Сочинения - Поплавский Борис Юлианович - Страница 12

12

1930

Дух музыки

Над балом музыки сияли облака, Горела зелень яркая у входа, Там жизнь была, а в десяти шагах Синела ночь и плыли в вечность годы. Мы танцевали нашу жизнь под шум Огромных труб, где рокотало время, Смеялся пьяный видя столько лун Уснувших в розах и объятых тленьем. На зовы труб, над пропастью авгурной, С крылами ярких флагов на плечах, Прошли танцоры поступью бравурной, Как блеск ракет блуждающих в ночах. Они смеялись, плакали, грустили. Бросали розы к отраженьям звезд, Таинственные книги возносили, Вдали смолкали перейдя за мост. Все исчезало, гасло, обрывалось, А музыка кричала «Хор вперед», Ломала руки в переулке жалость И музыку убить звала народ. Но ангелы играли безмятежно. Их слушали: трава, цветы и дети, Кружась, танцоры целовались нежно И просыпались на другой планете. Казалось им они цвели в аду, А далеко внизу был воздух синий. Дух музыки мечтал в ночном саду С энигматической улыбкой соловьиной. Там бал погас. Там был рассвет, покой Лишь тонкою железною рукой Наигрывала смерть за упокой Вставало тихо солнце за рекой.

1930

Angelique

Солнце гладит прозрачные льды. Спит лицо восходящей зимы. Солнце греет пустые цветы, Что растут за стеной темноты. Нежный мир пребывает во льду. Спит с полярной звездою на лбу. Но совсем на другой стороне Сам себя видит отрок во сне. На ките, на плешивой луне, Дом любви видит призрак в стекле, Металлических птиц в хрустале, Пароход на зеленой скале, Аполлона что спит в земле. Но поет граммофон под землей, Дева ходит в реке ледяной, И над крышами дворцов и дач Пролетает футбольный мяч. Этот мир, фиолетовый блеск. Страшный рев отлетающих звезд. Дикий шик опереточных див. Возвращающийся мотив. И проходит процессия душ Под мечтательный уличный душ, И у каждой печаль и вопрос, Отрицательный адский нос. А над ними на хорах в тюрьме, Ряд иной проплывает во тьме, Удивительных спящих лиц, Не глядевших, не павших ниц. Но меж ними волшебство и дождь, Слой безумный, там адова дочь, Отвратительный прекрасный цирк Где танцовщицы и мертвецы.

1926–1930

В отдалении

Было тихо в мире, было поздно. Грязный ангел забывал свой голод И ложился спать под флагом звездным Постепенно покрывавшим город. А над черным веером курзала. Где сгорел закат костер печали, Тихо небо растворяло залы. Ночь на башне призраки встречали. Голоса их были безмятежны. Все что было спало перед ними На святой равнине белоснежной. Все что будет плыло еле зримо. На краю небес, на грани ночи Просыпались звезды, снились очи. Далеко внизу луна всходила. И ночная птица тихо выла. С башни пело время, гасла башня И луна кралась в одной рубашке. Грязный ангел спал в лучах рассвета. И к нему с небес плыла комета.

1928

Зима

Абраму Минчину

Розовый свет опускается к белой долине, Солнце встает, занимается небо души. Ангел танцует в лучах золотой мандолины, В парке замерзших деревьев блестят камыши. Утро зимы начинается заревом снега. Падает вечность бесшумно на теплую руку, Чистая вечность спускается к телу, как нежность. И исчезает припав к воплощенному духу. Мертвое солнце на розовом айсберге дремлет, Тихо играет в темнице оркестр заключенных. Черные души с огнями спустились под землю. В небо поднялись священные тени влюбленных. Снег мироздания падает в воздухе черном. Дева рассвета блуждает среди экипажей; Тихо за ней наклоняясь процессией скорбной Шествуют сонные, желтые призраки газы. Все засыпает, на башнях молчат великаны. Все изменяется к утренним странным часам, Серое небо белесым большим тараканом В черное сердце вползает нагим мертвецам.

1930

Вспомнить — воскреснуть

В безысходном кривом переулке Черный, страшный фургон проезжал, На камнях ежедневной прогулки Карлик солнце раздавлен лежал. Мы спустились под землю по трапу, Мы искали центральный огонь, По огромному черному скату Мы скользнули в безмолвье и сон. В бесконечных кривых коридорах Мы спускались все ниже и ниже. Чьих-то странных ночных разговоров Отдаленное пение слышим. «Кто там ходит?» — «Погибшая память».  — «Где любовь?» — «Возвратилась к царю» Снег покрыл, точно алое знамя, Мертвецов, отошедших в зарю. Им не надо ни счастья, ни веры, Им милей абсолютная ночь, Кто достиг ледяного барьера Хочет только года превозмочь. И свернувшись в кровати, как дети Великанов ночных обмануть, В мир зари отойти на рассвете, Отошедшую память вернуть.