Неземное тело - Куликова Галина Михайловна - Страница 50

Стало совсем темно. Гроза, сверкнув еще несколько раз великолепными молниями, переместилась куда-то за лес и погрохатывала уже там. Зато дождь, похоже, прекращаться не собирался. Было сыро и неуютно.

«Камин, что ли, затопить?» – вяло подумал Дмитрий, но поленился вставать. Он попытался дотянуться рукой до валявшегося неподалеку пледа и чуть не выпал из кресла. «Все, уже хорош, – разговаривал Чуприянов сам с собой, – последний стаканчик, и баиньки».

С трудом поднявшись на ставшие совершенно непослушными ноги, он нетвердой рукой долил в почти опорожненный стакан виски, залпом выпил и направился было в дом. Но тут его ухо уловило какой-то посторонний шум – хлопающий звук, будто бились друг о друга железяки, причем бились довольно сильно.

«Что за фигня! Теперь надо идти смотреть», – Чуприянов мрачно двинулся с крыльца прямо по дорожке, выложенной замысловатой плиткой. Он не любил, когда что-то было не в порядке. В данном случае его раздражал этот явно лишний звук. Уже пройдя несколько метров, он вдруг сообразил – калитка! Он не закрыл калитку, она там и гуляет от ветра, бряцает всем своим металлическим арсеналом.

Чуприянов медленно брел под дождем к воротам. Зонта он не взял, да, кажется, у него и не было в доме зонта. Какой-то валялся в машине, но идти к гаражу не хотелось.

Мысли в голове мелькали разные: «Уже намок весь. Ладно, потом переоденусь. Надо бы еще выпить – согреться. Вроде я закрывал ее. А это что еще за...»

Тут прямо перед ним вспыхнула ослепительная молния, следом за которой на Дмитрия навалились темнота и боль.

Открыв глаз, он сразу же его и зажмурил – нестерпимо яркое солнце заливало комнату. Через минуту Дмитрий сделал еще одну попытку, которая оказалась более удачной. Второй глаз, несмотря на все усилия, открываться отказывался. Слегка пошевелившись, Чуприянов обнаружил, что доселе послушное, сильное и ловкое тело ему не подчиняется, причиняя к тому же адскую боль. Впечатление было такое, словно его разобрали на составные части, как детский конструктор, а собирая заново, все перепутали.

– Он шевелится, – радостно заверещал знакомый женский голос.

Немного порывшись в памяти, Чуприянов идентифицировал его, как принадлежащий Венере Остряковой. Порадовавшись, что память вернулась к нему, Дмитрий теперь попытался сосредоточиться на решении проблемы: «Что это со мной такое, и почему „это“ вообще произошло?» Однако память не прояснялась ни чуточки.

Тут над Дмитрием навис Степан Граков. Внимательно и сочувственно посмотрел в его единственный глаз.

– В больницу надо везти – рентген делать, и все такое, – раздался неуверенный голос, принадлежащий Егору Острякову, – вдруг у него переломы, сотрясение.

– Сейчас позвоню, – и Граков выхватил из кармана телефон, как меч из ножен.

Но тут Чуприянов, разозлившись, что кто-то решает за него его дальнейшую судьбу, попытался вставить слово. Получилось плохо, так как нижняя челюсть почти не двигалась. Раздалось странное шипение, переросшее затем в негодующее, но весьма эмоциональное мычание.

Присутствующие (теперь Дмитрий разглядел, что, кроме Гракова и супругов Остряковых, в его гостиной находились еще и Лайма, Саша с пуделем на руках и Антон Анисимов) замерли, стараясь понять, что случилось и что он хочет им сказать.

– Может, ему плохо? – осторожно предположила Саша.

– Он, наверное, хочет пить, – выдвинул свою версию Егор и предложил: – Я схожу за водой?

Увидев, что Граков набирает какие-то цифры на телефоне, Дмитрий вновь запротестовал. Степан в нерешительности остановился – ждал, когда очередной приступ жизнедеятельности Чуприянова подойдет к концу. Но на сей раз Дмитрий любой ценой решил довести свое мнение до сведения заботливых соседей. Он ненавидел больницы и все, что с ними связано, и не собирался туда ехать, пока жив.

– У меня впечатление, что он не хочет в больницу, – сказала Лайма, внимательно наблюдавшая за его странным поведением.

Чуприянов радостно загукал (слова по-прежнему не получались) и отчаянно закивал головой, насколько ему позволял толстый слой бинтов, которыми были обмотаны его голова и шея.

– Не хочет? – удивилась Венера. – Но почему?

– Да-а, – протянул Граков, – кажется, и правда... А что делать?

– Врача вызвать сюда, – предложила Саша.

– Точно. Вызываю врача, потом договорюсь, чтобы сиделку нашли: Михаил, помощник его, один не справится. – Граков на минуту задумался, не забыл ли чего. – И еще организую ему круглосуточную охрану – бог знает, чьих это рук дело.

Он тут же отправился на улицу, держа возле уха мобильник.

Дмитрий с облегчением вздохнул – опасность миновала. Теперь снова можно попытаться вспомнить, что же с ним произошло.

– А что, собственно, с ним произошло? – нарушила тревожную тишину Лайма. – Кто-нибудь знает?

– Никто ничего точно не знает. – Егор Остряков стал нервно расхаживать по комнате, посматривая на Чуприянова, который провожал его взглядом своего единственного глаза. – Уму непостижимо – вокруг все приличные люди, посторонних здесь не бывает.

– Может быть, разборки? Бизнес, и все такое? – встряла Венера.

– Тогда его убили бы, – авторитетно заявила Саша, – или покалечили. А его просто избили.

– Ничего себе «просто»! Посмотри на него! – обиделась за Чуприянова Венера.

– Он так стонал, бедненький! Никогда не забуду. – Саша присела на корточки и спустила собаку с рук. Лили немедленно убежала на веранду и улеглась на валявшийся там плед.

– Саша нашла Чуприянова, – пояснила для Лаймы Венера, – она гуляла...

– Сама расскажу, – Саша победоносно оглядела присутствующих. – Вышла я с Лили прогуляться – очень она просилась. Солнце только-только встало, хорошо так, после дождика. Идем мимо чуприяновской калитки, а она открыта. Лили туда и забежала. Я пошла забрать ее – она ведь, мерзавка, может по чужим участкам часами бегать. Зашла – смотрю, какая-то куча прямо посреди дорожки лежит. Вот, думаю, неряха – бросил какую-то гадость, а собачка может наступить. Или съесть. Вдруг слышу – стон. Жалобный. Я сначала испугалась, потом поближе подошла – а это Чуприянов. В крови весь, в грязи. Побежала я обратно, думала в милицию звонить или еще куда-нибудь. Смотрю – Анисимов на крылечко вышел – я к нему. Так вдвоем мы Диму и волокли. Потом уже все остальные подтянулись.

И Саша обернулась к Антону, как бы приглашая его обогатить ее скромный рассказ новыми подробностями. Но Анисимов, который так все время и стоял молча, подпирая стенку, лишь пожал плечами: мол, все необходимое уже сказано.

– Теперь дело за малым – найти того, кто это сделал. Пока все не выяснится, мы здесь спокойно жить не сможем, – резонно заметила Венера.

– Может быть, когда Дима поправится, он расскажет нам, как все произошло, – вздохнув, предположила Саша.

Чуприянов закрыл глаз и подумал, что одно предположение у него есть. Но подтвердить его невозможно до тех пор, пока он не встанет на ноги и не проверит карман своего пиджака, который висит в шкафу.

Прошлой ночью шел ливень, и «Группа У» решила, что черные люди не пойдут в грозу на развалины, и взяла тайм-аут. То есть все ее участники спокойно дрыхли, а утром оказалось, что кто-то избил Чуприянова. Неужели черные люди?

Этой ночью луна взошла яркая, веселая, по-летнему сочная, а не того синюшного цвета, который она приобретает промозглой холодной осенью. Хотелось повыть на нее или выйти на луг, найти стог и повалиться в сено, закинув руки за голову. Жевать травинку, обниматься с каким-нибудь симпатичным парнем... Лайма отогнала от себя призрак Гракова и мысленно заменила его призраком Анисимова. Потом избавилась от Анисимова тоже и прибавила шаг.

На операцию она надела трикотажные брюки и черную водолазку. Волосы спрятала под кепку, на шею повесила бинокль, позволяющий видеть в темноте. Втроем они шли по пролеску: впереди Корнеев, отлично знакомый с местностью, потом Лайма, последним – Медведь. Несмотря на приличный рост и большой вес, двигался он практически бесшумно. Не то что компьютерный гений, под ногами которого, казалось, не только трещали ветки, но и пищали возмущенные насекомые. Лайма могла бы голову отдать на отсечение, что рюкзак Корнеева тяжелее ровно на столько, сколько весит та маленькая хрень с экраном, с которой он не расстается ни днем, ни ночью.