Элегия эллическая. Избранные стихотворения - Божнев Борис Борисович - Страница 7

7

«Ночь — женщина, мужчина — день…»

Ночь — женщина, мужчина — день, Но есть часы — гермафродиты… Вот этот час: ни свет, ни тень, В нем нежность и суровость слиты… Вот этот час: двуполый он, Ни темен и ни светел воздух… Не спишь, не созерцаешь сон, Лежишь, но утомляет отдых…

«Когда солдат встречается с солдатом…»

Михаилу Эпштейну Когда солдат встречается с солдатом, И отдает ему по-братски честь — Хотя различны их рождении даты, Но смерть для них одна и та же есть. А водолаз, спустившись с водолазом По двум канатам на морское дно, Там трудно дышат однородным газом, Хотя у них дыханье не одно. Когда матрос встречается с матросом, Как ни была б полярна их земля, Они легко без слов и без вопросов Прочтут на шапках имя корабля. А дерзкий вор, уговорившись с вором О днях удачных и опасных краж, Сообщнику покажет только взором На магазин, на банк или гараж. Когда рабочий говорит с рабочим, Хотя бы и не из своей среды, Их заставляет сблизиться короче И общая усталость, и труды. А два о чем-то спорящих ученых, Различных догм, академий, тог, Находят в цифрах неожесточенных Спокойный довод и сухой итог

«Любились семь часов, а спали два…»

Любились семь часов, а спали два. За час любви – сонливости минуты… И, простыней прикрытая едва, Потягиваешься во всю длину ты… Нет, я не в силах о таких ночах Писать стихи, и о таких рассветах… Ты ртом меня ах, ртом терзала, ах, Но разве рот твой утоляет это…

«Чтоб стать ребенком, встану в темный угол…»

Чтоб стать ребенком, встану в темный угол, К сырой стене заплаканным лицом, И буду думать с гневом и испугом – За что наказан я, и чьим отцом… Я своего отца почти не помню, Увы, не он меня так наказал, Но сделается вдруг мой угол темный Светлей, чем солнцем озаренный зал, И предо мной сквозь грязные обои И неправдоподобные цветы Вдруг просияет небо голубое И спросит голос – сын мой, это ты… И я скажу, бросаясь на колени, – Да, это я, и я хочу, отец, В сердечных и душевных преступленьях, Во всем тебе сознаться, наконец… И я сознаюсь… словно перед смертью… О, грех один… О, как сознаться в нем… Сознаюсь… И возрадуются черти… И стыд глубоким обожжет огнем… Но строго скажет добрый голос отчий – На этот раз прощу тебе грехи, За то, что с каждым днем светлей и кротче Свидетельствуют о тебе стихи… И будем долго говорить друг с другом, И я пойму, что я любим отцом… Чтоб стать ребенком, встану в темный угол, К сырой стене заплаканным лицом.

«В четвертом этаже играют Баха…»

В четвертом этаже играют Баха, А я живу на этаже шестом… Смотрю на небо… Ни тоски, ни страха… Сейчас я в настроении святом… Мы ничего не знаем друг о друге, Но нет на свете более родных… Поют в еще невыученной фуге Два голоса, и оба — неземных…

«Я часто, написав свои…»

Я часто, написав свои Стихи от горя или скуки, Целую мысленно твои Воображаемые руки. И вспоминаю каждый раз — О, только вспоминать осталось — Как ты моих закрытых глаз Легко и бережно касалась. И я в себя сейчас опять Вонзаю сладостные жальца. Перецеловывая пять Твоих когда-то теплых пальцев. И суеверно дорожа Своей мечтой, своею ложью, Я чувствую — они дрожат Все той же девственною дрожью. Но кажутся еще бледней И целомудренней, и строже, И жилки синие видней, Сплетающиеся под кожей…

«Трава зеленая, как скука…»

Константину Терешковичу Трава зеленая, как скука, Однообразная навек, Упала на землю, без стука, Подкошена, как человек… О, верьте мне или не верьте, Но я попятился, как ужас, Пред небом, что бледнее смерти, И солнцем, что садится в лужах…

«О, не смотри в оконную дыру…»

О, не смотри в оконную дыру, Не упади в провал открытой двери, И, чувствую, от страха я умру, А ты смеешься, ничему не веря… Не веришь ты, что за окном не двор, И что за дверью не перила лестниц, Но пустота, в которой до сих пор Мяуканье пронзительное вестниц О гибели не заградивших дверь, О выпавших чрез окна без затворов, И если шаг мы сделаем теперь, То на лету мы задохнемся скоро… О, неужели ты не видишь ту Огромнейшую яму за порогом — Остановись, не ввергнись в пустоту, Тебя молю и заклинаю Богом. Но ты не хочешь слушать и понять, Уже одетый, ты спешишь спуститься, А я не в силах ни тебя обнять, Ни сам с собой торжественно проститься…