Выстрел - Рыбаков Анатолий Наумович - Страница 32

Если Валентина посадят, он в безопасности. Если Валентин ни при чем, никого не убивал, то и его он тоже не убьет, опять он вне опасности.

Благородно или неблагородно он поступает? Риторический вопрос. Благородно – понятие условное. А красть ключи – благородно? Говорить о сувенире, когда никакого сувенира не преподносил, – благородно? Получать первый сорт под видом брака – благородно? Посылать его в Батум на смерть – благородно? Помолчим лучше о благородстве!

39

Славка не хотел ввязываться. К таким делам он теперь равнодушен. Романтика кончилась. Не была ли эта романтика всего лишь детством, милым, увлекательным, мечтательным? Кто то украл вагон? Вагоны крадут десятками и сотнями. Кто то взяточник? Все взяточники. Кто то запутался в афере? Ну и что?! Миша хороший парень, но ом отстал, застрял в том самом милом, увлекательном, мечтательном детстве. Он не так прямолинеен, как Генка, но оба они живут в прошлом: время изменилось, они – нет.

Однако приход Юры заставал его задуматься. Юра дрожит от страха, это ясно! Угроза нависла над Мишей – вот что понял Славка. Миша в опасности, ввязался в дело, где убивают, хочет выручить Витьку Бурова, своего злейшего врага, потому что, по его, Мишиному, убеждению, Витька невиновен.

Миша всегда ввязывался и будет ввязываться в такие истории, вечно будет искать справедливости. Он не знает страха – поразительный человек! Ему нужно открытое небо, а не крыша над головой. Суровый, непреклонный Миша Поляков; защищает Витьку, а он, добрый, мягкий, отзывчивый Славка, не защищает, устранился, умыл руки. Это очень хорошо и удобно: переживать собственную скорбь и устраняться от чужих несчастий.

Почему? Что с ним случилось?

Ушла мать? У Генки мать умерла, он много лет живет у тетки, Миша Поляков всю жизнь прожил без отца.

Вынужден зарабатывать? Разве мало ребят работает на производстве? Раньше он жил гораздо лучше своих товарищей, они жили бедно, голодно, но не ныли, не жаловались, не падали духом.

Почему Юра пришел к нему, а не к Мише? Потому что подонку Юре он ближе, чем Миша. Печально, но факт. Они оба видят только одну сторону жизни. Разница в том, что Юра ее принимает, а он, Славка, нет.

Результатом этих размышлений была встреча, на этот раз у Миши. Славка и Генка просто пришли к нему. Никакого объяснения не потребовалось. Они были и остались друзьями, ничто не могло их разъединить. Они снова вместе, снова занимаются одним делом – этого достаточно.

– Юрка зря не появится, – сказал Миша, – только беспокоится он за себя.

– Может быть, его Навроцкий подослал, – сказал Генка.

– Он на грани откровенности, – сказал Славка.

– Но как заставить его говорить?

– Сказать Свиридову, – предложил Генка, – пусть вызовет.

– Я пробовал давать Свиридову советы, – сказал Миша, – он меня быстро наладил… Нужно, чтобы Юра сам пришел к нему.

– Разве его уговоришь?

Раздался звонок, кто то вошел в квартиру, постучал в Мишину комнату.

– Войдите! – крикнул Миша.

Открылась дверь, и на пороге появился Юра, оглядел всех.

– Привет!

– Привет!

– Все в сборе, – сказал Юра, – вот и прекрасно. Я давно ждал случая, когда вы будете вместе. У меня есть кое что вам рассказать.

40

После показаний Юры, следователь Свиридов, расхаживая по кабинету, говорил Мише:

– В чем была неясность? Шаринец – мелкий карманный воришка, и связан он с карманниками высшего класса – маравихерами. Воры придерживаются своей специальности, совершенствуются, достигают виртуозности. Было сомнительно, что профессиональные маравихеры пытались ограбить квартиру, – у них не бывает даже отмычек. Юра выкрал ключи – все встает на свое место. Ключи были вручены Шаринцу…

– Они были у Навроцкого час полтора, не больше, – заметил Миша.

– Вполне достаточно, чтобы в любой слесарной мастерской изготовили такие же. Итак, Навроцкий вручил ключи Шаринцу. Но в чем была его задача, пока неясно. Выкрасть документы? Они Навроцкому не нужны – товар отправлен и проверить ничего нельзя. Убить Зимина? Совсем нелепо, бессмысленно. Ладно! Разыщи своих мальчишек и тащи их ко мне. И побыстрее!

Через час Миша был у Свиридова со Шнырой и Паштетом.

Свиридов указал Паштету на стул у стены.

– Посиди в сторонке, а ты, Леня Панфилов, сядь возле меня и отвечай.

Свиридов разложил на столе фотографии.

– Ты бы узнал человека, с которым Шаринец вышел из пивной?

– Узнал бы, пожалуй…

– Есть он здесь?

Шныра просмотрел фотографии, указал пальцем на одну:

– Думаю, этот.

– Точно?

Шныра еще раз просмотрел фотографии.

– Думаю, он.

– Еще кого нибудь из этих ты видел?

– Нет.

– Посмотри как следует, подумай, вспомни!

Шныра еще раз посмотрел фотографии.

– Нет.

– Сядь на место Паштета, а ты, Паштет, сядь сюда.

Шныра и Паштет поменялись местами. Свиридов смешал фотографии, разложил их в другом порядке.

– Покажи, с кем Шаринец вышел из «Гротеска».

Паштет показал на того же, на кого показывал и Шныра.

– Кого еще из этих людей ты видел?

Паштет показал еще на пожилого человека, несколько обрюзглого, с тяжелым взглядом.

– Вот этого.

– Когда? Вчера? Позавчера?

– Раньше.

– Где?

– Во дворе, где пустые бутылки принимают.

– Он бутылки сдавал?

– Нет, проходил через двор. Пивная рядом со складом, в заборе проход… Я его раза два видел.

Свиридов подозвал Шныру, показал фотографию.

– А ты его видел?

– Нет, не помню.

– Он видел, а ты не видел?

– Шныра старика заговаривал, – объяснил Паштет, – а я в очереди стоял, по сторонам смотрел, вот и видел.

– Ладно! – Свиридов собрал со стола фотографии, положил в ящик. – Обождите в коридоре, ребята, а ты, Миша, задержись.

Шныра и Паштет вышли.

– Я верю этим ребятам, – сказал Свиридов, – и все же просьба: сегодня они ни с кем не входят в контакт, никому не рассказывают, что были у меня и опознали этих людей.

– Будете брать? – догадался Миша.

– Возможно. Займи ребят чем нибудь, держи их при себе, не спускай с них глаз.

– Я предпочел бы участвовать в другом деле.

– Это исключено. Может не обойтись без стрельбы.

– Тем более хотелось бы.

– Я не успею оформить твое участие. Зато обещаю, что ты будешь присутствовать на их допросе, большего не могу.

41

Прямо от Свиридова Миша увел Шныру и Паштета в цирк.

Трибуны были пусты, на манеже тренировались артисты.

– Посмотрите, вам будет интересно, – сказала Эллен.

Она усадила в первом ряду Шныру и Паштета, а сама с Мишей села поодаль.

– Ты не узнала насчет ребят? – спросил Миша.

– Я говорила… Но поздно. В цирке начинают с трех четырех лет.

– Не все вырастают в цирковой семье.

– Наша работа сложнее, чем ты себе это представляешь…

– Почему… Я представляю…

– Тебе хочется пристроить их к делу, так ведь? – продолжала Эллен.

– Но в цирке нужны известные способности, даже одаренность или тренировка с раннего детства.

– Все понял! – сказал Миша. – И больше не настаиваю.

Они сидели на пустых трибунах, смотрели на тренирующихся артистов.

– Скоро мы уезжаем на гастроли, – сказала Эллен.

– Куда?

– В Мурманск.

– Лучше бы на юг.

– Нет, там сейчас хорошо, весна… Я люблю весну. Иногда мне хочется уехать туда, где весна начинается еще в феврале, куда нибудь в Туркестан или Закавказье. А потом вместе с весной двигаться на север, переезжать из города в город… Мы, цирковые, вечные скитальцы.

– Ты хочешь сказать, что я тебя могу видеть раз в три года?

– Я не это имела в виду, – уклончиво, как показалось Мише, ответила Эллен. – Но моя жизнь – это ездить, работать и улыбаться.

– Действительно, почему ты все время улыбаешься? В театре актеры тоже раскланиваются, но не улыбаются.