Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников - Вульпиус Христиан Август - Страница 20

— Кто ты? — удивился Ринальдо.

Человек снял с лица маску, отбросил плащ — перед Ринальдо стоял капитан.

Ринальдо в испуге отпрянул. Хотел что-то сказать. Но первым заговорил капитан, он спросил:

— Ты же прислушаешься к совету человека, за тебя принесшего в жертву себя самого? Разве не я обеспечил тебе покой, которым ты наслаждаешься в Неаполе?

И он поспешно покинул комнату.

Ринальдо полночи провел без сна, встал раньше, чем обычно, и не пошел в Сан-Лоренцо.

Когда наступил вечер, к нему опять явилась та самая служанка.

— Ах! — сказала она. — Вы плохо держите слово. Почему вы не пришли?

— Я не приду, пока не узнаю имени дамы, которую должен увидеть.

— Господин граф! Не давайте сами себе повода пожалеть о том, чего другие добиваются со страстной силой. Понравится она вам, так сама назовет свое имя. Завтра она опять придет к заутрене. Доброй ночи!

Служанка ушла, а вскоре в комнату снова вошел капитан.

— Ты не пойдешь в Сан-Лоренцо, — сказал он.

Ринальдо возмутился:

— Благородный друг! Позволь сказать тебе откровенно — твой запрет без причины унижает меня.

— Но тебе следует верить мне на слово!

— Я же тебя едва знаю!

— Так узнай же меня.

— Где? — нетерпеливо вопросил Ринальдо.

— Под развалинами Портачи.

Капитан ушел, а Ринальдо остался, погрузившись в раздумье.

Наступило утро, но Ринальдо все еще был в нерешительности. Он хотел было идти в Сан-Лоренцо, но все-таки не пошел.

Вечером к нему опять заявилась посланница. Она молча поклонилась и подала ему письмецо. Ринальдо вскрыл его и прочел:

«Последний раз прошу Вас о любезности, в которой Вы не вправе мне отказать, если Вы истинный кавалер и не хотите являть неучтивость.

Едва Ринальдо прочел имя «Аурелия», как вложил в ладонь служанки три цехина и воскликнул:

— Скажи сей достоуважаемой даме, что я приду к ней, и это столь же верно, как верно то, что я дышу и существую. Ни черт, ни какая-нибудь завидущая дочь Евы не удержат меня от встречи с ней, а если я…

— Довольно, — воскликнул капитан, только что вошедший в комнату. — Не давай клятв, ибо исполнить их тебе запрещено.

— Но я хочу их исполнить!

— Спокойно! У власти есть сбиры.

Ринальдо испугался, оглянулся, ища глазами служанку, и обнаружил, что она незаметно выскользнула из комнаты.

— Ринальдо! — продолжал капитан. — Ты и теперь такой же упрямый и необузданный, каким был в давние времена. Но поразмысли-ка хорошенько — ведь теперь не ты командуешь, а тобой командуют.

— Кто дал тебе, капитан, право приказывать мне?

— Неблагодарный! Из-за такого непостоянного существа, как женщина, ты хочешь порвать с другом? Ты оскорбляешь его, дабы бежать за созданием, способным лишь на то, чтобы глядеться в зеркало? Что ждешь ты от нее? И даже если ожидаемое тобой восхитительно, и сколь угодно восхитительно, так это же всего-навсего любовь. А женщины любят в нас только самих себя. Мы их зеркало, их луна, но солнце — только они сами.

— Ты женоненавистник, капитан!

— Главное — я твой друг.

— Такими речами ты не удержишь меня от решения переговорить с той дамой.

— Твое несчастье меня оправдает, Ринальдини. Я дальновиднее тебя. Моя власть…

— Твоя власть? Дай мне доказательство твоей власти.

— Ты его получишь. Вставай и следуй за мной к развалинам Портичи.

— Дай мне эти доказательства здесь, капитан.

— Как это ты, бесстрашный ночной герой, обратился в трусливого мальчонку? Сломай свой клинок, и пусть дадут тебе веретено… Я вижу тебя насквозь. Теперь разрешаю тебе встретиться с той женщиной. Узнай ее, а потом и меня. Спокойной ночи.

Ринальдо, после весьма неспокойной ночи, поспешил к назначенному часу в Сан-Лоренцо, чтобы найти там Аурелию. Однако он ее не увидел. Но тотчас заметил ту служанку. Она кивнула ему, и он последовал за ней. Перед входом в церковь она сказала:

— Моя повелительница просит извинить ее. Ей невозможно было сдержать слово и прийти сегодня сюда. Но она просит вас последовать за мной. Я провожу вас к ней.

Ринальдо проследовал за служанкой за пределы города, и там она указала ему на великолепный дом в глубине сада.

Они вошли. Служанка провела Ринальдо через красивый зал в комнату, окна которой были затянуты гардинами. Сквозь приятный полумрак они прошли в кабинет, где было еще темнее.

На одном из диванов шевельнулась женщина. Ринальдо подошел к дивану, пал на колени, схватил полную руку и, покрыв ее поцелуями, сказал:

— О Аурелия! Эта минута сделала меня несказанно счастливым!

— Ты счастлив? Правда счастлив? — спросил нежный голос.

— Я не знал, что та, которую я должен был увидеть, — Аурелия, образ твой я буду вечно носить в своем сердце!

— Господин граф! Вы…

— Голос! Бог мой! Нет! Вы — не Аурелия. Вы не Аурелия Ровеццо?

— Ах, как хотела бы я быть Аурелией Ровеццо. Я увидела вас, обратила на вас внимание, с приязнью обратила, и вот из этого, боюсь я, сотворилась любовь… Теперь мне хотелось бы одного — чтобы я никогда вас не видела… Оставьте меня. Преклоняйтесь перед вашей любимой Аурелией и оставьте меня с моими чувствами.

— Как могла моя фантазия ввести меня в подобное заблуждение. Аурелия же томится в монастыре!

— Я сострадаю вам… Мы оба грезили. Наше расставание будет нашим пробуждением. Нам остается воспоминание…

— Но если исчезли грезы, то подарите мне сладостную явь. Позвольте увидеть прекрасное лицо, уста которого говорят столь восхитительно. Звуки вашего голоса…

— О граф! Я не столь высокого мнения о себе.

— Вы свободны, ничем не связаны? — осведомился Ринальдо.

— До сих пор я еще свободна.

— И я тоже, — прошептал он.

Возникла пауза. Ринальдо целовал руки незнакомки; он нежно пожимал их и чувствовал, что его собственные руки пожимают в ответ еще нежнее.

Незнакомка вздохнула.

— Как счастливы могли бы мы быть! — сказал Ринальдо.

— Граф! Прошу вас, оставьте меня. Вы довели меня до такого состояния, в коем я… хотела бы быть только со своим возлюбленным.

Незнакомка замолчала. Смелая рука Ринальдо подняла ее вуаль, и он запечатлел пламенный поцелуй на ее устах. Она вздохнула.

Они не обменялись больше ни словом. Только глубокие вздохи, звучные поцелуи и громкий стук двух обмирающих от восторга сердец оживляли немую сцену. Каждая их жилка стала стучащим пульсом, и сладостное чувство претворялось в ощущение светозарности.

— Но теперь, — пробормотал Ринальдо, не отрываясь от ее губ, — обрету ли я счастье увидеть твои прекрасные очи, в которых мне улыбаются небеса моей услады?

Она молча ухватила за своей спиной шнур, потянула — и две гардины взлетели вверх. Мягкий свет дня проник в комнату, и Ринальдо увидел в своих объятиях даму редкой красоты. Жгучие очи, из которых лучилось пылкое вожделение, улыбались ему; ласковой улыбкой сияли ему слегка приоткрытые свежие уста, и полная грудь льнула к его груди.

Ринальдо покрывал ее прелести самыми нежными поцелуями и, забывшись, наслаждался сокровищами, щедро предоставленными ему случаем.

— О прекрасная незнакомка! — вздыхал он. — Будем же любить друг друга и радоваться.

— Мы будем, будем! — отвечала она.

— Теперь Неаполь стал для меня раем! — признался Ринальдо.

— А для меня небесами. Я обретаю их в твоих объятиях. Мы будем безмерно счастливы.

О любовь! Кто не знает твоих даров, тот не знает прекраснейшей ценности нашей жизни; кто не испытывает от тебя восторга, тот, даже имея всего в избытке, сущий бедняк, и где бы он ни ходил, ни бродил, его одолевают тоска и скука. Несчастен тот, кто не любит! Жизнь его — всего лишь сон, его не радует зефир, охлаждающий горячую щеку, дни его бегут, как робкие тени. Только в наслаждениях любви заключена истинная радость, и кто вступил на эту тропу, шествует по розам.

Дверь распахнулась. Любящие отшатнулись друг от друга.