Живущий в ночи - Кунц Дин Рей - Страница 84

Я сказал, что она обладала блестящим умом, но на самом деле ее ум был чем-то большим. Он был выдающимся, уникальным. Мама могла бы работать в любом университете мира. Они все умоляли ее об этом.

Мой отец любил Эшдон, но за мамой поехал бы хоть на край света. Он был способен существовать в любой научной среде.

Мама осталась в Эшдоне из-за меня. Большинство прославленных университетов находятся в больших либо в средних городах. Живя в них, я не испытывал бы особых затруднений днем, но моя ночная жизнь оказалась бы гораздо беднее. В городах светло даже по ночам, а по-настоящему темные уголки большого города не самое подходящее место для молодого человека, который любит путешествовать по ночным улицам на велосипеде.

Мама сузила свою жизнь ради того, чтобы расширить мою. Она замкнула себя в рамках крохотного городка, где никогда не сумела бы реализовать свой неимоверный потенциал, и сделала это ради того, чтобы я смог реализовать свой.

Когда я родился, существовали лишь примитивные способы определения генетической ущербности эмбриона. А если бы тогда, через несколько недель после того, как я был зачат, имелся эффективный способ выявить мой ХР, возможно, мама решила бы, что мне лучше вообще не приходить в этот мир.

Как я люблю этот мир во всей его красоте и странности!

Теперь же, из-за меня, он будет с каждым годом становиться все более странным и, возможно, менее прекрасным.

Если бы не я, мама ни за что не согласилась бы поставить свой ум на службу проекту Уиверна и не вывела бы этих людей на новые пути познания. И тогда мы не пошли бы по дороге, ведущей к обрыву, на краю которого стоим теперь.

Орсон освободил место для Мануэля, и он подошел ближе и заглянул в окно. При виде сына лицо его осветилось. Теперь я окончательно убедился в том, что в его глазах нет злобного хищного огня – одна только безграничная любовь.

– Они стимулировали интеллект животных, – сказал я. – Какое это может иметь военное применение?

– Можешь ли ты представить лучшего шпиона, чем собака, интеллектом равная человеку, которую направили за линию вражеской обороны? Такого разведчика невозможно разоблачить. У собак паспорта не проверяют. Кроме того, такая собака обладает злобой и силой животного – это новый тип солдата. Биологически созданная машина для убийства, умеющая планировать свои действия.

– Я полагал, что ум зависит от размеров мозга.

– Не знаю, – пожал плечами Мануэль. – Я всего лишь легавый, а не ученый.

– Или от количества извилин на его поверхности.

– Видимо, они обнаружили какую-то другую зависимость. Так или иначе, поначалу их работы были вполне успешны. Несколько лет назад был осуществлен проект под кодовым названием «Фрэнсис». Так звали пса, золотого ретривера, интеллект которого в результате экспериментов достиг немыслимого уровня.

Ученые из Уиверна бросили все свои силы на то, чтобы развить успех и выкачать из этого максимум новых знаний. Однако в Форт-Уиверне работали не только над стимулированием интеллекта животных. Такие же работы велись с интеллектом человека. Да и вообще там изучали очень многое. Самые разные вещи.

Тоби за окном надел кевларовые рукавицы и аккуратно поставил вазу в ведро, до половины наполненное вермикулитом. Это была следующая ступень процесса остужения.

Стоя рядом с Мануэлем, я повторил его последние слова:

– Разные вещи… Какие же еще?

– Они пытались стимулировать человеческую выносливость, скорость передвижения, продолжительность жизни. Для этого было необходимо отыскать способ не просто передавать генетический материал от одного человека другому, но найти путь такого обмена между живыми существами вообще.

Между живыми существами.

– О боже! – непроизвольно вырвалось у меня.

Тоби взял коробку с гранулированным вермикулитом и стал сыпать его на вазу до тех пор, пока она не оказалась полностью засыпанной. Вермикулит – прекрасный теплоизоляционный материал. В нем ваза будет остывать очень медленно и равномерно.

Я вспомнил, что сказал мне Рузвельт Фрост: собаки, кошки и обезьяны были далеко не единственными подопытными в лабораториях Форт-Уиверна, там делалось кое-что пострашнее.

– Люди, – ошеломленно проговорил я. – Они ставили эксперименты на людях?

– На солдатах, осужденных военным трибуналом, признанных виновными в убийствах и приговоренных к пожизненному заключению. Им был предоставлен выбор: либо гнить за решеткой, либо… принять участие в проекте и, возможно, со временем обрести свободу в качестве вознаграждения.

– Но ведь опыты на людях…

– Вряд ли твоя мама знала об этом. Ей далеко не всегда сообщали, каким образом ее идеи воплощаются в жизнь.

Тоби, должно быть, услышал наши голоса за окном, поскольку снял свои огнеупорные рукавицы, стащил темные защитные очки, щурясь, посмотрел в нашу сторону и помахал нам рукой.

– Все пошло не так, как планировалось, – продолжал Мануэль. – Я не ученый, так что не спрашивай меня, где именно произошел сбой. Но все пошло не просто не так, а вообще наперекосяк. Все буквально взорвалось. Произошло то, чего никто не ожидал: начались непредвиденные изменения. В генетических структурах подопытных животных и заключенных начались нежелательные изменения, которые вышли из-под контроля.

Я выжидающе молчал, но Мануэль, видимо, не был расположен продолжать рассказ. Тогда я решил немного надавить на него:

– Потом убежала обезьяна. Макака-резус. Ее нашли на кухне Анджелы Ферриман.

Мануэль посмотрел на меня таким пронизывающим взглядом, что мне показалось, будто он читает у меня в сердце, видит содержимое моих карманов и может сосчитать количество патронов, оставшихся в обойме «глока».

– Они поймали обезьяну, – сказал он, – но ошиблись, приписав ее побег недосмотру кого-то из сотрудников лаборатории. Они не поняли, что обезьяна не просто сбежала, а была отпущена на волю. Тогда они еще не знали, что несколько ученых, занятых в проекте, уже… превращаются.

– Превращаются в кого?

– Просто превращаются. Во что-то новое. Изменяются.

Тоби выключил газ, и фишеровская горелка захлебнулась собственным пламенем.

– Изменяются? – переспросил я Мануэля.

– Разработанная ими система внедрения новых генов в организм подопытных животных и людей вышла из-под контроля и стала жить своей жизнью.

Тоби выключил все флуоресцентные лампы, кроме одной, чтобы я мог зайти внутрь.

– Генетический материал подопытных стал попадать в организм ученых, занятых в проекте, а те об этом даже не подозревали. Вскоре у многих из них появилось много общего с этими самыми животными.

– Господи Иисусе!

– Возможно, даже слишком много общего. Произошел какой-то инцидент. Я не знаю всех деталей, но что-то очень жестокое. Погибли люди. А все животные либо сбежали, либо были выпущены.

– Отряд.

– Да, примерно с дюжину умных и злых обезьян.

А кроме них – собаки, кошки и… девять заключенных.

– Они до сих пор на свободе?

– Трое узников были убиты, когда их пытались поймать. Военная полиция обратилась к нам за помощью. Тогда-то большинство сотрудников нашего управления и заразились. Но остальные шестеро, а также все животные до сих пор не найдены.

Дверь сарая отворилась, и на пороге появился Тоби.

– Папа! – Мальчик, шаркая, подошел к отцу и изо всех сил прижался к нему. – Здравствуй, Кристофер, – улыбнулся он мне.

– Привет, Тоби.

– Привет, Орсон, – сказал мальчик, отпустив отца и опустившись на колени, чтобы поприветствовать пса.

Орсон любил Тоби и сейчас позволил погладить себя.

– Пойдем в гости, – пригласил меня мальчик.

Обращаясь к Мануэлю, я сказал:

– Теперь есть еще один отряд. Не такой воинственный, как первый. А может, вообще не воинственный.

Или… пока не воинственный. Все его члены снабжены имплантированными радиомаяками и сознательно выпущены на волю. С какой целью?

– Для того чтобы отыскать первый отряд и сообщить о его местонахождении. Эти обезьяны настолько скрытны и так хорошо прячутся, что все предыдущие попытки обнаружить их закончились ничем. Подобный шаг был продиктован отчаянием, это была попытка сделать хоть что-нибудь, прежде чем первый отряд успеет расплодиться. Однако и она, похоже, не только не дает результатов, а, наоборот, создает лишь новые проблемы.