Шестая книга судьбы - Курылев Олег Павлович - Страница 82

— А если я не найду тебя в условленном месте?

— Тогда купишь тележку, какими пользуются зеленщики и продавцы фруктов, и следующим вечером выведешь мою семью из города. На тележку нагрузи немного спаржи и чего-нибудь еще — вроде как не смогли распродать. Идите по Аппиевой дороге под видом семьи вольноотпущенников. Идите в Таррацину. Там живет мой дядя, бывший моряк. Он хоть и глух и почти слеп, но сможет помочь и пристроить вас на корабль.

Элианий подошел к шкафу и достал из него небольшой свиток папируса, перевязанный тесьмой.

— Это твое освобождение. Смотри не потеряй Моя подпись заверена в префектуре еще неделю назад.

— Доминус…

— Сделаешь все, как я сказал?

— Да, доминус!

— Теперь я твой патрон, Кратил, а не доминус. Если не увидимся, отвези мою семью в Аттику или к себе на родину в Беотию. И да помогут тебе боги, в которых ты веришь.

Он, профессор Вангер, прекрасно понимая, что участвует в особом спектакле в роли римского патриция, был рассудителен и абсолютно спокоен.

Он вышел за ворота и отправился пешком на Форум, по пути разглядывая окружавшие его дома и прохожих. «Интересно, как далеко простираются эти декорации», — подумал он и вдруг свернул в боковую улочку, ведущую в сторону от Палатина. Пройдя совсем немного, он стал замечать всякие странности: то навстречу попадется человек в очках, то подросток на велосипеде. «Еще немного, и увижу трамвай или полицейского».

Он повернул обратно и пошел на заседание. Уже через минуту Элианий поднимался по ступеням курии, отметив мимоходом, что трибуна-то с рострами не та. Она должна быть изогнутой, примыкающей к зданию сената, а не прямой, какую построит Цезарь еще только лет через двадцать или тридцать. Ну да ладно…

— Ну, и чего ты приперся? Или не знаешь, что попал в списки? — спросил его Сулла, стоявший в вестибюле в окружении самих близких своих соратников. Казалось, все они только и ждали Элиания.

— Знаю, консул, просто не хочу бегать от судьбы.

— Чтобы бегать от судьбы, нужно знать, от чего бегать, а после того, как я велел казнить Полиона еще два месяца тому назад — кстати, приятеля твоего отца, — никто не может знать, что его ожидает. Все остальные предсказатели и авгуры жалкие комедианты по сравнению с ним. Пускай гадают на потребу толпы, раз ей нравится.

— В таком случае я недавно встречался с духом Полиона.

— Да ну! И что же он тебе наплел? — Рот Суллы растянулся в саркастической улыбке.

— Что Рим назовут Вечным городом.

Улыбка сползла с лица диктатора.

— Продолжай.

— Рим сменит одежду, язык и веру. Он, как змея, сбросит кожу и вместе с ней свою память о великом прошлом. Но придет время, и память частично вернется. Она будет заполнена тысячами имен от Ромула и Тарквиниев до императоров, которые еще только придут после нас. И в этой череде будет одно имя, которое станет синонимом кровавого убийцы и неудачника-реформатора. Твое имя.

Все, стоявшие рядом, вздрогнули. Рука военного префекта легла на меч, но Сулла знаком остановил его движение.

— Продолжай. Ты хочешь сказать, что знаешь мою судьбу? Меня зарежут, отравят или задушат во сне подушкой? Ха. Ха!

— Гораздо хуже.

Улыбка вторично сползла с лица диктатора.

— Ты сам поймешь, что ничего не достиг. Тысячи трупов, брошенных тобой в Тибр, и реки крови, пролитые по твоему приказу по всей Италии, внушат только ненависть к тебе. Они вызовут противодействие, и даже разумные твои начинания будут провалены потому, что их затеял ты. Осознав это, ты отречешься от власти и уедешь в свое имение, а когда ты умрешь, народ отметит твою смерть радостью и весельем гораздо большими, чем в дни сатурналий, Он будет помнить и изучать реформы Гая Мария и пролистывать те страницы своей истории, которые ты запачкал бессмысленной кровью сограждан.

Профессор намеренно утрировал некоторые моменты, решив просто поиздеваться и над Суллой, и над режиссерами римских спектаклей. Вангеру была интересна реакция остальных персонажей его галлюцинации на смелые высказывания Элиания «не по тексту».

Облаченный в сенаторскую тогу Красс вынул меч из ножен стоявшего рядом военного префекта и сделал шаг вперед.

— Позволь, Счастливый, я заставлю его замолчать.

Это было забавно, но при виде острого меча Элианий (вернее, профессор Вангер) поежился. Возникла пауза, в течение которой он стал искать глазами странного человека. Тот должен быть здесь, и если не в свите Суллы, то где-то поблизости, в этом сне.

Сулла резко повернулся и направился в сторону главного зала курии. Все поспешили следом, стараясь не смотреть на дерзкого сенатора. Профессор постоял несколько секунд, затем вышел на улицу.

И здесь он сразу заметил того, кого искал. Неподалеку от небольшого алтаря, на котором жрец по заказу какого-то гражданина резал очередную курицу, стоял худощавый, словно высушенный солнцем, пожилой человек в длинных штанах и неумело навернутой на тело тоге. Вангер решительно подошел к нему.

— Могу я поинтересоваться, кто вы такой?

Впервые в своих снах он обратился на «вы», а когда увидел замешательство на лице человека в мятых розовых штанах, представился:

— Что касается меня, то я — профессор Вангер из Мюнхена.

Худой старикан осмотрелся и сделал знак отойти в сторону.

— Профессор Гараман, — назвал он себя. — Тоже историк, как и вы, только занимаюсь вашей эпохой.

— Нашей эпохой?

— Ну да, да. Вашим тысячелетним Третьим рейхом, который, по счастью, оказался не таким уж и тысячелетним. Пойдемте куда-нибудь, где нас никто не увидит. Надо поговорить.

Они отошли еще дальше и спрятались в тени северного портика небольшого храма.

— Я тут нелегально, господин Вангер, — пояснил Гараман. — Все хотел первым вступить с вами в контакт, но не решался. Хорошо, что вы обо всем уже знаете.

— Ну, положим, я знаю только о том, что участвую в какого-то рода инсценировках, а также догадываюсь, с какой целью они затеяны. Однако у меня к вам куча вопросов.

— Да-да, конечно. К сожалению, не на все из них я смогу ответить.

— Вы, как я понимаю, из будущего? Вы часом не Шнайдер?

— Боже упаси. Я же сказал уже, что меня зовут Гараман. Я руковожу в нашей академии отделом диктатур двадцатого века.

«Хоть я давно уже готов к подобному, но все равно чертовщина какая-то, — подумал Вангер. — Выходит, для него я покойник. Может, я просто сплю обычным дурацким сном?»

— Как такое возможно, профессор Гараман?

— Что я руковожу отделом? — обиделся старикан. — А, вы имеете в виду, как возможно, что мы с вами общаемся? Возможно, уверяю вас. Возможно еще и не такое, но у нас, к сожалению, сейчас нет времени на все это. Давайте поговорим о книгах.

— Давайте, — согласился Вангер. — Какого черта вы мне их подбросили?

— Ну, во-первых, вам их принес ваш приятель Белов, которого никто об этом не просил. Во-вторых, все это результат ошибки наших растяп из группы по копированию… Впрочем, на них сейчас тоже нет времени. Лучше ответьте: вы о книгах никому не рассказывали?

— Пока нет.

— Что значит «пока»? Я убедительно прошу вас не пока, а вообще никогда никому не говорить о Шнайдере! Вы, как историк, должны понимать, что произошло недоразумение. Читали у фантастов о проблемах причины и следствия?

— Я понимаю, что вы хотите сказать, однако должен заметить, что в данном случае для меня такой проблемы не существует. Это у вас там проблемы…

— Вы заблуждаетесь, Вангер. Вы думаете, что эти сны — единственное средство в руках наших психологов? — Гараман перешел на шепот — Должен вам сообщить по секрету, что с вами поступили так… — он подбирал слово, — ну, достаточно корректно, что ли, только благодаря мягкости нашего президента. Не хочу вас пугать, но в арсенале психологов есть такое чудовищное средство, как, например, амнезия. Вплоть до полной потери памяти, включая родной язык. Вы представляете…

Вангеру стало не по себе Он на миг вообразил, что однажды, проснувшись, будет лежать и хлопать глазами, лишенный вместе с памятью и собственного «я».