Белый крест - Иртенина Наталья - Страница 32

Стефан сидел неподвижно, с закрытыми глазами и крепко держал за заднюю лапу черепаху. Ахиллес изо всех сил пытался вырваться, скреб остальными лапами по дивану и отчаянно тянул голову. Казалось, ребенок не замечает, что мертвой хваткой держит несчастную черепаху.

– Думаешь, он слышит хоть слово? – спросила Стаси.

– Судя по черепахе, слышит. И даже очень.

Он разжал пальцы Стефана и освободил Ахиллеса. Бедолага спешно уполз, неуклюже волоча лапу.

– Что это за сказка?

– Про ангела, который влюбился в земную девушку в доисторические времена.

– Занятно. Нечто подобное я уже слышал когдато. – Он тер переносицу, вспоминая. – И это была не сказка.

– Он узнает язык зверей и птиц, травы и ветра… – повторила Стаси.

Они посмотрели друг на друга. Потом – одновременно – на ребенка. Стефан сполз с дивана и потопал к окну.

– Ты подумала о том же, о чем я? – уточнил Мурманцев.

– Профессор Цветков! – выпалила Стаси. – Он нашел «сердце ангела»!

– Это только легенда, – не столько ей, сколько себе возразил Мурманцев. – Слухи и красивые выдумки. Насколько я помню, никто так и не понял, что это было.

– Но ведь было! Камень был у него в руках. Откуда он взялся – совсем другой вопрос. По легенде, профессор нашел его как раз на берегу моря.

– А по другой легенде, нахимичил в своей лаборатории.

– Это неважно. Сказка написана об этом камне. Я уверена. «Мир откроет все свои секреты…» – это о нем!

– Ну, я бы не сказал, что так уж и все.

– Создание искусственной души – это близко ко «всему».

– Ты преувеличиваешь. Искусственная душа – слишком сильно сказано. Я, конечно, не специалист по биоэлектронике. Но, думается мне, профессор ничего не создавал. Он только открыл язык. Средство общения с живой материей. Поэтически говоря – с мировой душой. Открыл к ней доступ, выражаясь технически.

– Все равно, как это объяснять. Мы с тобой подумали об одном и том же. Этот камень нужен нам, чтобы «открыть» малыша, узнать, что у него внутри. Я не понимаю, почему этот вариант не был отработан раньше.

– Может, и был. Только не дал результата.

– Я не верю. Ребенка поручили нам, с нашим обыкновенным человеческим разумением. А этот камень… Его называли не только «сердце ангела». Еще – «голос Бога».

Стаси смотрела почти умоляюще. Мурманцев понимал – внутри нее растет новая жизнь, и все теперь воспринимается намного острее.

Он притянул жену к себе.

– Ты фантазерка. Но если хочешь, я достану тебе его. Даже если он лежит в сейфе под Кремлем, в Алмазном хранилище и его охраняет императорский гвардейский полк.

Она улыбнулась.

– Хочу. Луну ты мне уже достал. Теперь хочу «сердце ангела».

…Деревенька стояла у тихой светлой речки с нежным названием Сопель. Местные крестьяне ласково звали кормилицупоилицу Сопелькой, и привозили домой богатые уловы рыбы. Откуда в этой неширокой, небыстрой, скромной речушке бралось столько рыбы, никто не знал. Недоверчивый проезжий люд только рты разевал, когда какойнибудь мужик на утлой посудинке приволакивал к берегу целую сеть окуней, плотвы, пескарей, уклеек.

Раб Божий Федор стоял на холме и глядел на речку. Вокруг него расположились на привал двенадцать самурайских дев. Развернули свои коврики, развели огонь.

– Благодать над здешними местами, – умиротворенно сказал раб Божий, вдыхая мокроватый осенний воздух.

Сопелька внизу неспешно тянула свои светлые воды к югу. Даже вблизи зимы речка не темнела, не окрашивалась в свинец, не перенимала оттенки пасмурного неба. Она точно светилась из глубины, испуская белое искристое сияние.

– Ну, барышни, – сказал раб Божий, потирая руки, – буду сегодня учить вас уху варить. А завтра с утречка загоню в речку и окрещу гуртом. Только вот с попом договориться.

Маковка церкви виднелась за перелеском. Один большой и два малых позолоченных куполка малиново сияли в лучах заката.

Рыбы им отвалил от души мужик на телеге, горланивший песни и обогнавший честную компанию по дороге. В обмен велел странничкам молиться во здравие его непутевой души и о поправлении в уме дурындысупруги.

Уха вышла первостатейная. Девицы облизывали ложки, цокали и лопотали посвоему, кивая. Чуть языки не попроглатывали.

– Тото же, – посмеивался, глядя на них, раб Божий Федор.

После ужина он отправился на переговоры с местным попом, девиц оставил на холме. Когда вернулся, они уже сопели на своих ковриках, прижавшись друг к дружке для тепла. Раб Божий прочитал вечернее правило, потом завернулся в дерюжку и пристроился неподалеку.

Когда край солнца показался над землей, раб Божий Федор сел, зевнул, перекрестился. Собрал рукой холодную росу с травы и умылся ею. День обещал быть пригожим. Под гомон птах Крестоносец испросил у Всевышнего милости и хлеба насущного, возрадовался вместе с Богородицей о спасении человеческом. После чего разбудил девушек. Дал им десять минут на продирание глаз и всякое остальное, затем выстроил в ряд, проверил поименно и строго сказал:

– А теперь, барышни, повторяйте за мной. «Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…»

Японки нестройно бормотали, повторяя чудн ы е слова, позевывая и ежась от прохладцы.

Раб Божий прочитал молитву пять раз, и пять раз ее с грехом пополам проговорили самурайки. Наконец он махнул рукой:

– Ладно. Научитесь еще. А теперь за мной. И не отставать.

С деревенской колокольни донесся тихий благовест утренней службы. Звон плыл по воздуху, и казалось, невидной птицею взмывал к небесам.

Компания вереницей спустилась с холма и потянулась к речке. В лучах солнца от воды поднимался легкий не то парок, не то туман. Чуть вдалеке под прибрежными ивами виднелись на воде мостки для удильщиков. Туда раб Божий и привел свой женский отряд.

Велел пожитки сложить в стороне, сесть и ждать.

Вскоре явился поп. Знатный то был поп – в плечах косая сажень, шагнет – метр позади оставляет, волосы под шапочкой вьются, лицо румяное, молодое, борода ровно подстрижена, в глазах – серьезность.

Раб Божий, завидев его, поднялся, за ним самурайки повставали.

Батюшка гулко поздоровался с честной компанией, в сомнении оглядел японок и спросил раба Божия:

– Понашемуто они понимают?

– Лопочут, отче. Да и я их подучиваю.

– Ну, за твою веру покрещу их. Восприемником будешь.

– Это крестнымто? Буду, отче.

– Бумага, карандаш есть? Имена крестильные записывай, какие давать буду.

Поп спустил свою сумку на землю и стал доставать все нужное для таинства. Двенадцать простых металлических крестиков на шнурках легли в траве на тряпице.

– Ну, приступим, помолясь. Разоблачай их до исподнего.

Японки, привычные к послушанию, стянули с себя все лишнее, оставшись в нижних сорочках. И почти сразу начали пристукивать зубами от утренней речной сырости.

Поп повернулся к востоку. Гулкий голос далеко разносился рекой.

Окунаемые трижды в реку во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, девицы вздумали поначалу визжать – вода была холодна. Когда же вылезли, стало им жарко, от мокрых тел валил пар. Поп каждой надел на шею крест и нарек православное имя. Раб Божий Федор огрызком карандаша аккуратно вывел их в списке напротив прежних. Самая старшая, Ихиро, стала в крещении Ириной. Юми – Ульяной. Танабе – Тамарой. Ега – Евдокией.

Напоследок поп сунул в рот каждой просфору, благословил и удалился. Рабу же Федору коротко велел:

– Наставляй в вере.

В этот день им шагалось легко и весело. К вечеру они проделали путь почти вдвое больший обычного. Земля словно сама стелилась под ноги, и солнце медлило покидать небосклон.

Накануне Мурманцев позвонил капитанкомандору Алябьеву и договорился о встрече, предмет которой называть по телефону не стал. Старик Алябьев был не упрям, не строг в субординации и добродушен, настаивать не стал. Если подчиненный просит о личной встрече, значит, в том есть надобность.