Сказание об истинно народном контролере - Курков Андрей Юрьевич - Страница 70

— Ну а это, — вспомнил вдруг народный контролер первые слова Волчанова о проверке силы воли. — Как там волю проверяют? Так же, что ли?

— А-а, это ты про ПНП и ПСВ?

— Что? — переспросил Добрынин.

— Ну, Проверка На Преданность и Проверка Силы Воли, научные испытания человека, так оно правильно называется. Это дело посерьезнее, чем то, что ты делал.

Я ж говорил, что члены ЦК и Политбюро обязаны это дело раз в два года проходить…

— И им больно? — спросил Добрынин, подумав заботливо о товарище Калинине.

— Как тебе сказать… Настоящий коммунист — он ведь боли не чувствует, он ведь должен быть как камень. Так Ленин говорил. А камень что, камень ничего не чувствует. А если его разбивать, так только осколки летят! Ну, а если почеловечески, оно, конечно, больно. Но ты думаешь, только они ПНП и ПСВ проходят? Мы вот то же самое каждые полгода… Вот, смотри!

И Волчанов, задрав гимнастерку, показал на боку и груди лиловые линии шрамов.

— Это ПСВ, от ПНП следов не остается. Пораженный Добрынин покачал головой.

— Ты вот стихи любишь? — спросил вдруг Тимофей. Добрынин внимательно посмотрел на старшего лейтенанта. Неужели, подумал он, все военные любят стихи?

— Ну так, в общем да…

— Так вот, один поэт про нас сказал: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей!» — Волчанов выдержал паузу, ожидая, пока смысл стихов плотно войдет в понимание народного контролера. — Это правильно сказано!

Эти стихи Добрынину и в самом деле понравились. Повторив их несколько раз в мыслях для запоминания, народный контролер допил чай и взял с тарелочки последнее звездное печенье.

Волчанов посмотрел на свои командирские часы и вдруг покачал головой.

— А время летит, — задумчиво проговорил он. — Так и не заметишь, как очутишься в будущем! Да, — он тряхнул головой, словно прогоняя сладкое, но ненужное видение, и уже совсем другим, военным и строгим голосом продолжил: — Пора идти, товарищ Добрынин. Тебя еще товарищ Калинин ждет сегодня.

Народному контролеру путь по ступенькам вверх показался очень долгим. И снова взяло его изумление, когда вышел он из двери наружу и оказался на ровненьком булыжнике кремлевской территории.

Волчанов подозвал стоявшего у голубой елочки красноармейца, приказал ему проводить народного контролера к товарищу Калинину, а потом на прощание так стиснул ладонь Добрынина, что у того искорки перед глазами забегали.

— Давай, Павел, не забывай наших! — говорил он искренне. — До встречи!

— До встречи! — сказал в ответ народный контролер, и пошли они вместе с красноармейцем по ровненькому, как небо, кремлевскому булыжнику.

В длинном и широком коридоре стоял настоящий вокзальный гул. Какие-то люди толпились как раз у дверей кабинета товарища Калинина. Добрынин в растерянности остановился — показалось ему, что если товарищ Калинин так занят, то вряд ли им удастся сегодня встретиться. Однако красноармеец, веснушчатый молодой парень, озорно посмотрел в глаза народному контролеру и, подмигнув, совсем уж не повоенному сказал: «А, прорвемся», и двинул решительным шагом вперед.

Подойдя к толпе и «прорубив» в ней проход для Добрынина, красноармеец остановился в самом дверном проеме. За его спиной остановился и народный контролер. Рядом какие-то люди, оказавшиеся журналистами, щелкали фотоаппаратами. Фотографировали они товарища Калинина и двух врачей в белых халатах, бравших у товарища Калинина кровь.

— Ну-ну! — приговаривала одна из врачей, массируя правую руку хозяина кабинета. — Ну постарайтесь, еще чуть-чуть, неудобно все-таки, вы же пример для страны показываете!

Врачиха, наверно, думала, что говорит шепотом, но ее низкий голос разносился по всему кабинету и, конечно, долетал и до журналистов.

Калинин выглядел растерянно. И вдруг он встретился взглядом с народным контролером и «уцепился» за этот взгляд, как за спасательный круг. Улыбнулся Добрынину улыбкой уставшего, больного человека. Кивнул на врачиху, потом на помогавшего ей то ли врача, то ли фельдшера. И понял Добрынин этот кивок. Легко было понять, ведь ясно было, что Калинин хочет сказать: «Видишь, как меня, а?!» И Добрынин сочувственно кивнул в ответ.

Наконец врачиха выдернула иглу с какой-то трубочкой из вены. Вставила туда тряпочку или бинтик и с силой согнула руку Калинина в локте.

Еще несколько раз щелкнули фотоаппараты. Люди в белом, неся в руках большую бутылку с кровью, вышли из кабинета.

Калинин поманил Добрынина левой рукой, мол, заходи. Народный контролер закрыл за собою дверь, послушал удалявшийся по коридору топот ног, потом подошел к столику для посетителей. Уселся, дружественно глядя в глаза хозяину кабинета.

— Видишь, так и работаю! — сказал Добрынину товарищ Калинин, кивая на свою согнутую в локте правую руку. — А что делать?! Это ведь действительно — только силой примера можно чего-то добиться. Ну как там у тебя? У Волчанова был?

Добрынин кивнул.

— Хороший человек Волчанов, — проговорил Калинин. — Вот только поесть вкусно любит. Но это еще старая дореволюционная привычка. Чаю хочешь?

Народному контролеру чая больше не хотелось, но и обижать товарища Калинина отказом тоже желания не было. Однако хозяин кабинета был человеком проницательным и сам все понял.

— Что, там чаю перепил? — спросил он.

— Да, — признался народный контролер.

— Ну ладно, тогда давай дело обговорим. В общем, выражаю тебе благодарность за труд, — товарищ Калинин полез в ящик стола и, вытащив оттуда револьвер, положил его на стол. — Вот, именной у тебя будет!

Добрынин встал растерянно. Хотел сказать спасибо, но это слово звучало недостаточно торжественно для такого момента.

— Сиди, сиди! — замахал левой рукой хозяин кабинета. — Это еще не все. Вот тебе два новых мандата. Один твой — теперь ты имеешь право производить не только проверку, но и следствие, а кроме того можешь наказывать виновных вплоть до расстрела. Родина тебе полностью доверяет. А второй мандат — твоему помощнику Дмитрию Ивановичу Ваплахову, который теперь может делать то же самое, но только под твоим руководством. Ну как, доволен?

У Добрынина не было слов, чтобы описать свое счастье. Но по широченной улыбке, занявшей почти все лицо народного контролера, понял товарищ Калинин, что тот безмерно счастлив и благодарен и теперь будет еще больше предан Родине, чем когда-либо раньше.

— И знаешь, что еще, — Калинин стал вдруг серьезным. — Есть у меня к тебе просьба, или даже приказ… Тут сейчас врагов много, в Москве. Я вот только хотел сегодня утром сходить в тот магазин, что ты говорил, ну где печенье «На посту» продается. Думал, прогуляюсь, куплю пару пачек и назад в Кремль. А тут мне сводку новостей приносят, и среди них — злодейское убийство орденоносца Подбельского и где — прямо на Красной площади. Чекисты с ног сбились — так и не нашли, откуда стреляли. Матерый враг стрелял. Пуля прошла навылет, пробив орден Ленина прямо в месте головы вождя! Я думаю, тебе надо назад лететь! Мы не можем рисковать такими людьми, подставлять их под пули врагов!..

Говоря это, Калинин разнервничался. Видно, действительно сильно переживал за Добрынина. Даже забыл о согнутом локте, стал жестикулировать, и по его правой руке сбежала вниз капелька алой крови. Он заметил ее, растер по коже ладонью левой руки, а потом просто опустил закатанные рукава зеленой суконной рубашки. Теперь хоть ручьем польется, а никто этого не увидит!

— Хорошо, — закивал народный контролер. — Я сегодня же…

— Да зачем сегодня? Уже вечер! Утром машина за тобой придет, а эту ночь хоть отоспись, отдохни хорошенько. Там Мария Игнатьевна тебя, небось, пригреет!

— и товарищ Калинин подмигнул. — Да, чуть не забыл. У твоих в Крошкино все в порядке. Только собака сдохла. Но я распорядился, чтобы твоей жене другую доставили, породистую, отсюда, из кремлевского собаководческого хозяйства.

«Митька умер», — скорбно подумал Добрынин, и настроение его, так высоко поднятое наградами и сердечным обращением Калинина, рухнуло вниз и разбилось вдребезги. Сразу и взгляд его потускнел, и руки задрожали.