Дочь Лебедя - Бак Джоанна - Страница 10

Но мистер Гарднер уселся в кресло, а рядом со мной разместился Алексис, он склонился к писателю и начал болтать с ним.

— Помоги мне принести вино и рюмки, — попросил меня отец.

Я пошла с ним и сначала достала темные хрустальные стопки, но он сказал, что они не подходят, мне пришлось убрать их и достать крохотные рюмочки на тонких ножках. И когда мы вернулись — отец с бутылкой вина, а я с подходящими рюмками на подносе, я наконец услышала, как писатель впервые упомянул ееимя.

Фред Гарднер откинул голову на спинку кресла и, обращаясь к потолку, произнес самодовольным тоном:

— Джулия была такая дура!

Отец, казалось, не слышал его и продолжал расставлять бутылки на кофейном столике. Он сделал мне жест рукой, подсказывая мне, чтобы я убрала кучу каталогов и освободила место для подноса.

Джорджи и Алексис громко смеялись вместе с Гарднером, а тот продолжал:

— Она думала, что может иметь все, что пожелает. Она ни в чем не знала границ. Она даже старалась иметь малыша Купера!

— Она была удивительная женщина, — заметил Мишель.

Я затаила дыхание, отец молчал. Он перестал улыбаться. Я знала, что он сейчас вышвырнет мистера Гарднера, если тот произнесет хотя бы еще одно слово.

— Надо признать, — тихо сказал отец, — что мальчик Купер был неотразим!

— Он — продажная тварь, — вклинился Джорджи, — я знал его еще на Капри, и он — проститутка!

— Но он талантлив, — заметил Алексис, — если бы он только хотел работать.

— Но его талант, как мне кажется, ограничивается только умением привлекать к себе людей, — сказал Фред Гарднер. — В нем больше магнетизма, чем таланта, хотя обычно это слово применяется к политикам и хилерам. Этот юноша обладал им.

— Ему было невозможно противостоять, — тихо повторил отец.

Мне было любопытно, кто же этот юноша. Я его никогда не встречала.

— Женщины, которые обладали красотой, верили, что им может сойти абсолютно все, — продолжал Фред Гарднер, глядя на прозрачную земляничную настойку.

— Это была ее подушка, — заметила я, показывая на вышитую подушку, которую подложил себе под руку Алексис.

— Ей всегда нравились хорошенькие мальчики, — заметил Алексис.

— Тревор Блейк был ужасен, — вставила я, пытаясь защитить Джулию.

— Итак, — сказал Фред Гарднер, меняя тему разговора, — когда вы начинаете свою учебу и где?

— Флоренс не стремится учиться, — заметил Джорджи. — Она предпочитает поработать.

— Вы об этом пожалеете, — продолжал Гарднер.

— Пожалею? — переспросила я. Мне стало понятно, что я его боюсь.

Мой отец встал.

— Всем нужно образование. Даже девушкам, — заявил Фред Гарднер.

— Может, попробуем вишни в бренди. Они превосходны, — сказал отец, выходя из комнаты и направляясь в кухню. Он старается остыть, решила я.

Я тоже встала, подошла к окну и села на желтый шелковый пуфик, чтобы подождать, когда вернется отец.

— Этот парень Купер, — услышала я слова Джорджи, — он на всех так действует…

— Только не на меня, — ответил Фред Гарднер. — У меня — иммунитет. Но конечно, мне тоже пришлось пережить несколько подобных драм в своей жизни, хотя и с более стоящими людьми… Итак, — он снова обратился ко мне, — такая взрослая девушка, и все еще живет с отцом в одном доме?

Я только собралась ответить ему, но вошел отец с другим подносом, там стояла глубокая ваза и шесть маленьких стеклянных пиал.

— Она была слишком чопорной. В этом все дело, — неожиданно вернулся к прежней теме Фред Гарднер.

— Кто чопорный, малыш Купер? — спросил Джорджи.

— Джулия.

Я подалась вперед, чтобы слышать, как отец будет защищать ее. Он сказал:

— Да, она стала такой в последнее время. Мне кажется, что это сделал с ней Лондон.

Защищай ее, подумала я. Я вложила ему в руки меч.

— Она страдала от недостатка чувства реальности, — опять сказал Фред Гарднер.

— А как насчет нас всех? — спросил Мишель, возвращаясь в комнату.

Я наблюдала за отцом, он раскладывал вишни по пиалам, стараясь, чтобы в каждой из них было одинаковое количество ягод.

«Покажи, на что ты способен», — молила я его.

Но он хотел проявить свою объективность.

— Она была немного жалкой, — ответил отец.

Я выбежала из комнаты и остановилась в холле. Мне хотелось отомстить отцу, и сразу же. Я позвонила Люку. Он был дома. Я слышала смех, мужской смех.

— Я могу приехать? — спросила я Люка.

Я слышала, как он тяжело дышит в трубку.

— Почему бы и нет? — ответил он. Люк был поражен, когда открыл мне дверь, и я стояла перед ним со своим чемоданом.

— Всего на несколько дней, пока я не найду себе квартиру, — успокоила его я.

— Ты поссорилась со своим приятелем? — спросил он, беря чемодан.

— Нет, со своим отцом, — был мой ответ.

У Люка была только одна кровать, и поэтому мы занимались любовью. В тот момент мне казалось, что это самая подходящая вещь. На следующее утро мы позавтракали в кафе и вместе пошли в студию. Одна фотомодель сказала мне, что она отказывается от квартиры и переселяется к своему жениху. Я прекрасно соображала, что Люк никогда не станет моим женихом, и пошла посмотреть квартиру. Так как Люк был занят работой, я позвонила Нгуену и попросила, чтобы он помог мне перевезти мои вещи от отца в маленькую квартирку на Рю дю Бак.

— Поклянись, что ничего не скажешь ни отцу, ни Мишелю, — просила его я. Нгуен кивнул и дал мне немного звездчатого аниса. Он утверждал, что эта приправа хорошо действует на пищеварение.

Я взяла с собой только один чемодан с одеждой, несколько книг и вышитые подушки из дома Джулии. Мне хотелось стать подобной быстрой и гладкой стреле. Ничем не отягощенной, как шпион во время задания. Мне следовало стать невидимой, осторожной и ничем не связанной.

Я вернулась в студию, выполнила свои сложные и никому не нужные обязанности, а потом отправилась домой, чтобы съесть свой немудреный обед, состоящий из яичницы и тарелки тертой моркови, я все это купила в кулинарии.

Я подумала, что после обеда придется мыть посуду и ложиться спать. Если бы я привыкла к простому течению моей новой жизни, четко зная свои обязанности и ограничения, я бы смогла выжить.

Но все это было подобно балансированию на плохо натянутой проволоке.

Моя комната была расположена на узкой улице. Нужно было войти в проход между кулинарией и булочной, подняться вверх по лестнице с толстыми деревянными перилами, пройти по коридору, выложенному красными плитками, подняться еще на два пролета, и там скрывалась моя дверь, как страшная жаба, под самой лестницей, которая шла вверх до самого чердака. Комната была хитро разделена на место для спанья, место для гостиной, если вам этого так уж хотелось, кухоньку и ванную комнату. Кухня была просто узкой щелью между ванной и внешней стеной. Ванная — узкий закуток между кухней и тесным туннелем, который служил мне вместо прихожей. Надо всем этим нависали антресоли, на них лежал мой матрац, как толстый слой синего желе. Антресоли так же были удобны для спанья, как верхняя полка в купе вагона второго класса. Их основная привлекательность состояла в том, чтобы влезать на них по широким деревянным перекладинам короткой лестницы.

Снаружи здание выглядело ужасно! Но еще хуже и тоскливее оно было внутри. Мне казалось, что если я буду здесь жить, я стану похожа на него. Я чувствовала, что меня окружают отчаянные попытки людей просто выжить. За перекошенными дверями жили потерянные души, артисты и алкоголики! Разбитые деревянные перила, облупившиеся каменные стены казались просто жуткими. До смерти Джулии я всегда ждала, что со мной будут случаться только прекрасные и удивительные вещи — это она сказала мне так. Я все ждала, когда же у меня начнется настоящая жизнь. Настоящая жизнь, полная великолепных свершений. Теперь я поняла, что лучше ничего не ждать от жизни.

Меня мог спасти только порядок. Я методично убирала постель утром, прежде чем идти на работу. Я записывала каждый потраченный мною франк. Я купила пылесос и пылесосила комнату несколько раз в неделю. Мне не хотелось, чтобы кто-то приходил ко мне в гости. Это была моя скорлупа, моя оболочка. Я не приглашала сюда Люка. Если у меня будет интимная связь в моей новой жизни, она будет с необыкновенным существом, с незнакомцем. Я верила, что ко мне вернется то, что я потеряла, не Джулия, но кто-то иной, чье существование на земле сможет как-то заменить все утраченное после смерти Джулии. Я верила, что мои страдания будут вознаграждены. Я с радостью терпела все лишения, мне хотелось страдать еще больше, чтобы быть уверенной в благополучном исходе.