Майлз Уоллингфорд - Купер Джеймс Фенимор - Страница 96

— Вы слишком хорошо знаете меня, мой дорогой опекун и высокочтимая Люси, и потому не подумаете, что я стал бы умышленно обманывать кого-либо из вас. То, что я скажу вам, я говорю затем, чтобы вы не судили Руперта слишком строго. Я знаю, откуда Руперт взял большую сумму денег перед моим отплытием. Он получил ее законным образом, и она по праву принадлежит или принадлежала ему. Нельзя сказать, что она настолько велика, чтобы на эти деньги можно было долго жить подобным образом, но на несколько лет ее хватит. Можете не опасаться ни карт, ни явного мошенничества. У Руперта нет склонности ни к тому, ни к другому; первое он не любит, а для последнего слишком благоразумен.

— Слава Богу! — с чувством воскликнул пастор. — Я сам напугал себя своими глупыми фантазиями. Так, так, мистер Руперт, вы составили себе состояние и молчите! Что ж, мне по душе его скромность; Руперт действительно умен, Майлз, и, я думаю, в скором времени займет достойное место среди адвокатского сословия. Он женился, быть может, слишком рано для человека с его средствами; но теперь, когда я вижу, что он может зарабатывать деньги законно, честно и достойно, у меня есть надежда.

Я ничего не возразил насчет честности и достоинства; каким только слабостям своего чада не готова потакать родительская любовь! По лицу Люси я понял, что она догадывается об истинном положении вещей. Никогда прежде я не видел на ее обыкновенно спокойном и неизменно красивом лице выражения такой униженности. На миг оно исказилось мучительной болью. Однако она овладела собой и повернула беседу в нужное русло.

— За всеми этими разговорами мы забыли о Майлзе, — сказала она. — Отец, если он считает, что ни ты, ни Руперт недостаточно богаты, чтобы быть его поручителями — не могу ли я быть полезной?

Люси говорила твердо и как особа, которая уже начала привыкать к тому, что ее слово имеет вес в денежных делах; но яркая краска покрыла ее лицо — таким образом она словно представлялась более важной персоной, чем в действительности была — как бы делала то, что несвойственно ее полу.

— Премного благодарен, дорогая Люси, за предложение, — сердечно отвечал я, — но если бы ты и могла стать моим поручителем, я бы, разумеется, не допустил этого. Довольно уже и того, что ты пришла навестить меня, и я не хочу впутывать тебя в историю с моими долгами. Да и не может быть поручителем лицо несовершеннолетнее. Мистер Дэггит продержит меня здесь несколько недель; когда он обнаружит, что я нанимаю агентов, чтобы распродать мое имущество, мне кажется, он, порядочный негодяй, испугается, что деньги уплывут от него, и захочет со мной договориться. Оказавшись на свободе, я могу отправиться в плавание, если не капитаном, то хотя бы помощником.

— К чему эта гордыня, Майлз, ведь Клобонни так для нас дорого.

— Это не гордыня, а правила приличия, Люси. Я не могу допустить, чтобы ты совершала поступки, в которых нет необходимости и благодаря которым ты можешь стать предметом нескромных замечаний. Нет, я тотчас начну продавать свое имущество; это скоро образумит мистера Дэггита.

— Если несовершеннолетнее лицо не может стать поручителем, говорить больше не о чем, — отвечала Люси, — я по-другому докажу тебе, Майлз, что я могу быть столь же упрямой, как ты. По крайней мере, я могу купить у тебя драгоценности, хоть мне и не хватает нескольких месяцев до совершеннолетия; к счастью, в моем распоряжении сейчас почти весь годовой доход. Видишь, Майлз, — Люси опять густо покраснела, но теперь она улыбалась, — каким я становлюсь счетоводом — я могу начать с приобретения твоего жемчужного колье. Оно хранится у меня, и не однажды я бросала на него жадные взоры. Роскошный жемчуг! Ты, Майлз, кажется, оценил его в три тысячи долларов, — продолжала Люси, — мой отец тотчас от моего имени выплатит тебе эту сумму. Итак, пошли за адвокатом твоего гонителя — иначе его не назовешь — и предложи ему такую сумму, при условии, что он согласен признать моего отца поручителем. Если он таков, каким ты его считаешь — а его поступки подтверждают твое мнение, — он будет рад принять это предложение.

Я восхищался находчивостью Люси, и замысел ее был вполне реалистическим. Если бы я смог собрать четыре-пять тысяч долларов, не сомневаюсь, что Дэггит принял бы поручительство мистера Хардинджа, так как оно служило только залогом моего появления в суде. Тогда именно это и было нужно, и никому не могло прийти в голову, что я скроюсь от суда и оставлю моего старого опекуна в затруднительном положении. И все же я не мог ограбить Люси. Я прекрасно понимал, что она сама никогда бы не решилась вкладывать крупную сумму, которой оценивалось жемчужное ожерелье, в украшения для своей особы, а жемчуг стоил немногим больше половины той суммы, которую она назвала.

— Это не годится, — отвечал я, выражая взглядом мою благодарность, — и мне больше нечего добавить. Я не могу ограбить тебя, дорогая Люси, только потому, что ты хочешь, чтобы тебя ограбили. Подождите, я пробуду тут несколько дней, и мистер Микли сам придет и предложит план моего освобождения.

— Эврика! — воскликнул мистер Хардиндж, вскакивая и хватая свою шляпу. — Люси, я вернусь через пятнадцать минут; потом мы торжественно доставим Майлза в твой дом. Да, да, все непременно получится, только нужен более или менее респектабельный юрист.

— Могу я узнать, что ты задумал, дорогой папа? — спросила Люси, многозначительно взглянув на меня.

— Конечно, можешь. Я пойду и найду епископа, который все сделает, чтобы помочь мне; мы вместе с ним отправимся в контору этого мистера Микли и дадим ему слово священнослужителей, что Майлз явится в суд, — заместитель шерифа сказал мне, что кто-то должен поручиться за Майлза, и все наконец уладится к нашей общей радости. По дороге к епископу я забегу в контору Ричарда Харрисона и посоветуюсь с ним.

— О сэр, пойти к Ричарду Харрисону — хорошая идея. Он, возможно, даст какой-нибудь практический совет, который нам пригодится. Если бы вы еще уговорили его нанести мне короткий визит, я был бы вам бесконечно обязан. Когда меня арестовали, я как раз собирался попросить его совета на предмет страховки и хотел бы решить это дело.

Мистер Хардиндж внимательно выслушал меня и вышел из комнаты, сказав Люси, что мигом обернется. Большинство молодых леди сочли бы такое положение неловким — вот так остаться наедине с заключенным в тюрьме; но Люси настолько привыкла к тесным дружеским отношениям, связывавшим нас, что она, кажется, не чувствовала никакой неловкости. Отец оставил ее в глубокой задумчивости, и она не сразу стряхнула ее с себя, когда он ушел. Люси сидела, а я поднялся, чтобы проводить мистера Хардинджа до двери, и стал медленно шагать взад и вперед по комнате. Милая девушка подошла ко мне, взяла мою руку в свои и какое-то время с тревогой смотрела мне в лицо, прежде чем заговорить.

— Майлз, — сказала она, — я не стану больше говорить об ожерелье и о своих деньгах и сделаю так, что ты больше не услышишь о поручительстве Руперта, если только ты согласишься на поручительство, которое предложу я. Я знаю джентльмена, для которого мое слово — закон, он богат, и его поручительство будет принято, к тому же он перед тобой в долгу — я часто слышала это от него. Ты, быть может, не подозреваешь, с какой радостью он окажет тебе услугу, а я знаю это и прошу тебя дать мне слово, что ты не откажешься от его помощи, хотя бы он оказался тебе совершенно незнаком.

— Люси, откуда ты возьмешь такого человека?

— О! Ты не представляешь, какой практической женщиной я становлюсь. Ведь ты не отказался бы от моего поручительства, будь я совершеннолетним мужчиной, Майлз?

— Конечно нет, мои чувства к тебе таковы, что я скорее принял бы подобную услугу от тебя, чем от кого бы то ни было. Но ты, слава Богу, не мужчина и еще не достигла совершеннолетия.

— Тогда пообещай, что окажешь мне небольшое одолжение и примешь услугу от человека, которого я пришлю к тебе. Нам невыносимо будет сознавать, что ты здесь, в тюрьме, в то время как мы купаемся в роскоши. Я не отпущу твою руку, пока ты не дашь мне обещания.