Тень суккуба - Мид Ричел (Райчел) - Страница 42

Я огляделась по сторонам: когда-то это место стало для меня источником бесконечного страдания. Интересно, что еще онейриды решили показать мне здесь и почему они вытащили меня из предыдущего сна? Я уже прожила ужасный день собственной свадьбы, когда меня якобы обвинили в распутстве. В какой-то момент они даже показали правдивые события, как я продала душу дьяволу. Может, они решили показать еще какие-нибудь ужасы, которых не было на самом деле? Меня закружило в калейдоскопе зданий и людей в домотканых одеждах.

— С тобой все в порядке? — спросил меня чей-то голос.

Мир перестал качаться, я обернулась и увидела перед собой старика. Кустистые брови на изборожденном глубокими морщинами лбу почти закрывали темно — карие глаза.

— Да… все хорошо…

Я сосредоточенно нахмурилась и решила рискнуть:

— Гай?

Брови старика поползли вверх.

— Мы знакомы?

Я смотрела на него, потеряв дар речи. Мы с Гаем были знакомы с пеленок. Он кузнец, это заметно по мускулистым рукам. Но когда мы виделись в последний раз, он был мужчиной в расцвете лет. Слова сами сорвались с моих губ, точно так же, как и тогда, когда я встретилась с ним в реальности давным-давно. Этот сон был правдой. Пока.

— Мы познакомились очень давно, — ответила я. Старик рассмеялся:

— Девочка, я бы тебя запомнил. Твое «очень давно» — это лишь несколько лет назад.

Я почувствовала свое тело, и мне и без зеркала стало ясно, как я выгляжу. В деревне я появилась в теле, которым когда-то клялась не пользоваться. Так оно и вышло: с этого самого дня я больше никогда не принимала свою истинную форму. Пятнадцатилетняя Лета, чересчур высокая, с темной копной спутанных волос. Я пришла сюда кое-что узнать. Мне было просто необходимо узнать это.

Я тихо кивнула, соглашаясь с Гаем. Мое старое «я» и я-наблюдатель были одинаково потрясены тем, что с ним сделало время. Сколько лет назад я стала суккубом и ушла из родных мест? Лет тридцать?

— Вы не подскажете… здесь есть один человек по имени Мартанес. Он рыбак. Его семья все еще живет здесь?

— Конечно, в том же доме, что и раньше. Если ты пойдешь по этой улице…

— Я знаю, где их дом, — перебила я. Он не обратил на мою реплику внимания и продолжал:

— Сейчас он, наверное, в бухте. Мартанес уже слишком стар для такой работы, но клянется, что зятьям без него не справиться.

Зятьям. Ну конечно. Мои сестры уже давным-давно вышли замуж.

Я поблагодарила его и пошла к дому, но в последний момент обернулась и добавила:

— Было приятно снова повидаться.

Он озадаченно посмотрел на меня, но ничего не ответил.

Я пошла к бухте. Море переливалось яркими бирюзовыми оттенками, напоминая техниколоровую картинку. В природе таких ярких цветов не существует. Я ощутила тоску по родным местам.

В полдень на улицах, как всегда, бурлила жизнь, лица многих прохожих казались знакомыми. Дети, с которыми мы вместе выросли, стали взрослыми, а взрослые достигли почтенного возраста. На берегу кипела работа, одни корабли выгружали товары, другие стояли на погрузке. Здесь гораздо больше людей, чем в деревне, бросали на меня косые взгляды: женщины в порту появлялись редко, боялись грубости моряков и грузчиков. Я смогла найти отца, только услышав его голос: приказной тон ничуть не изменился с дней моей юности.

— Ты меня разорить хочешь? Ты чем весь день занимаешься? Моя внучка за день больше рыбы поймает, чем ты!

Он кричал на незнакомого мне мужчину, который робко и испуганно протягивал ему скудный улов. Интересно, это муж кого-то из моих сестер? Он пообещал исправиться, и был таков.

— Пап… Мартанес?

Отец обернулся, и я едва сдержалась, чтобы не ахнуть от удивления. Время не пощадило и рыбака Мартанеса. Сколько ему сейчас лет? За шестьдесят? За семьдесят? С тех пор как я стала бессмертной, годы утекали, словно песок сквозь пальцы.

— Чего тебе? Проститутки меня больше не интересуют, — отрезал он. — Нужны клиенты — иди к Клавдию. Он и с собственной-то женой уже лет десять не спит. Хотя я его понимаю — не баба, а настоящая мегера.

Возможно, его волосы поредели и поседели, а лицо избороздили морщины, но мой отец был все так же остер на язык.

— Н-н-нет. Я пришла сюда не за этим. Мы с тобой познакомились несколько лет назад…

Он нахмурился, оглядел меня с ног до головы и пробурчал:

— Я тебя впервые вижу. Наверняка запомнил бы такую дылду.

Я суккуб и могу менять обличье, превращаясь в неописуемо прекрасных женщин, о которых мужчины могут только мечтать. Однако язвительные замечания о моем росте все так же задевают меня, как и раньше.

— А вот я тебя запомнила.

Отец стал нетерпеливо поглядывать на работников, и я быстро спросила:

— Знаешь ли ты музыканта по имени Кириакос? Он примерно моего возраста, ой, то есть лет на тридцать старше меня. Раньше он жил к югу от деревни.

Отец фыркнул:

— Ах, тот Кириакос? Никакой он не музыкант. Занимается делом отца, после того как тот умер. У него дела неплохо идут, хотя он по таким ценам продает мою рыбу, просто бред!

— Он живет в том же доме?

— Ты имеешь в виду дом его отца? Да. Как ты и говоришь, на юге.

Ему уже не терпелось закончить. Зачем тратить время на разговоры с незнакомой девчонкой? Какой от нее толк?

— Спасибо, — поблагодарила я и решила было добавить, как рада повидать его, но отец ушел прежде, чем я успела открыть рот.

С тяжелым сердцем я вернулась в деревню, но не сразу пошла на юг, а сначала решила посмотреть на свой дом, гадая, что же меня там ожидает. Подойдя к дому, я увидела мать. Она развешивала белье, по привычке напевая себе под нос. С другой стороны дома незнакомая женщина средних лет полола траву. Я не сразу сообразила — это ведь моя младшая сестра.

Лицо матери изменилось, но глаза все с той же добротой смотрели на меня, когда она объясняла дорогу, которую я и так прекрасно знала. Сестра на секунду оторвалась от работы и взглянула на меня, но тут же вернулась к своему занятию. Они обе не узнали меня. Для них, как и для отца, я осталась случайной прохожей, мимолетным эпизодом повседневной жизни.

Я знала, так оно и будет. В обмен на это я продала душу дьяволу. По договору с адом воспоминания обо мне стерлись из памяти всех людей, с которыми я когда-либо была знакома. Онейриды показали лживый сон о дне свадьбы. Я оставалась девственницей и хранила верность Кириакосу. Но через пару лет у меня случилась минутная слабость. Я изменила ему, и это невероятно потрясло его. Не в силах выдержать душевные страдания, он решил покончить с собой, и лишь с помощью этой сделки мне удалось спасти его. Вот как все было на самом деле.

Тем не менее какая-то часть меня все равно продолжала надеяться, вдруг кто-нибудь узнает меня, вдруг хотя бы в чьей-то памяти сохранились смутные воспоминания обо мне.

У Кириакоса были свои лодки, поэтому он вполне мог быть в порту, вместе с моим отцом, но что-то подсказывало мне: он скорее занимается административной работой, чем физическим трудом. Предчувствие не обмануло. У нас с Кириакосом был свой дом, но после того, как ад стер из его памяти воспоминания обо мне, он, наверное, возвратился в дом своих родителей.

Я приготовилась к встрече с хозяйкой дома, с женщиной, на которой женился Кириакос. Но, увидев непрошеную гостью, он сам вышел навстречу. Он был один. Сердце замерло в груди: годы не пощадили и его, но он выглядел еще молодо, на лице почти не было морщин. Волосы слегка тронула седина, а взгляд совсем не изменился, как и у моей мамы. Темные, прекрасные глаза по-доброму смотрели на меня.

— Тебе нужна помощь? — дружелюбно и не без тени любопытства спросил он.

На секунду я потеряла дар речи. Я будто опьянела от любви и боли. Как бы мне хотелось остаться с ним и никогда не грешить. Как бы мне хотелось сейчас быть не юной девушкой, а женщиной его возраста и состариться рядом с ним. В то время еще не было ясно, смогу ли я иметь детей, но, возможно, когда-нибудь у нас родился бы ребенок.