На грани апокалипсиса - Кулемин Анатолий Владимирович - Страница 2

– А где старший лейтенант Озеров и старшина? – спросил командир роты Ивановского. Тревоги в его голосе не было; судя по виду прибывших, все прошло гладко, стрельбы не было, погони тоже.

– Так они это… Они на трофейном мотоцикле поехали по немецкой передовой. Сказали: покатаемся…

– Что?! Что вы сказали?! – Подполковник перевел недоумевающий взгляд с сержанта Ивановского на командира роты.

– Они щас приедут, товарищ подполковник, – виновато, будто оправдываясь сам и защищая командира роты, словно и тот в чем-то виноват, заговорил сержант. – Щас приедут. Наш старший лейтенант – мужик везучий. Ну, посмотреть ведь надо у немцев…

Подполковник отказывался понимать происходящее.

– Они что, по улице Горького поехали покататься?! У немцев посмотреть!.. – передразнил подполковник сержанта. – Ну вот что, капитан, если Озеров погибнет, пойдете под трибунал. Он мне живой нужен, понимаете вы, живой!

– Он мне тоже живой нужен, товарищ подполковник. А раз старший лейтенант Озеров принял такое решение, значит, в данной ситуации он считал его единственным верным, – жестко сказал командир роты. – Он не новичок и не авантюрист. Здесь передовая, и иногда приходится рисковать жизнью.

В этот момент они услышали то, что все так боялись услышать: на переднем крае обороны немцев прострекотала длинная автоматная очередь, а через секунду там поднялся шквальный огонь.

На короткое «Хальт!» Озеров дал длинную очередь из автомата и разом срезал всех троих патрульных.

– Гони, старшина! – прокричал командир взвода разведки, разворачиваясь и принимая более удобное положение для стрельбы, насколько это возможно в люльке, – той секунды, которую немцы ему отпустили, для этого как раз хватило.

До своей передовой они не доехали метров пятьдесят: старшина умер, мотоцикл перевернулся. Дальше старший лейтенант Озеров тащил Утесова на себе уже мертвого. Как потом насчитали, у него было пять ранений в спину, два из которых были смертельными. Как Утесов не умер сразу и вывез все-таки своего командира к своим, для всех навсегда осталось загадкой.

«Извини, старшина, я был не прав, – подумал старший лейтенант, стоя над телом Утесова. – Абсолютная тишина бывает. И ты сейчас ее слушаешь. Вечная тебе память и… спасибо тебе».

– Мне срочно нужно в штаб полка, – ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил Озеров. – У меня важные сведения…

– Пойдемте, Сергей Александрович, – как-то совсем не по-военному проговорил подполковник. – Мне тоже туда надо.

Когда старший лейтенант предположил, что в штаб полка его вызвали на «смотрины», он попал в точку. Только никак не мог предположить Сергей Озеров, что встреча с этим подполковником круто изменит всю его дальнейшую жизнь. Настолько круто, что он на долгие годы забудет и свое имя, и свое отчество, и свою фамилию. Обязан будет забыть.

Часть первая

Глава 1

Поздним вечером, в двадцатых числах января 1945 года, к правительственной даче в Кунцево подъехала и мягко остановилась легковая машина. Было 23.45, время для подобных встреч обычное.

Из машины вышел импозантный, с благородной проседью на висках, мужчина лет пятидесяти в ладно сидящей на нем генеральской шинели. Он на секунду замер, окинул взглядом дом, вдохнул полной грудью чистый морозный воздух и, чуть задержав, выдохнул, окутываясь плотным облаком пара; в правой руке мужчина держал довольно объемный портфель крокодиловой кожи. Это был нарком государственной безопасности Всеволод Николаевич Меркулов, а приехал он на дачу, которая принадлежала Иосифу Виссарионовичу Сталину.

– Здравия желаю, товарищ комиссар первого ранга. Товарищ Сталин ждет вас, – вполголоса произнес встретивший наркома моложавый полковник, принимая из рук прибывшего портфель и взяв у него шинель и фуражку.

Нарком подошел к большому настенному зеркалу, поправил волосы, убрал расческу во внутренний карман, одернул китель, повернувшись к полковнику, посмотрел на него и протянул руку: тот, секунду помешкав, вернул портфель обратно.

Сталин принял приехавшего в малой столовой и после взаимных приветствий сразу же пригласил его к столу, накрытому на две персоны, – факт, уже говоривший опытному чекисту о многом: больше «приглашенных» не будет, разговор предстоит наедине, с глазу на глаз.

– Товарищ Меркулов, вы, наверное, уже догадались, что я пригласил вас сюда не только для того, чтобы вы составили мне компанию, – сказал Сталин, сев за стол напротив наркома.

– Разумеется, товарищ Сталин.

– Хорошо. Тогда давайте совместим приятное с полезным. Давайте мы с вами немного перекусим, а заодно обсудим один, на мой взгляд, очень важный и, я думаю, очень своевременный вопрос и примем по нему совместное решение. Вы как, не против?

Сталин говорил в присущей ему манере: медленно, с характерным грузинским акцентом, делая заметный упор на слова, определяющие смысл фразы, с интонацией, выдающей уверенность в том, что его слова будут восприняты как директива.

Однако сейчас, задавая Меркулову вопрос, не против ли тот обсудить волнующую его, Сталина, тему за ужином, Сталин не играл в демократию. Ему действительно было необходимо узнать мнение наркома госбезопасности и степень реальной возможности выполнения того, что он, Сталин, задумал.

– Нет, товарищ Сталин, – улыбнулся Меркулов и сделал попытку встать, но был остановлен.

– Не вставайте. Протокольные церемониалы необходимо соблюдать на приемах и официальных встречах. Сегодня у нас с вами – встреча рабочая, а это мешает делу. Разлейте лучше вино.

Дождавшись, когда Меркулов разольет мускат «Красный камень» (вино из этого сорта винограда очень нравилось хозяину, нарком знал об этом, поэтому и выбрал из нескольких бутылок именно эту), Сталин взял фужер, сделал глоток и отставил его в сторону. Затем, взяв свою трубку английской фирмы «Данхилл», лежащую тут же, на столе, он стал сосредоточенно набивать в нее табак.

Обстоятельность действий хозяина, неторопливость его движений и, главное, отсутствие на этой встрече Берии – человека, без которого не обходилось обсуждение ни одного серьезного вопроса, связанного с деятельностью органов, – предопределяли ту серьезность, важность и секретность, которую Сталин придавал встрече.

Чувствуя это, Меркулов тоже пригубил из фужера и тоже, как и Сталин, отставил его чуть в сторону: сейчас наркому необходимо было внимание не рассеянное, а сконцентрированное максимально.

– Война подходит к концу. Счет идет уже на месяцы, – Сталин раскурил трубку, поднялся, вновь легким движением руки остановил попытку наркома встать и стал неторопливо расхаживать вдоль стола. – Это, конечно, прекрасно понимают и наши союзники, и гитлеровское командование. Еще в июле Молотов высказывал предположение о том, что Гитлер или кто-то из его ближайшего окружения может попытаться выйти на сепаратные переговоры с американцами или англичанами. Тогда в этом вопросе я с Молотовым согласился, но выразил уверенность в том, что ни Рузвельт, ни Черчилль на сделку с Гитлером не пойдут. Они будут искать другие пути для отстаивания своих интересов, как в Германии, так и в Европе в целом. В этом я убежден и сейчас. Однако в стане союзников могут найтись такие силы, которые способны реально оказать серьезное влияние на ход боевых действий на Западном фронте, и на которые гитлеровские генералы могут сделать ставку. Гитлеру уже сейчас чрезвычайно важно добиться от союзников либо перемирия, либо выторговать себе наиболее приемлемые условия, открыв войскам коалиции Западный фронт и перебросив значительную часть своих войск на Восточный. Допустить этого мы не можем. Нам необходимо знать точно, создаются ли предпосылки для ведения таких сепаратных переговоров, и если такие предпосылки создаются, то между кем.

Сталин прервал свой монолог, который походил скорей на рассуждение вслух, и посмотрел на Меркулова:

– Что же вы ничего не едите, Всеволод Николаевич?