Научная фантастика. Ренессанс - Хартвелл Дэвид - Страница 65

Коридор имел форму трубы и относительно ровные стены, сцепления с поверхностью не было почти никакого. Мы выстреливали крючьями в очередной поворот и подтягивались на канате.

— Сильное выветривание, — заметил Нихил, крутя крюк за ушко, чтобы вытащить его. — Должно быть, ветер дул здесь тысячелетиями, прежде чем грибы заблокировали трубу.

В свете фонарей мелькала череда искривленных фигур, петель и источенных ветром камней, многие из которых напоминали зловещие статуи: святые и горгульи. Коридор вывел нас в пещеру длиной в километр, пол ее слегка поднимался. Пещера образовалась под двумя валунами-мегалитами, которые склонились друг к другу, наверное, после того, как выходящий газ расшатал их. В отличие от прежних пещер, густо поросших кристаллами, здесь было голо и сухо. Сэм рассчитанным движением перелетел к противоположной стенке, захватив трос. Мы начали подтягиваться за ним. Мы удалялись от центра планеты, и вес наш снова возрос до двадцати ньютонов — да, это немного, но попробуйте размахивать двадцатью ньютонами вверх-вниз восемнадцать часов подряд.

— Я больше не могу, — заявила Кэти, — Руки не двигаются. Остановитесь вместе со мной или похороните меня на этом месте, — Она отпустила веревку и медленно опустилась на пол.

Там было тихо, ни капель, ни посвистывания, это напоминало о вакууме, который был далеко, наверху. Я попытался снять напряжение, дав пещере имя.

— В любом случае, эта пещера наверняка предназначалась, чтобы стать могилой. Можем назвать ее Египетской Гробницей.

— Не смешно, Войчич, — огрызнулся Нихил. — Простите, старина, я сам немного устал. Да, можно разбить лагерь, но, может быть, мы потом об этом пожалеем.

— Надо остановиться. Мы шли дольше намеченного времени и достигли, достигли максимального результата, — вступила Рэнди. — Вы должны доверять нам. Будет хуже, если мы свалимся сейчас от переутомления.

— Хорошо, — уступил Нихил и тоже опустился на пол.

Потянувшись к Кэти, он на мгновение обнял ее, и я отмстил его жест потому, что это было первое проявление физического влечения между ними. Рэнди и я выпустили багаж и сами упали на землю. Приземляться оказалось больнее, чем мы ожидали. «При крошечной гравитации так же трудно предсказать это, как и в свободном падении», — подумал я. А может быть, даже труднее, потому что, хотя здесь имеются реальные «верх» и «низ», кажется, что «низ» не имеет значения.

Устанавливая палатки, мы были осторожны и спокойны. Но каждый из нас мысленно пытался заранее смириться с одной мыслью: учитывая встреченные до сих пор препятствия, нам не удастся добраться до поверхности за оставшуюся неделю.

Прежде чем разойтись по палаткам, мы быстро обменялись рукопожатиями. Это получилось само собой — раньше мы этого никогда не делали. Но сейчас нам почему-то показалось важным подбодрить друг друга таким образом.

Предыдущая запись относится к тринадцатому дню, сейчас я опишу события четырнадцатого и пятнадцатого дней. Да, я уже не так прилежно веду свой дневник.

Мы привыкли считать Рэнди машиной — почти такой же неуязвимой и стойкой, как Сэм, но вчера, вечером четырнадцатого дня, эта машина дрожала и плакала.

Теперь мы все ощутили влияние плохого питания и переутомления. Сэм тащил нас через попадавшиеся изредка пещеры, но в основном приходилось, извиваясь, ползти сквозь трещины под руководством кого-то одного. Мы менялись местами каждый раз, как натыкались на достаточно широкое место, но однажды пришлось ползти без передышки шесть часов. Это произошло, когда первой была Рэнди. Она не выказывала слабости, но, когда мы наконец добрались до небольшой пещеры, откатилась к стене и отвернулась, стоило мне подойти к ней. Следующие несколько часов мы не слышали от нее ни слова.

Вечер застал нас в конце большой овальной пещеры в ста шестидесяти километрах от поверхности; почти на такой же глубине, как и верхняя часть Дымохода Нихила, Мы, шатаясь, оборудовали лагерь, и Сэм дважды проверил все. Мы просто повалились на кучу растянутых простыней прямо в комбинезонах и поспали час-другой, прежде чем наши организмы потребовали внимания к себе. Сон немного освежил нас, мы помылись, справили свои нужды, и Рэнди свернулась в моих объятиях, а затем разрыдалась. Ее тело сплошь было покрыто синяками, старыми и свежими. Как и мое.

— Ты можешь дать себе волю, ты знаешь это, — говорил я ей. — Когда Кэти плохо, она сразу сообщает нам об этом. Нихил становится сварливым. Я веду себя глупо и отпускаю плоские шутки. Тебе не нужно притворяться перед нами.

— Это не для вас, для себя, для себя самой. Я должна делать вид, что все могу, иначе меня бросят, как маму.

Я поразмыслил над этим. Женщина, пытавшаяся убить мужа, чтобы сохранить положение в обществе, наверняка была способна на многое.

— Рэнди, что это значит? Ты не хочешь рассказать?

Она покачала головой:

— Я не могу объяснить.

Я поцеловал ее в лоб.

— Думаю, что мне с родителями повезло.

— Да. Приятные люди. Приятная ферма. Никаких скандалов. Так зачем же тебе нужно все это?

Действительно, зачем?

— Чтобы испытать настоящее приключение, чтобы связать свое имя с чем-то еще, кроме туманных поэтических изысков. Мама унаследовала от своего отца ферму, и это было лучше, чем жить на государственную ренту в Польше, и они переехали. Они действительно начали делать полезные вещи, разрабатывать сельскохозяйственных роботов. Но они смертельно боялись потерять ферму, потому что хорошую работу было очень трудно найти, и множество неглупых и способных людей готовы делать все что угодно, лишь бы получить работу на Земле. Так что они сделались очень, очень приятными. Они никогда не раскачивают лодку. Думаю, мне нужно было что-то еще, кроме «приятного».

— Но ты, э, такой же приятный, как и они.

— Хорошая тренировка, привычка. — О да, это защитная реакция, которой учится нонконформист после того, как его снова и снова давят весьма социально корректными, внешне мягкими способами, иссушающими душу. — Кстати, Рэнди, я ненавижу это слово.

— А?

— Приятный.

— Но ты пользуешься им.

— Да, и ненавижу себя за это. Послушай, ты ведь устала не меньше меня? — Я собрался извиниться и искать утешения во сне.

— Нет. Еще нет. У меня достаточно сил.

— В самом деле…

— Может быть, это последний раз, и больше нам не придется.

Мы оба знали, что она права, но тело не слушалось меня, и мы просто крепко прижались друг к другу, словно пытаясь выжать друг из друга еще немного жизненных сил. Я не помню, как уснул.

Пятнадцатый день был похож на предыдущий, за исключением того, что самая длинная вахта выпала на долю Кэти. Она почти не в силах была идти. В течение семи часов она то и дело останавливалась, затем, начав замерзать, снова двигалась вперед, пока не уставала. Кое-как мы добрались до места, где я смог сменить ее.

Больше всего во всем этом меня удивило поведение Нихила. Не было ни словесных дуэлей, ни фальшивой веселости. Замерзнув, он просто спрашивал ее, готова ли она идти дальше.

Когда мы закончили переход, было далеко за полночь. Почему-то мне было трудно заснуть.

Сегодня газовая отдушина наконец-то вывела нас к цепи небольших пещер, похожих на расселину, по которой мы шли, прежде чем попасть в Дымоход Нихила. Большую часть пути Сэм тащил нас, и пришлось лишь два раза переползать через длинные трещины. Есть хорошая новость: катализатор переработки углекислого газа расходуется меньше из-за того, что мы мало двигаемся, и у нас, возможно, есть в запасе еще один день.

Плохая новость заключается в том, что Рэнди пришлось снова немного урезать наши порции. Мы не заботились как следует о том, чтобы беречь продукты, думая, что скорее погибнем от удушья, чем от голода, и с едой проблем не будет. Но проблема появилась. Винить было некого — виноваты были мы все. Мы там и сям съедали лишний крекер и допустили значительный перерасход.