Пикник на льду (Смерть постороннего) - Курков Андрей Юрьевич - Страница 12

– Нам надо будет с тобой перед Новым Годом посидеть за бутылочкой, а?

Не против? – спросил он.

– С удовольствием, – ответил Виктор.

– Добро, – главный встал из-за стола. – Жди приглашения!

27

Степан Яковлевич Пидпалый жил на первом этаже серого сталинского дома недалеко от метро «Святошино». Потоптавшись перед его дверью, Виктор позвонил.

Его долго разглядывали в глазок, потом дребезжащий старческий голос спросил: «Вам кого?»

– Мне нужен Степан Яковлевич, – ответил Виктор.

– А вы кто?

– Мне ваш адрес в зоопарке дали… – объяснил Виктор. – Я по поводу пингвинов…

Несмотря на то, что собственное объяснение цели прихода показалось Виктору совершенно идиотским, дверь открылась и небритый и с виду не такой уж и старый мужчина в синем шерстяном спортивном костюме жестом предложил войти.

Виктор прошел в просторную гостинную, посреди которой стоял старинный круглый стол со стульями.

– Садитесь! – не глядя на гостя, сказал хозяин.

– Вас интересуют пингвины? – проговорил он, глядя в лицо Виктору и одновременно на ощупь убирая с грязной скатерти старый окурок.

Он опустил руку с окурком под стол и снова положил ее перед собой на скатерь, но уже без окурка.

– Извините, – заговорил Виктор. – Я хотел узнать, может у вас есть что-то из книг про пингвинов…

– Книг? – огорченно переспросил Пидпалый. – Почему книг? У меня есть собственные труды, еще не изданные… Я больше двадцати лет занимался пингвинами…

– Вы зоолог? – спросил как можно более вежливым голосом Виктор.

– Скорее пингвинолог, но, конечно, в официальном научном регистре специализаций такой специализации вы, пожалуй, не найдете… – Пидпалый смягчил тон. – А все-таки почему вас интересуют пингвины?

– У меня дома живет один… – сказал Виктор. – Но я ничего о них не знаю… Вдруг я что-то не правильно делаю…

– Дома? Замечательно! – воскликнул хозяин. – А откуда он у вас?

– Год назад в зоопарке взял… Когда они раздавали мелких животных…

Пидпалый нахмурился.

– А какой у вас вид?

– Кажется, королевский. Зовут Миша, большой, ростом с этот стол…

– Миша! – Пидпалый напряг губы, почесал свою щетину. – Из нашего зоопарка?

– Да!

– Ну вы, братец, даете! Что ж вы больного себе взяли? Там же особей семь было, помню. Адель, Зайчик – те помоложе, здоровенькие…

– А что с Мишей? – спросил Виктор.

– У Миши депрессивный синдром и больное сердце. По-моему – врожденный порок… Да, так вот куда Миша делся… – проговорил он с грустью и вздохнул.

– А что с ним можно сделать? – спросил Виктор. – Лечить его можно?

– Что вы! – рассмеялся Пидпалый. – Сейчас и людей-то не лечат, а вы про пингвинов! Вы поймите, что наш климат вообще для обитателей Антарктики губителен. Самое лучшее для него – это, конечно, жизнь на родине, в Антарктиде. Не обижайтесь, я видимо бред сейчас говорю, но будь я пингвином и окажись я в наших широтах – я бы повесился! Вы не представляете, какое это мучение – иметь два жировых слоя для защиты от дичайших морозов, кроме этого – сотни специальных кровеносных сосудов, функционирующих постоянно с той же целью, и жить при этом в стране, где летом доходит до плюс сорока, а зимой изредка опускается к десяти мороза?

А? Вы поймите, его организм сгорает, он перегревается изнутри… Почти у всех пингвинов, живущих в зоопарках, наблюдается депрессивный синдром…

Они мне говорили, что у пингвинов нет психологии! А я им доказал! И вам докажу! И сердце! Какое сердце выдержит такие перегревы?..

Виктор внимательно слушал Пидпалого, который все больше и больше расходился и уже жестикулировал руками самому себе в такт. Время от времени он срывался на риторические вопросы и делал маленькую паузу, чтобы вдохнуть воздуха и тут же продолжить. Виктор никогда не слышал так много о пингвинах, о сроке инкубации, об устройстве организма и об особенностях брачных игр… В конце концов он почувствовал приближение головной боли.

Захотелось как-то остановить словоохотливого хозяина.

– Извините, а можно попросить у вас прочитать ваши рукописи… – дождавшись очередного риторического вопроса, вставил Виктор. – Про пингвинов…

– Конечно, можно, – медленно произнес Пидпалый. – Но обязательно с возвратом!

Он пошел в другую комнату. Через дверной проем взгляду Виктора открылся кабинет. Пидпалый, наклонившись, стоял перед широким письменным столом и рылся в одном из ящиков. Наконец он выпрямил спину и повернулся.

В руках он держал толстую папку-скоросшиватель.

– Вот, – подойдя и опустив папку на стол, сказал он. – Вам, конечно, далеко не все будет интересно. Но, если что-то окажется для вас полезным – буду очень рад!

– Может, я могу для вас тоже что-то сделать? – спросил Виктор, чувствуя необходимость отблагодарить пингвинолога, но не зная как и чем.

– Знаете, – доверительно и негромко сказал Пидпалый. – Вы, когда будете возвращать рукопись – принесите пару килограмм картошки…

28

Прошло две недели. Соня привыкла к новой квартире и теперь уже реже спрашивала о папе. Виктор привык к Соне, как раньше привык к пингвину. Но об ее отце он вспоминал часто, не зная: что с ним и жив ли он вообще.

За окном длилась зима. Иногда вечером, когда на улице было уже темно и малолюдно, Виктор выходил с Соней и пингвином Мишей на прогулку. Они гуляли по пустырю возле трех голубятен. Хрустел под ногами снег и иногда к пингвину подбегали бродячие дворняжки, но они не лаяли, а только молча внюхивались в странного зверя, который на них никак не реагировал. А Соня подбегала и отпугивала собак от Миши, выставляя вперед ручки и надувая щеки. Собаки отбегали и Соня оставалась довольна.

Рукопись Пидпалого Виктор уже дочитал. В ней было много непонятного, но все-таки что-то полезное в ней он обнаружил.

Отметив самые важные страницы рукописи, Виктор снял с них ксерокопии в ближайшем книжном магазине, после чего рукопись положил на кухне на видное место, чтобы в ближайшее время возвратить ее автору.

Работа тоже двигалась. Полученную от главного папку Виктор уже обработал – и двенадцать новых «крестиков» лежали теперь на подоконнике, дожидаясь своего часа. С ними пришлось повозиться: в досье на потенциальных покойников было так много подчеркнуто главным, что все эти факты никак не вписывались в сам жанр, разработанный и отточенный Виктором. Пришлось изменить ритм, сделать его более «учащенным», а подчеркнутые факты подавать, как краткие биографические вставки. Но все эти вставки больше напоминали строчки из обвинительного заключения.

Уже дописав новую партию «крестиков», Виктор первый раз задумался о том, что только в одном, да и то незапланированном некрологе главная героиня была чистой жертвой, без каких-либо намеков на темное прошлое и прямых фактов. Он вспомнил об оперной певице Юлии Пархоменко, но тут же возникли и сомнения, вспомнились намеки на причастность певицы к исчезновению другой артистки театра… Да и ее любовь к покойнику Якорницкому… Нет, думал Виктор, чистых и бесгрешных людей не бывает, или они умирают незаметно, без некролога. Эта мысль показалась Виктору убедительной. "Люди, заслуживающие некролога, обычно чего-то добились, – продолжал он свои размышления. – Они боролись за свои цели, а в борьбе трудно остаться чистым и честным. Да и вся борьба в нынешнее время – это борьба за материальные идеалы. Сумашедшие идеалисты вымерли как класс.

Остались сумашедшие прагматики…"

Несколько раз звонил участковый Сергей, а в прошлое воскресенье они снова выехали на ледяной пикник на Днепр, только в этот раз уже с Соней.

Они неплохо отдохнули, да и пингвин наплавался вдоволь в широкой проруби.

Виктор и Сергей пили кофе с коньяком, лежа на том же ватном одеяле. Для Сони купили пепси и конфеты. И все втроем следили за прорубью, из которой пингвин Миша выпрыгивал как ужаленный. Он взлетал над прорубью на метр-полтора и смешно приземлялся на лед, потом спешил к одеялу. Соня заботливо вытирала его полотенцем, после чего он снова смешно семенил к проруби.