Путешествие на тот свет - Кунин Владимир Владимирович - Страница 19

И тут же поймал себя на откровенно пошлом лукавстве.

Ах, как хотелось ему на самом деле быть сейчас там, в Москве, на Васильевской, тринадцать, в этом Белом зале Союза, среди всех тех приятелей и недругов, с кем бок о бок прожиты столько лет и с которыми Мартов говорил на одном языке. Даже во время самых ожесточенных споров.

Может быть, это спасло бы его от ощущения одиночества, медленно наползающего на него с каждым годом все сильнее и сильнее...

— Простите, пожалуйста, — сказал в трубку Мартов, — я не расслышал, чем я могу вам помочь?

— Боженьки ж ты мой! Шоб вы мне были только здоровеньки! Так я ж говорю — только подписать ваши книжки!.. Я вернуся в Дюссельдорф, покажу ваши автографы, там же все умрут!

— Ну уж нет, — рассмеялся Мартов и выключил телевизор. — Я вам подпишу что угодно — только дайте слово, что Дюссельдорф не потеряет ни одного жителя!

— Так это ж хохма! Вы шо, не врубились? — расхохоталась женщина. — А куда ехать?

— Позвоните завтра с утра, я вам продиктую адрес.

— Об каком утре речь?! Утром уже в шесть тридцать автобус. Я ж тут на экскурсии от еврейской гемайнды. От нашей дюссельдорфской общины...

«О, черт бы тебя подрал с твоей гемайндой!..» — подумал Мартов и посмотрел на часы. Было четверть десятого.

— Ну хорошо. Запишите адрес...

Ровно в десять часов вечера порог мартовской квартиры перешагнула абсолютно русская кустодиевская красавица тридцати трех лет, сбросила туфли и подала руку «лодочкой». И сказала:

— Люба.

Она сразу же безошибочно прошла на кухню, хозяйственно вытащила из своей большой сумки бутылку украинской горилки, несколько бананов и три книжки Мартова. Две старых, потрепанных, и одну новую, только что купленную.

Выложила все это на кухонный стол и деловито спросила:

— Гулять здесь будем или в вонциммере?

Ночью она приподнялась на локте, заглянула сверху в измученную физиономию лежавшего пластом Сергея Александровича и с ласковым удивлением сказала в своей неистребимой манере «с-под Одессы»:

— Таки старый конь борозды не портит...

— Но и глубоко не пашет, — усмехнулся Мартов.

— Мине — так за глаза и за уши! Спи.

— Я так и не понял, как ты попала в Германию?

— Ой, Боже ж мой! Ну, по еврейской линии, как все... Спи.

— Ты-то какое отношение к этой линии имеешь?!

— Старую хохму помнишь? «Муж-еврей — не роскошь, а средство передвижения». Спи!

— А где муж?..

— Объелся груш. Был и сплыл. Спи ты, Господи!....

Когда утром Мартов открыл глаза, ее уже не было. Мартов босиком прошлепал в кухню. Все было вымыто, вычищено, убрано и протерто до блеска. На кухонном столе поверх сахарницы лежала записка, написанная крупными буквами, уверенным почерком: «Звони. Л.», и внизу — номер дюссельдорфского телефона.

Мартов начал было делать зарядку, но после мощной вечерней выпивки и почти бессонной ночи с упражнениями не по возрасту сердце его расстучалось так пугающе сильно, что Мартов перетрусил, плюнул на зарядку, принял душ и сел за компьютер.

А когда с величайшим трудом, поминутно сверяясь со своими диктофонными записями, досочинил сцену «капитанского коктейля» и выяснил, что у него кончились сигареты и холодильник намертво пуст, он взял сумку на колесах и отправился за покупками.

Неподалеку от дома Мартов увидел на фруктово-овощ-ной лавке большую красочную рекламу: «... ВСЕГДА СВЕЖЕЕ!» — «... IMMER FRISCH!»

Фриш... Фриш!..

По совершенно дурацкой звуковой ассоциации Сергей Александрович неожиданно понял, что вопреки четко выстроенному поэпизодному плану сейчас нужно срочно переходить к тому Фришу, о котором ему в Нью-Йорке так подробно рассказывал почтенный пенсионер Интерпола — легендарный Сол Гринспен.

Уже дома, приканчивая третью сосиску, Мартов вспомнил то, чего не было ни в одной диктофонной записи его разговоров со стариком Солом.

— Даже сейчас, спустя четыре года, еще не все линии расследования деятельности синдиката Фриша отработаны Интерполом, — сказал тогда Сол. — Поэтому в вашей новелле (Сол так и сказал — «новелле») не стоит упоминать название страны и города, куда прилетел тогда Фриш для переговоров с местными судовладельцами. Я вам просто расскажу, как это выглядело, а вы уж там сами прикиньте, что вам пригодится, а что — нет...

... В этой стране говорят по-испански.

И в этом не было ничего удивительного — треть населения земного шара объясняется на испанском языке...

Здесь никогда не бывает зимы и нет ни малейшего почтения к элементарным полицейским правилам уличного движения.

В этой стране все пестро и солнечно, и большая судовладельческая компания расположена в самом центре столицы, о чем и возвещают сверкающие и раскаленные жарой медные табло с черными буквами арабской вязью с одной стороны входа и такими же табло с другой стороны. Но уже на английском языке.

Витрины первого этажа этого дома отлично декорированы роскошными и яркими плакатами, зовущими в далекие морские путешествия.

В центре площади, на деревянном постаменте, нервно приплясывает и отчаянно размахивает руками смуглый темпераментный регулировщик в полицейской форме, состоящей из пробкового шлема, белых нарукавников, белой рубашки, белых шортов, белых носков, черной рации, черного пистолета и черных ботинок.

Несмотря на угрожающие свистки и размахивания руками полицейского регулировщика, никто из водителей внимания на него не обращает. Все остальные мирские звуки тонут в рычании двигателей и тревожных автомобильных сигналов...

Из окон компании видна главная площадь этого города, забитая круговертью автомобилей всех марок.

Кабинет главы судовладельческой компании «ближневосточной ориентации» — светлый, роскошный, чуть женственный. На потолке медленно крутится большой и бесшумный вентилятор с огромными лопастями. По старинке пытается помочь современным кондиционерам.

Под освежающим воздушным потоком прохлады в глубоких креслах розовой кожи сидят трое: милый, симпатичный толстячок средних лет, Стенли Уоррен и Чарли.

Стол главы компании инкрустирован перламутром. У пола тонкие, вычурно выгнутые ножки стола почему-то заканчиваются бронзовыми тигровыми лапами с когтями. На столе обязательная семейная фотография.

Сам владелец компании, седой красивый человек южного типа в светлом костюме, с дорогой сигарой, сидел за столом и, скептически улыбаясь, слушал то, что сейчас раздраженно говорил Стенли Уоррен:

— ...только, пожалуйста, давайте условимся сразу — мы судоводители...

Хозяин кабинета мягко улыбнулся и негромко прервал Стенли:

— Бывшие. Бывшие судоводители. Теперь вы служащие моей компании. Хотите вы этого или не хотите. А так как вы не сумели договориться ни с «Шиппинг-трэвел-компани», ни с «Оушн-тур-райзен», вы теперь будете делать то, что необходимо мне и Аллаху. Я плачу вам деньги, а Аллах дарует вам жизнь.

— И тем не менее, — не сдавался Стенли, — профессия есть профессия. Поэтому мы берем на себя разработку и исполнение всей судоводительской части этой операции, а в эпизодах из гангстерских фильмов участия не принимаем. Впрочем, я говорю о себе. Чарли может поступать, как ему угодно...

Чарли промолчал. Он был очень занят разглядыванием больших лопастей, медленно вращающихся над его головой.

Симпатичный толстячок тоже промолчал, с искренним интересом наблюдая за разговором судовладельца и судоводителя.

— А вы уверены, что без таких эпизодов не обойтись? — спросил глава.

— Это вы в этом уверены, — резко ответил ему Стенли Уоррен. — Иначе вы бы не пригласили сеньора Фриша, у которого, насколько я знаю, просто неоценимый опыт в подобных штуках.

И Стенли подчеркнуто поклонился симпатичному толстячку. Толстяк вежливо ответил на поклон Стенли и вопросительно посмотрел на главу фирмы.

Тот щелкнул золотой зажигалкой, прикурил погасшую сигару, тихо и примирительно сказал Стенли Уоррену:

— Никто не собирается заставлять вас, Стенли, и вас, Чарли, заниматься тем, чего вы не умеете делать. Вы, Стенли, сами сказали: «Профессия есть профессия». И компания ценит вас именно как профессионала... Что не мешает нам так же по достоинству ценить и профессию нашего друга — сеньора Фриша.