Руна смерти - Курылев Олег Павлович - Страница 93

– Это летчики повесили световые ракеты на парашютах для указания целей и сбросили станиолевые ленты. Такие длинные полоски из алюминиевой фольги. Когда они медленно падают тысячами вниз, наши радары слепнут. – пояснил Ротманн.

– Вот оно что, – Ремер задумчиво покачал головой. – Вот, значит, как. А я уж было стал ругать себя, что отвез дочек.

– Ну, думаю, если еще не спят, то оттуда всё хорошо видно. И тут как громыхнет. Недалеко от меня зенитка стала стрелять, и сразу же вспышки по всему Альтштадту. И я увидел в небе кресты, которые стали кружить над колокольнями, а под ними всё вспыхивало и вставало дыбом, и земля затряслась.

Он замолчал. Молчал и Ротманн, пуская в сторону сигаретный дым. Они оставались за столом вдвоем: женщины ушли стирать, пятнадцатилетний Лео некоторое время посидел рядом с дедом, но скоро его тоже забрали на подмогу.

– Потом я бросился назад во Фрейталь, – продолжал Ремер. – Испугался, что и там будут бомбить. Все мои стояли на улице и гадали, уцелел я или они меня уже никогда не увидят. Тогда-то я и рассказал им про вас, про ту улицу, что вы искали, и про то, как предупредили меня о налете. Да, совсем забыл вас спросить, тот это оказался госпиталь? Там на углу?

Ротманн отрицательно покачал головой.

– Жаль. Значит, мое предположение не оправдалось. А сестра моя совсем разболелась, – решил сменить тему разговора старый таксист. – Сегодня целый день не встает с кровати. У нее там лучшая подруга и родственники мужа.

Он в сердцах махнул рукой.

– Вы не были в Италии, господин штурмбаннфюрер? – спросил неожиданно старик, вспомнив, что видел на кителе собеседника серебряный значок за ранение и Железный крест.

– Нет. Зовите меня просто Отто.

– Да-да. Я почему спросил, у нас ведь там погиб муж Эрны. В конце сорок третьего под Кассино. Он служил в дивизии рейхсмаршала Геринга, причем из старого еще набора. Их из России отправили в Африку, и оттуда весной сорок третьего мало кому удалось вырваться. Но Герду повезло. Его вывезли с остатками полка на Сицилию, потом в Италию. К тому времени там уже воевала новая дивизия рейхсмаршала, и они вошли в ее состав.

– Он был танкистом ?

– Нет, он служил в ремонтном батальоне. Золотые руки были у парня. Еще перед самой войной мы с ним перебрали мою старушенцию так, что с тех пор я только колеса латаю да бензин подливаю. Он работал автомехаником. К сожалению, наши семейные альбомы остались там. – Ремер махнул рукой в сторону окна. – Уж лучше бы Герд сдался в плен в Африке с остальными. Говорят, с ними обращаются по-божески.

Поняв, что сказал лишнее, Ремер осекся и растерянно заморгал. Штурмбаннфюрер сделал вид, что не обратил на его слова внимания, и стал наполнять вином две рюмки.

– Никто не знает, что лучше, а что хуже, – чтобы успокоить старика, стал рассуждать Ротманн. – Вот Роммель. Не отзови его Гитлер за неделю до капитуляции, был бы сейчас жив. Дожидался бы где-нибудь в Шотландии или в Канаде окончания войны. Потом вернулся бы к семье, написал мемуары и встретил почетную старость. Судьба, спасая его от плена, погубила через полтора года.

– Да, такого человека потеряли, – сокрушенно проговорил успокоенный Ремер. – Герд встречался с ним как-то сразу после Тобрука и написал нам об этом. Роммель уважал солдатский труд и всегда заботился о простых людях.

Они еще поговорили некоторое время. Ремер рассказал, что в прошлом году погиб жених Урсулы, а старший сын Эрны сейчас на Восточном фронте, и вестей от него нет уже месяц. Затем он стал расспрашивать о том, чему Ротманн с Антоном оказались свидетелями прошлой ночью, – о разрушениях и жертвах. Ротманн отвечал уклончиво, не желая окончательно расстраивать старика.

– Как вы считаете, они еще прилетят?

– Вряд ли. Им здесь уже просто нечего делать.

– А завтра можно будет поехать туда?

– И думать забудьте. Дня через три, не раньше.

Наутро, позавтракав и одевшись во всё чистое, офицер и его молчаливый спутник простились с семьей папаши Ремера. Шинель Ротманна выглядела почти новой. Конечно, удалить все следы оказалось невозможным без достаточного количества моющих средств, которых здесь не было. Молодая Урсула, подойдя к Ротманну, сказала, прикоснувшись к его Демянскому щиту:

– Я спорола вашу медаль с плеча, чтобы не испортить ее в воде, а потом аккуратно пришила точно на то же место.

Смешно назвав почетный шеврон медалью, она явно ожидала похвалы и некоторого внимания. Ротманн взял ее руку и, сняв фуражку, поцеловал. Потом он поцеловал руку Эрны и потрепал по плечу Лео.

– Желаю вам всем удачи. – Обращаясь к сыну Эрны, добавил: – А ты не вздумай сунуться в драку. Эта война уже не твоя, что бы там ни говорил доктор Геббельс. Ваша семья выполнила свой долг перед родиной и фюрером и теперь просто должна уцелеть.

Отдав честь, он вышел. Антон пожал всем руки и поблагодарил за гостеприимство. Через пять минут старый «Мерседес» папаши Ремера уже катил вдоль опустевших к утру улиц. Через час они выехали на большую автостраду и поехали на юго-запад в сторону Хемница. Там, по мнению Ремера, было проще сесть на поезд и добраться до Лейпцига.

Когда, купив билеты, они прощались, Антон сказал старому таксисту:

– Если у вас есть к кому поехать на запад страны или в Баварию, на юг, уезжайте. В будущем будет меньше проблем.

– Сколько нам ехать? – спросил Антон, блаженно развалившись на своем диване в двухместном купе мягкого вагона.

– Часов восемь, не меньше.

– Хоть бы подольше. Я не прочь еще раз хорошенько выспаться под стук колес. Вы любите спать под стук колес?

В это время дверь отворилась и проводник предложил войти в купе еще одному пассажиру. Это был грузного вида полковник в длинной расстегнутой шинели и с большим чемоданом в руке.

– Здравствуйте, – сказал полковник и тяжело сел на край дивана Ротманна. – Извините за вторжение, господа, но проводник сказал, что больше мест нет, а мне только до Лейпцига.

Он поставил чемодан возле ног и снял фуражку. Достав платок, полковник стал вытирать взмокший лоб.

– Да вы раздевайтесь, господин оберстарцт, – сказал Ротманн, – здесь достаточно тепло. Да и ехать нам по нынешним временам часа два, не меньше.

При этих словах Антон действительно разглядел на погонах полковника желтый металлический значок в виде змейки, обвивающей жезл. Это был жезл Эскулапа – эмблема немецких военных врачей. Васильково-синий подбой «гусениц» – сплетенных в пять узлов погон старших офицеров – и такого же цвета просвет петлиц подтверждали, что их попутчиком на ближайшие два-три часа будет военный врач в ранге полковника.

– Да, вы правы.

Он снял шинель и повесил на свободный крючок у двери. Затем с помощью Антона забросил свой тяжеленный чемодан на багажную полку. Причесавшись перед зеркалом, толстый военврач снова сел.

– Что ж, разрешите представиться, Дамиан Лангери.

– Отто Ротманн.

– Адам Родеман, – пожалуй, впервые Антон произнес свое новое имя вслух.

– Судя по чемодану, вы едете в отпуск, господин Лангери? – спросил Ротманн.

– Ну нет! Какой там отпуск. Мой чемодан набит документацией и всевозможными отчетами. Везу всё это в главное медицинское управление армии. Статистика по состоянию дел в центральной группировке. Вот заеду на денек в Лейпциг – и сразу в Берлин.

– Вы с фронта?

– Да как сказать… Несколько дней назад я был в Буицлау. Сейчас там, возможно, уже и фронт. А может, и русские. Вчера хотел проехать через Дрезден, но город закрыт. Говорят, его бомбили. Наша машина окончательно сломалась. Хорошо, что меня подобрал один знакомый генерал и подбросил до Хемница. А вы, если не секрет, откуда?

– Мы из Дрездена.

– Вот как? И что, город сильно пострадал? В той стороне сплошная дымовая завеса.

– Сейчас трудно сказать, – уклонился от ответа Ротманн.

Поезд наконец тронулся. Ротманн сделал знак Антону узнать у проводника насчет чая или кофе. Через пятнадцать минут они слушали рассказы словоохотливого доктора, прихлебывая из стаканов что-то горячее и мало похожее как на чай, так и на кофе, – вездесущий эрзац пришел уже и в мягкие пульмановские вагоны.