На грани счастья - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 40

Как-то ночью Дашка проснулась от странных звуков и поняла, что Катька плачет в подушку, чтобы заглушить рыдания. Она перебралась к ней на кровать и постаралась успокоить:

— Кать, ничего, мы справимся!

Воистину каждый о своем: Дашка о том, о чем думала день и ночь, а Катька…

— Ей никто не нужен! Ей всегда был нужен только он и сейчас! — кричала Катька, размазывая слезы по лицу. — Мы ей до лампочки! Так, дополнение к счастливой жизни!

— Кать, ей сейчас хуже всех! — пыталась вразумить сестру Дашка.

— Зато раньше ей было лучше всех! Вот она сейчас нас бросила, в самый трудный момент! Ничего не может, ничего не умеет, в горе своем живет, а мы расхлебывай! А у нас что, не горе?! Одна она такая?!

Дашка разозлилась так, что в глазах потемнело!

— А ты что, умеешь? Ты вон, дура здоровая, восемнадцать лет, умеешь что-нибудь?! Ты свою кровать хоть раз за восемнадцать лет застелила? Ты знаешь, как продукты покупать, стирать-убирать, готовить, мусор выносить? Как сберкасса выглядит, знаешь? Какие бумажки там оплачиваются? Папа всех нас баловал! Папа и Лидия Ивановна! Что ты истерики закатываешь, одной тебе, можно подумать, хреновей всех!

— Просто мне страшно! — призналась Катька и шмыгнула по-детски носом.

— Мне тоже страшно, но я знаю, что делать, и уже все придумала!

Она действительно придумала.

На следующее утро распорядилась, чтобы бабушка и дедушка Юдины переехали к ним, и, взяв на себя все взрослые решения за семью, вечером за столом в кухне оповестила собрание:

— Вашу квартиру сдадим. Будем жить вместе на эти деньги и… — Сбавив в тоне взрослости, извинилась: — И простите, на ваши пенсии-зарплаты. Лидия Ивановна, мы, к сожалению, не сможем платить вам зарплату.

— Да какая зарплата, Дарьюшка! — воскликнула обиженно Лидия Ивановна. — Я вас не брошу ни за что! Вы ж мне родные!

Дашка кивнула и, не удержавшись, подбежала, обняла, поцеловала в щеку и, улыбнувшись, добавила:

— Тогда мы сдадим и вашу квартиру!

— Да с удовольствием, только, Дашенька, однокомнатная хрущевка…

— Это тоже деньги! — закончила за нее Дашка.

И почему-то трое взрослых, далеко не инфантильных, грамотных людей с большим жизненным опытом и старшая Катька предоставили шестнадцатилетней девчушке принимать решения, переложив на нее всю ответственность.

Мама в жизни участия не принимала. Ни в какой.

А месяца через четыре после папиной смерти к ним в гости приехал его друг и сослуживец поговорить с мамой.

— Она вряд ли сможет с вами разговаривать, — предупредила Дашка.

— Я все же попробую, — настаивал он.

— Он приехал поговорить о Васечке? — спросила мама, когда Дашке удалось до нее достучаться.

И тут, глядя на маму, Дашка с ужасом и величайшим стыдом осознала, что никто из них ни разу не разговаривал с ней об отце! Не пожалели, не поплакали вместе, не выслушали и не расспросили ее ни разу ни о чем!

А ведь он умер у нее на руках!

И никто — никто из семьи! — не спросил, как это было, не попросил рассказать что-нибудь, поделиться воспоминаниями, да просто не поговорил с нею!

Быть может, если бы она выговорилась, вспоминая его, не уходила бы так безвозвратно в небытие!

Иван Павлович приехал предложить маме работу.

— Мой знакомый из Министерства культуры рассказал, что итальянцы приглашают на работу специалистов по итальянской культуре и истории. Они под патронатом государства и с привлечением частных инвесторов начинают большую работу по новой каталогизации исторических раритетов. Для этого приглашают специалистов из других стран. Это как раз твоя специализация. Я поговорил, тебя внесли в списки, эта работа не меньше чем на полгода. — Он взял в ладони ее руки и уговаривал: — Поезжай, Маргарита, поработаешь, отвлечешься от своего горя.

Она покачала головой и молча ушла в спальню.

— Поговорите с ней, — обратился к семье Иван Павлович.

А на следующее утро девчонки вошли в кухню и остолбенели — мама варила себе кофе и улыбалась!

Единственное, что она умела, — это варить превосходный кофе, для папы, разумеется, в первую очередь, и никому этот процесс не доверяла — варить Васечке кофе.

— Девочки, кофе будете? — бодрым голосом спросила она. — Я на всех приготовила.

Дашка с Катькой беспокойно переглянулись, сели за стол, не сводя с мамы глаз. Она разлила кофе по чашкам, поставила перед ними на стол, себе и села рядом.

— Поеду в Италию, работать, — улыбаясь, сообщила она и объяснила такую резкую метаморфозу своего поведения: — Васечка приходил ночью, сказал: езжай, тебе там хорошо будет.

— Ку-куда приходил? — в полном замешательстве спросила Дашка.

— Ко мне, — улыбалась ей мама. — Первый раз пришел. Я все ждала, ждала, а он не приходил. А тут вот пришел, наконец!

— Мы перепугались ужасно, думали, что Кащенко станет нашими буднями! — рассказывала Даша, находясь там, в прошлом, просматривая его, как кинопленку. — Решили, что она от горя с ума сошла. А она выпила кофе, поцеловала нас по очереди и говорит: «Пойду позвоню Ивану Павловичу, чтобы он начал оформлять, что там надо!»

Дарья замолчала, задумалась, смотрела в себя.

— Что, за руки держали? — спросил Власов, выводя ее из глубокой задумчивости.

— Нет. Наблюдали за ней, ходили всей семьей три дня, за каждым шагом. А она вернулась к себе прежней, улыбалась, собиралась. Когда мы из оцепенения вышли, давай останавливать: куда, зачем? А она смеется: «Васечка мне все подскажет и присмотрит за мной, мы теперь каждую ночь разговариваем». И мы ее отпустили! Это потом я себя, да и нас всех за это обвиняла, а тогда…

Мама уехала, а жизнь налаживалась, занимая новые житейские рамки, устраиваясь в них новыми привычками, бытом, законами.

Дарья поступила в институт, став студенткой Финансовой академии. Почему именно Финансовой? Да потому, что за этот год от жизненной необходимости проявились ее умения и таланты принимать решения, вести счета, планировать и рассчитывать бюджет всей семьи, вести переговоры с риелторами, жильцами, снимавшими их квартиры, ходить по чиновничьим кабинетам, оформлять всевозможные документы.

Зимой у дедушки Васнецова случился инсульт.

Дежурили рядом с ним в больнице все по графику, составленному Дашкой. Он оправился, но далеко не полностью — левая сторона тела практически парализована, речь затруднена. И бабушка Васнецова приехала к ним за помощью.

— Я не справлюсь сама, не смогу за ним ухаживать! — плакала она, утирая слезы маленьким кружевным платочком. — Нанять медперсонал средств нет, а в хоспис его не берут, нележачий, говорят, и родные есть. Вы должны и обязаны мне помочь, мне же семьдесят девять лет!

— Хорошо! — решила Дашка, как теперь повелось, одна за весь «хоровод». — Вы с дедушкой переедете к нам жить. А квартиру вашу мы тоже сдадим.

— Но я не это имела в виду! — искренне негодовала бабушка. — Я думала, вы будете приезжать по очереди, как в больницу ездили, помогать мне.

— Так не получится, — утвердила начальственным тоном Дарья. — Дедушка Стас работает, бабушка Надя и Лидия Ивановна ведут хозяйство. Катя учится и вечерами подрабатывает репетиторством, у меня первый курс очень тяжелый, я поздно вечером возвращаюсь. Так что только таким образом.

Тяжело было всем. У бабушки Васнецовой совсем не нежно-уступчивый характер, она постоянно пыталась «рулить», указывая, как и что надо делать, большую часть времени демонстрируя глубокое недовольство. А дедушка Васнецов после непродолжительного улучшения стал сдавать, а вскоре и вовсе слег. Денег катастрофически не хватало ни на что. Как сказала Катька:

— У нас с тобой, Дашка, патронат на дому, филиал дома престарелых, отягощенный финансовыми трудностями и разногласиями между контингентом. Все по классическим правилам богаделен.

Девчонки крутились, как могли. Катя набрала учеников и работала до поздней ночи, Дашка училась и делала первичную бухгалтерию и балансы для двух небольших фирмочек, дедушка Стас работал помощником инженера в управлении строительства автодорог. Притом что они сдавали три квартиры и скидывали в общую кучу все заработки и пенсии, денег все время не было. Лекарства для дедушки стоили немыслимых денег, и их было семь человек, которым каждый день надо было есть, как ни странно.