Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога - Фабр Жан-Анри - Страница 71

Среди тех же охотников за живой дичью можно найти и таких, добыча которых поразнообразнее: не выходя из границ определенной группы насекомых, она меняется сообразно менее капризным вкусам охотника. Церцерис бугорчатая предпочитает клеона глазчатого, одного из самых крупных у нас долгоносиков, но при нужде она не отказывается и от других клеонов и даже иных долгоносиков близких родов: была бы подходящей их величина. Церцерис песчаная расширяет набор своей дичи: ей пригоден всякий долгоносик средних размеров. То же и третий вид церцерис: эти хватают всякую златку, доступную их силам. Филант корончатый тащит в свои ячейки самых крупных пчел-галиктов, более мелкий родич его – филант-грабитель довольствуется самыми мелкими галиктами.

Сфексу белокаемчатому пригодна всякая кобылка, если она не длиннее двух сантиметров, а тахит, убийца богомолов, берет любого члена семейства богомолов, но при условии: добыча должна быть молодой, а значит, еда – мягкой и нежной. Самые крупные из наших бембексов – носатый и двугубчатый, любители слепней, не отказываются и от других мух. Песчаная и щетинистая аммофилы кладут в свои норки по одной гусенице ночниц, а шелковистой аммофиле годятся гусеницы и ночниц, и пядениц.

Можно и не продолжать этот утомительный перечень: выводы ясны. У каждого охотника свои вкусы, и по его добыче можно сказать, к какому роду, а иногда и виду он принадлежит. Так подтверждается справедливость афоризма: скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты.

Одним всегда нужна одна и та же добыча. Семейное блюдо личинок лангедокского сфекса – кузнечики-эфиппигеры. Ими питались их предки, и они не менее дороги потомкам: никакой новой едой их не соблазнишь. Другим больше нравится разнообразие, может быть, по вкусовым причинам, а может быть, потому, что это облегчает добывание пищи. Но и тогда выбор дичи ограничен и границы эти неизменны. Естественная группа – род, семейство – вот область охоты, за пределы которой данный охотник не переходит. Это правило непреложно, и все охотники его строго выполняют.

Предложите тахиту, убийце богомолов, кобылку подходящей величины. Он отвергнет ее, хотя это и вкусная еда: по крайней мере тахит Панцера предпочитает ее всякой иной дичи. Угостите его эмпузой, так непохожей на богомола, но членом той же семьи богомоловых. И хотя внешность этой дичи фантастична, тахит тотчас же признает ее за свою дичь: узнает в ней насекомое из группы богомолов.

Вместо долгоносика клеона дайте церцерис бугорчатой жука-златку – добычу ее родственницы. Она и не посмотрит на эту дичь. Она, охотница за долгоносиками, возьмет златку? Никогда! Дайте ей другой вид клеонов, дайте любого иного долгоносика, даже никогда ею не виданного. И добыча будет тотчас же схвачена, парализована и спрятана в ячейку.

Попробуйте убедить аммофилу щетинистую, что пауки – очень вкусная еда. Вы увидите, с какой холодностью будут приняты ваши уверения. Попытайтесь внушить ей, что гусеница дневной бабочки ничем не хуже гусеницы ночницы. Вам это не удастся. Но если вы подсунете ей вместо озимого червя какую-нибудь иную подземную гусеницу ночницы, то она узнает свою дичь. Неважно, что ее окраска иная: с черными, желтыми или ржавыми полосками или еще какого-либо цвета.

Мои опыты показали, что каждый охотник упорно отказывается от дичи, выходящей за пределы его охоты. И каждый принимает дичь, входящую в эти границы, лишь бы она по размерам и возрасту подходила к подмененной добыче. Тахит лапчатый, тонкий ценитель нежного мяса, и он не согласится заменить свою кучку молоденьких кобылок одной большой кобылкой. А тахит Панцера никогда не обменяет свою большую кобылку на мелюзгу, за которой охотится его собрат. Кобылки одни и те же, одного рода и вида, но возраст не тот. Этого достаточно для решения: взять или отказаться.

Если добычей осы-охотницы служит обширная группа насекомых, то как они узнают свою дичь? Как отличают «свои» роды и виды от иных столь точно, что не находишь ошибок в составе дичи, принесенной в норку? Руководятся наружным видом добычи? Нет. В норках бембекса лежат мухи-сферофории – тоненькие ремешки, и рядом с ними похожие на пушистые комочки мухи-жужжалы. В норке аммофилы шелковистой лежат и гусеницы обычного строения, и гусеницы пядениц. В жилье тахита, убийцы богомолов, рядом с богомолом вы видите его карикатуру – эмпузу.

Толстоголовая оса Крабро (x 4).

Может быть, им служит признаком окраска? Никоим образом. Как разнообразны блеск и переливы окраски златок, на которых охотится прославленная Дюфуром церцерис! Золото, бронза, изумруд, аметист едва ли могут соперничать с нею. И все же церцерис не ошибается: для нее, как и для энтомолога, все это столь разнообразно окрашенное племя – златки. Меню одних из толстоголовых ос-крабро составляют мухи, одетые в серое или рыжеватое платье. У других – мухи с желтыми поясками, усеянные белыми крапинками или украшенные карминово-красными полосками. У третьих они голубые, или черные, как эбен, или медно-зеленые. Сколько разнообразия в одежде, и все это – мухи.

Долгоносик-скосарь (x 4).

Вот еще более убедительный пример. Церцерис Феррера парализует жуков-долгоносиков. Обычно это буровато-сероватые фитономы и темно-смоляные или черные скосари. Но иной раз в ее норке находишь кучку сверкающих, словно драгоценные камни, трубковертов, долгоносиков, совсем не похожих по окраске на скромно одетых фитономов и скосарей. Это трубковерт березовый, который свертывает у нас сигары из виноградных листьев. Жуки эти бывают лазурно-голубыми, бывают и золотисто-медного цвета. Как узнала церцерис в этих нарядных красавцах родичей будничных фитономов и скосарей? Вряд ли она была подготовлена к встрече с такой дичью. Не могли передать ей по наследству такое знакомство и ее предки: трубковерты редко встречаются в норках церцерис. Пролетая через виноградник, церцерис увидела на листе винограда блестящего жучка. Это не было привычное семейное блюдо, освященное вековой привычкой предков. Оно было для нее ново, исключительно, необычайно. И что же? Она узнала в этом незнакомце долгоносика, схватила и парализовала его, потащила в норку. Нет! Выбор определяет не окраска добычи.

Не руководит охотником и форма, общие очертания дичи.

Брахидер (x 4).

Один из видов церцерис охотится, например, и за брахидером пушистым, и за баланином желудевым. Что общего в форме тела этих двух жуков-долгоносиков? Я разумею здесь не тонкие подробности строения, а тот общий вид, который сразу бросается в глаза и на основании которого простые люди сближают животных, разъединяемых наукой. Так вот, что общего, в этом смысле, между брахидером и баланином? Ничего, решительно ничего. Тело брахидера почти цилиндрическое, а у баланина оно коротенькое, толстое, чуть ли не сердцевидное. Брахидер черный с серовато-мышиным оттенком, а баланин охристого цвета или рыжеватый. Голова у брахидера вытянута в коротенькое рыльце, а у баланина впереди торчит тонкий хоботок, длиной чуть ли не со все тело жука. Кому бы пришло в голову сблизить этих двух жуков? Только знаток жуков решится на это. А церцерис узнает в обоих «долгоносиках» – добычу с слитыми нервными узлами, которую можно парализовать одним уколом. Набив свою норку брахидерами, она встречает совершенно не похожую на них дичь – баланина. И что же? С первого взгляда она узнает ее и несет в свою ячейку. Она нападает и на всяких иных долгоносиков, любой формы и окраски. Но добыча ее – только долгоносики.