Рыцарь света - Вилар Симона - Страница 148

Вскоре она забыла об этом, уйдя в работу. Только позже, когда монахини подкреплялись после работы сливами и хлебом, к Милдрэд подошла приоресса и, как-то странно поглядев на нее, сказала, что мать Отилия велела миледи пройти к странноприимному дому. Милдрэд несколько удивило, что монахиня назвала ее «миледи», что в обители было не принято.

Ополоснув потемневшие после сбора плодов руки в бадье с дождевой водой, саксонка направилась к крытому дворику, откуда можно было пройти к дому для приезжих. Выйдя из-за угла, она увидела стоявших у коновязи лошадей, заметила и каких-то незнакомых людей, а потом вдруг остановилась и растерянно отступила, когда подол ее одеяния стал обнюхивать маленький лохматый пес. Она узнала эту собаку.

— Гро?

Пес тут же завертелся вьюном, стал радостно поскуливать.

В этот миг Милдрэд услышала непривычно веселый голос настоятельницы:

— Иди сюда, дитя мое. К тебе приехали.

Она подняла голову… и все поплыло вокруг.

Артур смотрел на нее и улыбался своей светлой чарующей улыбкой. И при этом… это был настоящий лорд. Окруженный своими людьми, величавый и великолепно одетый. Его длинная туника из переливчатого бархата была расшита золотом вдоль полагавшегося для удобства верховой езды разреза и на рукавах, пояс сверкал блестящими пластинами, на рукояти кинжала мерцали драгоценные каменья. На его узких светлых сапогах позвякивали рыцарские шпоры, он был чисто выбрит, его ухоженные длинные волосы свободно рассыпались по плечам. А она… В грубого сукна мешковатой одежде послушницы, в закрывающем голову и шею полотняном вапмле, который съехал на затылок, с растрепанными завитками на висках. И это она, модница и щеголиха, всегда так следившая за собой. Да и руки после работы толком не отмыла…

А еще Артур заметил со смехом:

— Ну, ты и вырядилась, кошечка моя! Не укажи мне на тебя добрая настоятельница, я бы и не узнал мою горделивую леди в этой скромной послушнице.

Милдрэд невольно стала поправлять выбившиеся волосы. Она была в полном смятении: показалось, что земля вдруг ушла из-под ног и она летит в пространстве… Куда? Почему? Откуда это чувство полета — то ли свободы, то ли бесконечного одиночества… Ведь она сама решила расстаться с Артуром, ему же во благо. Надо много мужества, чтобы пожертвовать своим счастьем ради счастья другого. И вот он здесь. Он нашел ее… О Пречистая Дева, дай ей силы!

Артур приближался, не переставая улыбаться, однако его взгляд оставался настороженным и серьезным. И он уловил момент, когда она хотела броситься прочь. Успел схватить, не пустил под спасительный кров монастыря.

— Э, нет, милая. Так не годится.

И когда почувствовал, как она упирается, он вдруг подхватил ее на руки и, не обращая внимания на ее сопротивление, просто перекинул через плечо и пошел прочь. Милдрэд ахнула, потом стала вырываться.

— Отпусти меня! Что ты себе позволяешь? Матушка Отилия, прикажите ему…

Она осеклась, заметив, что настоятельница смотрит на них с одобрительной улыбкой. Артур же нес ее к воротам, он просто похищал ее на глазах у всех! Причем происходящее их только развеселило, никто и не подумал за нее вступиться.

В какой-то миг Милдрэд увидела огромного монаха Метью.

— Метью! Ради всего святого!.. Повлияй на…

Она резко смолкла, увидев, что Метью держит за руку ее сына, который тоже смеялся.

Присутствие тут Вилли окончательно выбило Милдрэд из колеи; она прекратила вырываться и смотрела на сына, и Артур за это время успел вынести ее за ворота, понес через поле прочь. И тогда она вновь стала лупить его по спине, но между тумаками все же спрашивала:

— Зачем ты привез Вилли? Да отпусти же меня. О черт!.. — весьма неподобающе для леди и тем более для послушницы чертыхнулась она, когда Артур весьма ощутимо шлепнул ее по заду. — Как ты смеешь?

Сумасшедший! Право, сумасшедший. И как он не понимает, что позорит ее? Вон как хохочут какие-то монастырские вилланы, наблюдая за подобным представлением.

Она даже изловчилась и схватила его за волосы.

— Эй, кошечка, не выпускай коготки! — Артур довольно грубо подкинул ее на плече. — Я ненароком могу уронить тебя.

Милдрэд притихла. Артур нес ее через убранное гороховое поле, покрытое кочками и стерней, так что упасть на него было бы не очень приятно. К тому же здесь были овцы, пущенные пощипать остатки гороха. Они разбегались, жалобно блея, когда Артур со своей ношей врезался в их курчавое стадо, как лодка разрезает ряску на заводях фенов. Он направлялся к видневшемуся неподалеку лесу, один раз оступился, и Милдрэд взвизгнула, испугавшись, что они оба упадут.

— Не крутитесь, леди Милдрэд, — бесцеремонно приказал Артур, опять хлопнув ее пониже спины. Правда, не больно хлопнул, но, тем не менее, как все это возмутительно!

И все же она предпочла смириться. Ей было неудобно висеть вниз головой, но в итоге она даже как-то устроилась, уперев локти в спину Артура и поддерживая голову рукой. Милдрэд сердито сопела, потом отвлеклась, увидев, что за ними, пробираясь через тех же овец, двигаются Метью с Рисом и ведут за собой Вилли. А еще и Гро носился, распугивая лаем овец.

— Артур, зачем ты привез моего сына?

Никакого ответа.

Наконец они вошли в заросли и Артур опустил Милдрэд на землю.

Она тут же отошла, отвернулась. Ее волосы во время борьбы выбились из-под вампла, пряди закрыли лицо, и ей никак не удавалось их поправить. В итоге она просто расшнуровала под горлом свой плотный капюшон и сняла вампл. Высвобожденные волосы упали тяжелой копной, и Милдрэд принялась приводить их в порядок.

Артур, стоявший сзади, сказал:

— Какая же ты хорошенькая, такая растрепанная!

Она сердито глянула на него через плечо. Но он не смеялся над ней, в его взгляде были откровенное восхищение… и нежность. У Милдрэд дрогнуло сердце.

— Милдрэд… — Его голос был негромким и исполненным тепла. Как же ласково он умел произносить ее имя!

Но когда она повернулась, лицо ее было строгим, а глаза светились, как кристаллы голубого льда.

— Чего ты добиваешься?

— Мне надо, чтобы ты поняла, что никуда не скроешься от меня. И я пришел за тобой!

Это было сказано уверенно и с заметным нажимом. Какое-то время они мерили друг друга взглядами. Но Артур смотрел так твердо, что Милдрэд первая опустила глаза. Это рассердило ее. Она уже определилась со своей будущей жизнью, а Артур не понимает, что, пытаясь что-то изменить, он совершает ошибку.

И она сказала, что они не должны были видеться. Она осознанно приехала в монастырь… и если он как следует подумает, то поймет, что так будет лучше.

— Я уже все решила для себя, — окончила свою пылкую речь Милдрэд и гордо вздернула подбородок.

— Решила для себя… — негромко повторил Артур. — А для меня? Что ты решила для меня? И за меня…

Он сказал это так, что ее сердце болезненно сжалось и, казалось, стало маленьким. Она непроизвольно коснулась рукой груди, стремясь унять эту боль.

— И для тебя.

Милдрэд попыталась ему объяснить: он многого добился за это время, его удел славен и определен. Он станет лордом, у него высокие покровители, а для мужчины необходимо чувствовать, что он что-то значит. У Артура прекрасные задатки, он сможет с успехом проявить себя на любом поприще, его имя скоро будет известным. Поэтому ему не нужна порочная женщина, связь с которой поставит крест на всех его начинаниях.

— Теперь тебе не нужна такая, как я. Я ведь… Я просто шлюха.

— Тебя сделали такой. Но я могу это понять и простить тебя. Только если… Когда мы встретились в Бери-Сент-Эдмундсе, у меня была надежда, что я не забыт. Но ты скрылась. Это потому, что ты горюешь за Юстасом? Или… тебя гнетет пренебрежение короля?

Милдрэд даже отшатнулась.

— Нет, ты не понимаешь! — горестно всхлипнула она. — Юстас и я… О Небо, знал бы ты, что мне пришлось пережить! Порой я была на грани безумия. А потом… Потом я решила отомстить. Отомстить им обоим. Мне казалось это важным — рассорить короля и его сына, сделать их врагами и ослабить. Вот видишь, о чем я думала… какой стала… Порочной и грешной. Сможешь ли ты любить такую женщину? Ведь я уже не та чистая девушка, которая гордилась своей честью и радостно отдала тебе свою девственность. О, Артур, ты все еще для меня лучше всех. Но если я соглашусь остаться с тобой… Боюсь, что однажды ты посмотришь на меня по-другому. Разлюбишь меня. Станешь стыдиться. А когда любовь умирает, ее место занимают презрение и ненависть.