тунику и поспешил на кухню, чтобы успеть помыться до того, как другие замочат в воде грязную одежду. В Тэлброке на крыше имелась громадная бочка, и слуг было в достатке, чтобы каждый день наполнять горячей водой ванну у настоящего камина в господской спальне. Когда леди Элис, знакомая вдова, принимала ванну у него в спальне и как-то так случилось, что она не смогла отыскать дорогу в свою спальню и теплой летней ночью осталась ночевать там же, где купалась…

Тэлброк тряхнул головой, стараясь отвлечься от воспоминаний об искусной в любви молодой вдове, и принялся полоскать белье в ведре с холодной водой, стоявшем рядом с очагом. После некоторого колебания он надел мокрую одежду прямо на тело и категорически приказал себе забыть о том времени, когда женщины смотрели на Симона Тэлброка так, как он того заслуживал до роковых событий в Ходмершеме.

За то время, пока он находился на кухне, похолодало еще сильнее. Он остановился посреди двора, взглянул на небо, усыпанное предзимними звездами, и пытался найти слова, которые должен будет сказать Аделине. Они не должны быть слишком настойчивыми, но при этом достаточно жаркими, чтобы дать ей понять, что он ее хочет. Она поймет. Именем большого пальца святого Петра он даст ей это понять достаточно внятно.

Еще пару недель назад Симон и представить не мог, что будет жить под одной крышей с женщиной, с женой. Даже если бы он женился на Матильде год назад, когда ее братья впервые подошли к нему с таким предложением, он отправился бы сюда один — Матильда не поехала бы в такую дыру. Симон вздохнул при воспоминании о кротком беленьком личике, промелькнувшем на лестнице в тот момент, когда он разговаривал с Ботвиллами. Если бы он к тому времени уже женился на ней, братья Матильды могли бы убить его, чтобы освободить сестру от участи жены изгоя.

А теперь у него нежданно-негаданно появилась жена — красивее, чем самая прекрасная из придворных дам, и достаточно храбрая, чтобы без страха поселиться под одной крышей с преступником, убившим священника. Симон еще раз взглянул на звезды и мысленно поблагодарил святых за свалившуюся на него удачу.

Он моргнул, не веря глазам, вгляделся попристальнее. Факелы на крепостной стене горели ярко, освещая южную стену настолько, чтобы безошибочно узнать в мужчине на стене лучника Люка — никто, кроме него, не выходил на пост с луком. Рядом с ним стояла женщина.

И этой женщиной была Аделина.

Он мог бы подняться на стену, но приказал себе не делать этого из-за Аделины. Если на стене завяжется схватка, женщина может упасть. В первый момент Симон ничего не понял, не сумел сделать никаких выводов из увиденного. Он заставил себя, стоя в мокрой одежде на холоде, оценить последствия своих действий или бездействия. В Ходмершеме он действовал слишком быстро и сурово поплатился за это. Ходмершем научил его большему, чем он сам мог предположить.

Симон стоял и смотрел на свою жену и шпиона Лонгчемпа. Он был слишком далеко, чтобы слышать, о чем они говорят, но достаточно близко, чтобы понять, что разговор их носит деловой характер. Более того, он видел, что они не могут прийти к согласию. О том, что они повстречались на крепостной стене случайно, не могло быть и речи. Видно было, что им есть что сказать друг другу. Есть, ибо оба они, вне сомнения, были шпионами Лонгчемпа.

Они оба.

Не было необходимости пытаться справиться ними обоими.

Не было необходимости вообще что-то предпринимать.

Им стоило лишь взглянуть вниз, чтобы увидеть его. Симон отделился от стены кухни и медленно пошел в замок, который, как он уже знал, будет пуст. Он открыл дверь, которая, как он знал, осталась незапертой.