Заказ - Кульчицкий Константин - Страница 80

«Господи, да что ж я его не отключила-то…» – через силу подумала Любаша, и веки снова сползли на глаза.

Приступ начался неожиданно. Вернувшись домой, она уже разделась было в ванной, думая принять душ, как вдруг ощутила знакомую слабость. Та по обыкновению подкралась исподтишка, чтобы внезапно окутать покрывшееся испариной тело. Жуткое состояние, когда ноги и руки становятся безжизненно ватными и перестают тебя слушаться… В ванну Любаша уже не полезла – «а то ведь так и найдут». С трудом добралась до дивана, закрыла глаза и стала мечтать, чтобы подушка и одеяло сами выбрались из тумбочки. Но чудес не бывает. Пришлось уговаривать себя встать… Больше ни на что сил не осталось. Так она и лежала голяком на диване, дрожа от озноба под колючим шерстяным одеялом, а по коже ощутимыми каплями скатывался мучительный пот… Это случилось часа два назад.

Телефон не умолкал.

– Ну, кто ещё там… Кому я понадобилась? – вслух, чтобы мобилизовать подобие силы, выговорила Любаша. Она знала из опыта, что звук собственного голоса порой помогает. Рука, казавшаяся в потёмках особенно бледной, медленно потянулась к аппарату. – Умереть спокойно не дадут…

В каждой шутке есть доля шутки. При Любашиной болезни всякий приступ вроде теперешнего мог оказаться последним. Она много раз наблюдала подобное, когда лежала в больнице во время «плановых» ухудшений. Видела, как люди, ещё несколько часов назад весёлые и жизнерадостные, строившие какие-то планы, – эти самые люди покидают палату на каталке, укрытые с головой простынями. Под чью-нибудь тихую прощальную реплику:

«Ну вот, сердешная, и отмучилась…» Да что! Любаша сама как-никак была врачом, хотя и ветеринарным. И своё состояние оценивала трезво. Но всякому кажется, что уж с ним-то самим ЭТО не произойдёт, не должно, не имеет права произойти!..

Да и приступы до сих пор были регулярными и предсказуемыми. Случались они сравнительно нечасто – раз в полгода, месяцев в семь… Сегодняшний разразился неожиданно. Что наводило на печальные мысли…

Любаша наконец-то сняла трубку и кое-как засунула её между ухом и подушкой, снова закрывая глаза:

– Да?..

– Люба? – прозвучал незнакомый девичий голос.

– Да…

– Люба, простите, вы меня, конечно, не знаете… Это Лена из конюшни в Екимовском…

– Где?..

– В Еки… ну, в Юкках. Как бы не совсем в Юкках, подальше… Мне ваш телефон Романыч дал… Рогожин то есть. Роман Ро…

– Случилось-то что?.. – перебила Любаша. Вряд ли кто станет звонить ветврачу среди ночи, чтобы передать привет от общего знакомого. Да и выслушивать никому не нужные объяснения у неё, честно говоря, просто не было сил.

– Вы понимаете, – заторопилась девушка, – беда у нас! У коня колики. Уже третьи сутки пошли…

– Врачи были?

– Да были, были, а толку… Последняя часа два назад укатила… Сделала ему большой укол внутривенно, сказала – теперь всё будет в порядке… и укатила. А конь опять закололся…– В далёком телефонном голосе звучали слезы. – И все, кто до неё приезжал, так же… Укол-другой сделают – и домой… А коню хуже и хуже… Похоже, погибает он…

Любаша стиснула зубы и оторвала свинцовую голову от подушки, приказав себе сесть. Одеяло свалилось ей на колени, и спину тотчас покрыла «гусиная кожа». Любаша сильно сжала челюсти, чтобы на том конце не услышали, как стучат у неё зубы. Голова кружилась. Во рту было до горечи сухо.

– Как к вам добираться? – спросила она.

– Ой, вы правда приедете? – Лена разревелась в открытую, на сей раз – от радости и проснувшейся надежды.

Тон Любаши стал строгим и деловым:

– Что из лекарств у вас на конюшне есть?

– Вы знаете, – опять затараторила Лена, – мы за три дня почти всё извели… Ну анальгина немножко, но-шпы… Баралгина несколько ампул осталось…

– Камфора? Кофеин? Новокаин? Глюкоза?

– Новокаин кончился… Камфоры и кофеина – чуть-чуть… Глюкозы… ой, не помню…

– Ладно… – Любаша поднесла руку к глазам. Сильно надавила пальцами, провела ладошкой по лицу вниз к подбородку, массируя задеревеневшие скулы, а после и шею. – Так… Зонд носоглоточный? Клизма?

– Клизма есть… маленькая… А зонда нет.

– Маленькая не годится… Ехать-то как к вам?

– Можно на метро до «Озерков» или до «Просвещения», а потом… То есть…– Девушка осеклась. – На метро вы, наверно, уже не успеете…

– Ничего. Такси возьму.

Телефонная трубка умолкла. Потом девушка заговорила снова – тихим, извиняющимся голоском:

– Понимаете… мы за эти три дня… На лекарства и врачей столько денег ушло… может, вы нам просто посоветуете, а мы… сами как-нибудь…

Любаша прервала её:

– До «Озерков» я, допустим, доехала, а дальше?

– Мы… да мы на машине вас встретим! Мы за вами и домой можем заехать…

– Машина ваша треснет в два конца за мной добираться. – Любаша, как и Аня Смолина, обитала на Юго-Западе. – Значит, так: по поводу денег и лекарств мы с вами потом разберёмся… Встречайте меня у «Озерков». Через час с чем-нибудь. На Выборгском шоссе, на остановке автобусной… Машина какая у вас?

– Ой, – радостно заверещали из телефона. – Неужели правда приедете?! У нас «пятёрка»… старенькая такая, кирпичного цвета… Валерка!!! – крикнула девушка Лена кому-то по ту сторону телефонного кабеля. – Номер какой у тебя? Быстро!!!

Любаша записала номер машины на клочке бумаге, валявшемся под настольной лампой как раз для таких целей, и положила трубку. Верней, почти уронила.

Несколько минут она сидела не шевелясь, и ничего прекрасного не было в тощенькой нагой статуе, бессильно замершей в темноте. Потом Люба решительно встала… И чуть снова не рухнула на диван. Постояла, обхватив ладонями мокрые виски и плотно зажмурившись… и наконец медленно, придерживаясь за стены и шаркая, точно столетняя бабка, ногами, поплелась в кухню. Один тапок потерялся посреди узкого коридора, но возвращение за ним было подвигом, для Любаши уже непосильным. Добравшись до кухни, она буквально упала на табуретку и ощупью ткнула кнопочку электрочайника. Подперла голову руками – и снова застыла…

Чайник сначала засопел, потом заурчал. Наконец, прорезав тишину залихватским свистом, щёлкнул и недовольно замолк.

Налитая свинцом голова была непомерно тяжёлой. Кое-как оторвав её от стола, Любаша нашарила круглую банку, откупорила её и насыпала в фарфоровый бокал растворимого «Чибо». Налила из чайника кипятку… Из настенного шкафчика, в котором хранилась домашняя аптечка, достала большую ампулу кофеина и, отбив ножом горлышко, вылила содержимое в кофе. Туда же положила семь ложек сахарного песку, наполненных с верхом. Принялась медленно размешивать.

«Должно помочь…» Она с надеждой отхлебнула обжигающий напиток, приторно-сладкий и в то же время отчётливо горький. Первый глоток исчез в застывшем теле бесследно, второй породил некие признаки внутреннего тепла, и только тут Любаша почувствовала, до какой степени замёрзла. «Ну вот. Отпускает, похоже…»

Опустошив кружку, она ещё минутку посидела, потом тяжело поднялась и пошла в ванную – накинуть что-нибудь, а если сил хватит, то и в порядок себя привести. Наступив в коридоре на тапок, сунула в него ногу.

«Завтра же в больницу к Андрюше Борисычу…» Её врача-гематолога, мужчину приметно крупного и высокого, солидно звали Андреем Борисовичем Зарницким, но заглазный «Андрюша Борисыч» характеризовал его лучше каких угодно званий и титулов. Доктор обладал лицом доверчивого ребёнка – трогательно оттопыренные уши, голубые глаза, по-детски пухлые губы и щёки. Этакий большой плюшевый мишка… Больные к нему приходили, прямо скажем, не с насморками, но даже у самых тяжёлых при виде доктора появлялись на лицах радостные улыбки. А как менялись глаза Андрюши Борисыча при виде чьих-то страданий!.. Любаша знала: завтра, когда она к нему явится на приём, именно выражение Андрюшиных глаз сразу скажет ей, как обстоят дела и сколько ей ещё отмерено. Хотелось верить, что завтра Андрей Борисович улыбнётся… Как хотелось бы…