Темная комната - Попов Валерий Георгиевич - Страница 33

Рядом стояла «скорая помощь», и там врачи по очереди делали искусственное дыхание рабочему, задохнувшемуся в дыму.

Оказывается, увидев, что из сушилки выбилось пламя, он в испуге выдернул шланг, который питал печь соляркой, из шланга вырвалась толстая струя солярки, всё вспыхнуло!

Рядом с сушилкой стояли три пожарных машины, поливая дом из брандспойтов, но всё равно всё сгорело, и рабочего не удалось спасти.

Вот такой был пожар, когда никто специально и не поджигал. А тут — делают специально, подготавливают горючие вещества!

Из кабинета вышел Зиновий с двумя пожарными.

Мы спустились на улицу, подошли к пожарному депо — приземистому зданию с деревянными коричневыми воротами. Открыли в воротах калитку и оказались внутри.

В полутёмном гулком цементном помещении стояли длинные пожарные машины. У одной был поднят капот, и два механика озабоченно копались в моторе. «Плохо дело! — подумал я. — А вдруг нам как раз эту машину дадут?»

— Ну вот… шестую можем вам дать, — сказал сопровождающий.

— Как так? — разволновался я. — Опасная съёмка — и только одна машина?!

Зиновий и сопровождающий посмотрели на меня.

— Он прав, — сказал Зиновий.

— Как, седьмую-то отремонтировали? — Сопровождающий подошёл к механикам.

— Скоро заканчиваем, — сказали механики.

— Запишу уж и седьмую вам, ладно уж! — сказал сопровождающий.

Я был доволен, но где-то и расстроен: сумели всё-таки всучить одну с браком!

Мы сели с Зиновием в «Волгу» и поехали.

«Да, — думал я, — конечно… Никто особенно меня не осудит, если я откажусь от съёмки, скажу: надо уезжать — и всё!.. Но никто и Джордано Бруно бы не осудил, если бы он отказался гореть, — пошёл на попятную, и всё! Всё было бы нормально — только б он не попал в Историю, и всё!.. А Муций Сцевола? — подумал я. — Воин… который, чтобы доказать мужество осаждённых, своих соратников, сунул перед врагами руку в огонь и держал, пока она не сгорела? Мог бы он отказаться?.. Вполне! Только б никто никогда не узнал его имени и даже фамилии… плюс осаждающие взяли бы город!»

— Я согласен! — сказал я Зиновию.

— Правильно! — Зиновий кивнул.

— А можно ещё режиссёрский сценарий посмотреть? — сказал я, когда мы подъехали.

— Можно… можешь даже с собой взять, — сказал Зиновий.

Я пришёл домой, сел в своей комнате и стал читать режиссёрский сценарий. Отец сидел у себя, писал. Я всё перечитывал свой эпизод, потом стал представлять: как съезжается к месту съёмки вся техника, как потом приезжаю я…

Потом отец вошёл в комнату.

— Слушай! Отличная идея! — сказал он. — Пойдём знаешь куда?.. В баню! Прекрасная баня! Класс!

Да. Действительно. Редкая идея! Я недовольно посмотрел на него.

— Нет уж. Иди один. Мне некогда.

Отец посмотрел на меня, потом молча собрался и ушёл.

Утром я проснулся, подошёл к окну и увидел напротив окон красную пожарную машину. Так. Значит, всё-таки состоится!

Я вдруг упал духом. То, что я увидел, было вдвойне плохо: во-первых, приехали пожарные — значит, пожар точно будет, а во-вторых, машина одна!

Вдруг в дверь раздался стук. Я пошёл. В дверях стоял пожарный в брезентовой робе.

— Слушай, малец!.. Не знаешь, где тут эта… киногруппа? Час уже ездим — не можем найти! Может, знаешь?

Мне ли не знать!

— Сейчас! — сказал я.

Некоторое время я думал, что надеть, потом подумал: а, ладно, всё равно ведь переоденут по-своему!

Я надел лыжный костюм, пальто, шапку и вышел.

Тут я увидел, что приехали две машины, — вторая стояла подальше. И это почему-то ещё больше расстроило меня: раз прислали две, то, значит, согласны, что дело действительно будет серьёзное! Я сел в кабину рядом с водителем.

— Поехали, — отрывисто сказал я.

Через минуту мы подъехали к общежитию. Оставив машину, я вошёл.

Зиновий, подняв руку, радостно приветствовал меня.

Теперь все меня уже знали.

Гримёрша просила зайти к ней, если можно, минут за сорок до съёмки; седая старушка с платёжной ведомостью подошла ко мне и вписала мою фамилию, имя и отчество. Люди, которые раньше меня не замечали и которых я раньше не замечал, теперь здоровались со мной.

— Ну что? — выдохнув, спросил я Зиновия. — Пора?..

— Да ты что! — легкомысленно сказал вдруг Зиновий. — Съёмка-то ночью будет, в десять часов! Ночью пожар, сам понимаешь, лучше видно! Так что пока гуляй!

Я выскочил на крыльцо.

Я побежал по лесу. Потом я решил — раз выпало свободное время — посмотреть ещё раз на место съёмок, пока там ещё спокойно и тихо, ещё раз всё продумать.

Я побежал по Егерской аллее, свернул к телятнику.

Но там не было уже спокойно и тихо. Там стояли уже и лихтваген — от него шли чёрные кабели к прожекторам-ДИГам, — и камерваген, и тонваген. Двадцать чёрных осветительных ДИГов стояли в ряд метрах в тридцати от телятника. Ближе к нему стояли сразу четыре камеры (подойдя ближе, я увидел, что это пока что только треножники).

Помощники оператора утоптали снег, потом положили рельсы и сверху поставили операторскую тележку с треножником.

Потом они, пробуя, покатали тележку вперёд-назад.

Ко мне подошла какая-то женщина, потрогала вдруг рукой мои щёки.

— Лицо не обморозьте, — сказала она.

— Постараюсь, — сказал я.

Репродуктор на крыше тонвагена громко орал какую-то песню. Потом вдруг зажглись сразу все ДИГи, но при ярком солнце свет их казался тусклым.

Я пошёл по вытоптанной перед зданием площадке, важно потрогал треножник — хорошо ли стоит? Треножник, как я и думал, стоял хорошо — дело было не в этом.

Просто я понял вдруг, что сегодня я здесь самый главный, всё это громоздится для того, чтобы снять меня, как я спасу из конюшни лошадей.

Я неторопливо ходил по всей площадке. Кого-нибудь другого давно бы прогнали, но, посмотрев на меня, все лишь здоровались и ничего больше не говорили.

Я подошёл к телятнику, внутри него сразу несколько молотков приколачивали что-то, а один плотник ползал по крыше и приколачивал заплаты на дырявые места.

«Что ж! Неплохая подготовка», — подумал я довольный.

Я прошёлся вдоль всего здания и вдруг увидел сбоку, метрах в пятнадцати, самолётный мотор с пропеллером! Он стоял на какой-то подпорке и был оцеплен со всех сторон красными флажками на верёвке.

«Мотор-то зачем? Летать уж, во всяком случае, я не обещал!» Вдруг я увидел, что ко мне идёт милиционер, в шапке с опущенными ушами, в огромных валенках.

Он взял меня за плечо.

— Мальчик! — Изо рта вырвался белый пар. — Уйди, пожалуйста, с площадки!

— Это наш! — закричал ему кто-то.

— Всё равно! — сказал он. — От ветродуя держись подальше!

Я отошёл от мотора, который оказался на самом деле ветродуем.

По площадке, подняв на серебристой «удочке» микрофон, ходил человек, примериваясь к чему-то, как рыболов на берегу реки. Осветительные прожекторы — ДИГи — то зажигались, то гасли.

По площадке ходила девушка в полушубке, с пушистым инеем на бровях и ресницах. В руке она несла термос и наливала по очереди в крышечку термоса всем работающим на площадке.

— Вам налить? — спросила она меня.

Я кивнул, и она налила мне в белую крышечку отличного горячего, сладкого кофе!

Я не спеша выпил, поблагодарил, и она пошла дальше.

Что я испытывал в тот момент?

Честно говоря, я испытывал счастье!

Потом на аллее в самом конце появилась крохотная чёрная «Волга». Она ехала среди высоких пушистых деревьев, быстро приближаясь. Вот она выехала на площадку — и из неё вылез Зиновий.

— Ты здесь уже? — увидел он меня. — Молодец! Пойдём поглядим, что и как.

Мы вошли в тёмный, после солнца, телятник. Там были установлены новые перегородки, сделаны стойла, хотя ничего этого, как я знал, в фильме снято не будет.

— Значит, так! — сказал Зиновий. — Вбегаешь, снимаешь все эти запоры, выводишь лошадей в коридор, садишься на самую последнюю и гонишь всех к выходу. Двери оставь открытые, не забудь. Всё ясно?