Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников - Вульпиус Христиан Август - Страница 86

Изотта заболела, ее пришлось вынести на берег. Опечаленный, следовал за ней Ринальдо в Синагру, в знакомую ему местность.

— Вот я опять там, где некогда был! — воскликнул он. — Сюда должен я проводить мать, где мною уже столько исхожено. Опять в Сицилии! Опять в местах, которые знали меня некогда разбойником! И здесь я останусь неузнанным? Но мать я бросить не могу. Пусть будет со мной так, как задумано Всевышним!

Капитан должен был через два дня выйти в море, уже без Ринальдо.

Состояние Изотты ухудшилось. Синагра была слишком близко у моря, больную следовало перевезти дальше от берега.

— Ах, — вздохнул Ринальдо. — Это столь хорошо знакомые мне горы Рематы.

Он снял небольшой сельский дом и нанял сиделку для больной матери.

Изо дня в день бродил он по окрестностям и не мог запретить себе побывать в знакомых местах.

Весь дрожа, поднялся он как-то раз в горы и глянул на замок, из которого его в тот раз, когда Дианора мнила себя рядом с ним счастливой, изгнало его же собственное признание.

— Вот этот замок! — вздохнул он. — Я вижу стены, мост, башню… и смотрю на все со страхом и тревогой.

Медленно пошел он дальше и уже приблизился к горе, на гребне которой возвышался замок. Золотые флажки на башнях сверкали, приветствуя его.

У подножия горы он лег под дерево, не осмеливаясь идти дальше. Погрузившись в размышления, он незаметно задремал. Его мучили жуткие сны. Он видел Дианору, видел своего сына, который занес над ним кинжал. Ринальдо во сне закричал:

— Стой! Я твой отец. Не убивай меня! Ради моей матери не убивай!

Он проснулся, отер пот со лба, поднял глаза и испуганно вскочил.

— Что это?! — закричал он. — Боже правый! Тебя… тебя ли вижу я здесь?

Перед ним стоял старец из Фронтейи в крестьянской одежде. Он подошел к Ринальдо.

— Ты в Сицилии?

— Буря и несчастье пригнали меня сюда, — ответил Ринальдо.

— Надеюсь — в гавань. Во всяком случае, в объятия друга привела тебя вечно царящая над нами судьба. Моя квартира в двадцати шагах отсюда. Следуй за мной.

— Сын мой! — начал старец, когда они пришли к его дому, — в этом маленьком доме я приветствую тебя! Как мечтало о тебе мое сердце! Из-за тебя я пролил немало слез.

— О! Но можем ли мы считать себя счастливыми! — вздохнул Ринальдо.

— А разве мы не счастливы?

— О! Кто знает, какое новое несчастье докажет, что нам нет счастья!

— Чего не желаешь, о том и думать не стоит. Я живу уже немного дольше тебя и знаю, что следует делать человеку, чтобы жить спокойно. Ты видишь меня сельским жителем, и все, что окружает меня, — сельская жизнь. Здесь надеюсь я умереть, или, по крайней мере, если где-то и в других местах, то в такой же обстановке. Хотя с самого рождения я больше лежал на пышных подушках, чем на простом ложе сельского жителя.

— Ты князь, как говорят?

— Выслушай мою историю и узнай, кто я. Даю тебе слово, что услышишь чистую правду. Не хочу ничего скрывать от тебя, ты узнаешь все.

Старец начал медленно рассказывать:

— Против воли и желания отца отвага бросила князя Ансельмо Сансовини в пекло войны. Бешено колотилось его сердце в мечтах о военных подвигах. Он служил и сражался как аристократ, не раскрывая своего имени, против турок. В одной горячей битве он был ранен и взят в плен. Случайно его увидел сераскир. Образованность Ансельмо приглянулась ему, он принял в Ансельмо участие, повелел его лечить и послал к великому визирю. Тому пленник доставлял столько же удовольствия, сколько и сераскиру. Визирь часто беседовал с ним, восхищался его знаниями, его разумом и был к нему весьма благорасположен.

В ту пору сам султан приехал в армию, и визирь представил своему суверену пленника. Султан тоже был милостив с Ансельмо и, когда отбыл из армии, взял его с собой в Константинополь.

Я опускаю все подробности и скажу совсем коротко, что Ансельмо стал любимцем султана и в конце концов даже близким его другом.

В Адрианополе ему представился случай много ближе, чем ему дозволялось, узнать одну из сестер султана. Их запретному общению вскоре стал грозить болтливый свидетель, что усугубило затруднения любящих. Ансельмо и Фардина бросились к ногам султана и сделали его доверенным своего счастья и несчастья.

Султан в безудержном гневе уже схватился было за саблю, дабы самому наказать обоих, но Фардина выкрикнула слова из Корана: «Бог милостив, а люди — его точное подобие!» Султан услышал слова Пророка, отнял руку от сабли и объявил им иной приговор.

Ансельмо посадили на венецианский корабль, и он уплыл на Мальту, откуда выступил в крестовый поход.

Фардину отправили в Сирию. В Дамаске она родила сына, которого паша отдал греческому священнику. Когда мальчику было восемь лет, его послали в Грецию. Здесь ребенка отдали старцу, который соединял в себе мудрость старого и нового времени, он нашел, что его воспитанник такой способный, о каком можно только мечтать.

Семнадцать лет было воспитаннику, когда он со своим учителем пустился путешествовать. Они обошли всю Грецию, отправились в Египет, прошли пустыни, заглянули в оазисы, в храмы Аммона, восхищались великолепием пирамид и изучали под развалинами Фив мистерии Цереры и Прозерпины.

И мальчик этот — я. Я и есть Никанор, сын султанши Фардины.

Возникла короткая пауза, после которой старец продолжал рассказ.

— Мне было двадцать лет, когда мой учитель привез меня в Дамаск и передал паше. Тот раскрыл мне тайну моего рождения и привел к моей матери.

Ринальдо глубоко вздохнул. Старец вопросительно глянул на него и продолжал:

— С какой нежностью встретила меня моя добрая мать! Но ах, она была больна.

— Больна? — воскликнул Ринальдо.

Старец опустил глаза и срывающимся голосом продолжал:

— Она умерла у меня на руках и оставила мне свои сокровища.

В глазах его блестели слезы. Глаза Ринальдо тоже увлажнились; в глубоком волнении смотрел он в землю. Наконец, старец взял себя в руки и продолжал:

— Я оставил Сирию, прошел всю Индию и Персию, изучал теологию браминов и научные положения Зенд-Авесты, сочинения древних персов. Я и весь Китай исходил. И вернулся в Европу.

В двадцать шесть лет я пришел на Мальту и бросился в объятья отца. Он снабдил меня рекомендательными письмами и отправил в Рим. К сожалению, вскоре за мной туда последовало сообщение о его кончине. От моих родителей мне не осталось ничего, кроме все еще святой для меня памяти о них и их сокровища.

Рим оказался неподходящим местом для моего духа, для моих научных познаний. Я отправился во Флоренцию. Там я познакомился с молодой дамой, которую родители прочили в монахини. Мы виделись, мы любили друг друга. Бдительность родителей мы перехитрили и… были счастливы, чтобы стать несчастными… Ее брат вступился за поруганную честь их семьи. Он не стал ничего слушать, отверг мои просьбы — позволить мне жениться на его сестре. Он принудил меня к поединку. И нашел свой конец… Я бежал в Швейцарию, дабы уйти от преследований его семьи. Потом отправился во Францию, прошел всю Испанию и Португалию и в конце концов через шесть лет вернулся в Италию. В Венеции я узнал, что моя любимая стала матерью, родила сына. Ее отец с семьей уехал из Флоренции. Я же поспешил туда. Старая няня моей любимой заверила меня, что сын воспитывается в деревне. Куда девалась его мать, она не знала. Напрасно искал я двенадцать лет жену и ребенка! Я не смог их найти! Я повсюду искал сына со всей своей отцовской любовью и наконец… нашел его.

— Ты его нашел? — переспросил Ринальдо.

Старец продолжал:

— Да! Я нашел его… во главе шайки разбойников. Ты… мой сын. Этим объясняется все, что я для тебя сделал и чего не смог для тебя сделать!

— Отец! — простонал Ринальдо.

— Сын мой! На моих руках умерла моя добрая матушка. Судьбе угодно, чтобы я умер на руках моего сына!

— Ах, отец! Ты не знаешь, не подозреваешь даже…

— Я знаю, что мы с тобой отныне никогда не расстанемся. Твои руки закроют мои глаза…