Штрафбат везде штрафбат. Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Эрлих Генрих Владимирович - Страница 57

— Я всегда это утверждал! — подбоченившись, сказал фон Клеффель.

— Никогда не видел, чтобы кавалеристы драпали, бросив лошадей! — закончил свою мысль Ули Шпигель.

Von Panzergrenadieren,

Panzergrenadieren uberrannt, [30]—

заблажил Курт Кнауф припев «Марша мотопехоты».

— Бедняга Кнауф, — сказал Юрген, — его словарный запас уменьшился с десяти до двух слов.

— Зато мотивчик боевой! — бодро воскликнул Ули Шпигель. — Честно говоря, он достал меня до печенок своим «Августином», — и тут же добавил: — Бедняга Кнауф!

— Фантастика! — повторил Красавчик, вынырнув из–под бронетранспортера. — Все в порядке!

— Надеюсь, вы сможете управлять этой самодвижущейся бронированной подводой, — сказал фон Клеффель.

— А то! С закрытыми глазами! Это же Майбах! О, Майбах! Самый шикарный лимузин, за рулем которого я сидел, был — Майбах! — Было видно, что произнесение этого имени доставляло Красавчику чувственное наслаждение. Он перекатывал его во рту и так и эдак У него во рту уже сутки ничего не перекатывалось. — Более того, я сидел за рулем двух Майбахов! — продолжал между тем Красавчик. — Вы только подумайте, фирма Майбаха выпустила за 20 лет меньше двух тысяч машин, и две из них, пусть на короткое время, были моими! Первую красотку я заарканил…

— Отставить! — скомандовал фон Клеффель. — В седло!

Они положили в бронетранспортер ранцы, документы и немногочисленные припасы. Они выстлали пол толстым слоем веток и поставили сверху носилки с майором Фрике.

— Мотопехота, мотопехота идет вперед! — прокричал Курт Кнауф.

И они подхватили песню. И, выстроившись в колонну по два, замаршировали по пыльной дороге перед урчащим бронетранспортером. С ним они вновь почувствовали себя сильными, обрели уверенность, им все было по плечу. Шанс разросся до неизбежности.

Das war ihr letzter Kampf

Это был их последний бой. Последний при отступлении к Орлу. Для многих он стал последним в жизни. Тут все сложилось одно к одному: усталость от беспрерывных боев и долгого марша, озлобление от сокрушительного поражения, масштабы которого проступали все более ясно, эффект неожиданности, желание быстрее завершить дело и пренебрежительное отношение к противнику. Впрочем, противник тоже отнесся к ним с известной долей пренебрежения. В противном случае он не стал бы с ними связываться. Дело было так. Они заблудились. То ли имевшаяся у них карта ни к черту не годилась, то ли они перепутали дорогу. Во всяком случае, та дорога, по которой они шли, вместо того чтобы вывести их прямиком к шоссе, уводила все дальше в лес. Это была даже не дорога, а две глубокие колеи в земле. После недавних дождей в них стояла вода, по край. Они пробовали идти между колеями, но ноги скользили, норовя сползти в колею. У одного солдата сползла. Так они узнали глубину колеи. По этой дороге даже их вездеходный бронетранспортер отказывался ехать. Он недовольно фырчал и отплевывался и в конце концов остановился.

— Обиделся, — сказал Красавчик, — я его сейчас умаслю и догоню вас. — И он действительно достал масленку.

— Да, дорога такая, что врагу не пожелаешь, — сказал Ули Шпигель.

Они дружно захохотали, хватаясь за животы: врагу не пожелаешь! Поэтому, наверно, они и не ожидали здесь никого встретить и беспечно шли краем дороги. А уж когда вышли на большую поляну, так и вовсе расслабились. А Курт Кнауф затянул свою бесконечную песню из двух слов. Так они вышли прямиком на базу партизан.

Верховное командование предприняло все возможное, чтобы полностью извести партизан в районах, примыкающих к театру главной летней кампании. Для этого было проведено несколько масштабных операций с поэтическими названиями типа «Цыганский барон». Но партизан, как и тараканов, в этой стране никогда и никому не удавалось извести полностью. Они самозарождались и плодились с невероятной скоростью.

Но в районе Орловской дуги было сконцентрировано столько немецких войск, что партизанам просто негде было развернуться. И отряд, на который они наткнулись, был всего лишь боевым охранением на базе партизан, где хранились доставленные по воздуху оружие и боеприпасы. Их товарищи бесследно сгинули в лесах, а они не смели двинуться с места и маялись от безделья. Их было человек тридцать. И они решили, что легко справятся с группой беспечных, гогочущих и распевающих песни фрицев, каких–нибудь квартирмейстеров или фуражиров, которые к тому же сами шли к их пулемету, замаскированному в кустах на опушке леса.

Раздалась пулеметная очередь. Она скосила четверых солдат, четверть наличного состава их батальона. При первых же звуках выстрелов Юрген упал на землю, накинул каску на голову и быстро пополз в сторону, к невысоким, но все же кустикам. Вскоре к нему присоединились фон Клеффель и Ули Шпигель.

— Разведать обстановку! — приказал фон Клеффель. — Ранцы оставить! Видны над травой, — снизошел он до объяснений.

— Есть, герр подполковник! — ответил Юрген и скинул мешок с ранцем. — Сохраните их для меня.

Ули Шпигель тоже скинул ранец — в разведку полагалось ходить парами. Они сделали ползком большой крюк по поляне, не удаляясь и не приближаясь к месту, откуда доносились выстрелы. Они даже ни разу не подняли головы, пока не увидели сквозь траву перед собой первые высокие кусты, предвестники леса. Они долго лежали, прислушиваясь, но не услышали никаких подозрительных звуков. Тогда они вползли под сень кустов и только здесь приподнялись и огляделись. Никого. Они стали пробираться между деревьями, ориентируясь на звуки выстрелов и стараясь не углубляться далеко в лес. Вскоре им попалась едва заметная тропинка. Ули Шпигель уверенно ступил на нее, Юрген последовал за ним.

— Тс! — Ули Шпигель замер как вкопанный.

Потом он махнул рукой, призывая к себе Юргена, тоже застывшего на месте. Когда Юрген подошел, Ули Шпигель показал ему себе под ноги. Там, сантиметрах в пятнадцати над землей, тянулась тонкая проволока. Они переступили через нее и пошли по тропинке дальше. Шагов через двадцать Ули Шпигель заметил еще одну растяжку.

— Это не регулярная часть, — тихо сказал он.

— Да, партизаны, — согласился Юрген. Вскоре они увидели их. На небольшой полянке посреди леса стояла старая покосившаяся избушка с торчащей вверх короткой проржавевшей трубой. Рядом виднелось несколько землянок. Под низким навесом, сколоченным из толстых жердей и покрытым широкими полосами коры, стояли какие–то ящики, много ящиков. Посреди поляны было большое кострище с воткнутыми в землю с двух сторон деревянными рогатками. На другой стороне полянки стояла телега, нагруженная сеном. Рядом стояла привязанная лошадь. Она меланхолично жевала сено. На поляне суетились люди, одетые кто во что горазд, некоторые были даже в немецкой форме. Тут были и совсем юные пацаны, и дядьки в летах, и даже две девушки. Из избушки вышла дородная женщина, ее руки были белыми от муки. Она что–то крикнула, Юрген не разобрал что, и опять скрылась в доме. Из крайней землянки появился худой немолодой мужчина в пиджаке. Его руки тоже были неестественно белыми. Они были чистыми. «Врач», — решил Юрген. Два подростка вышли из–за навеса, неся в руках небольшой, но, судя по их дрожащим рукам, тяжелый цинковый ящик, и отправились в направлении неутихающего стрекота пулемета.

— Шестнадцать человек, — подвел итог Ули Шпигель, — не бойцы. Все бойцы там, — он повел головой вслед подросткам с ящиком.

— Приблизительно столько же, — сказал Юрген.

— Да, пятьдесят на пятьдесят, как везде. Мы справимся.

— Мы легко с ними справимся, — сказал фон Клеффель, когда они рассказали ему о результатах разведки, — тем более что!.. — Он щелкнул пальцами, и на поляну выполз их бронетранспортер.

Собравшись за ним, они устроили маленькое совещание. Ответственность за решение на правах командира принял на себя фон Клеффель.

— Итак. Россель! Вы остаетесь с майором Фрике. Вы нам еще понадобитесь. Живым.

— Пить, — прошептал майор Фрике, которого они положили на мягкую траву в тени дерева.

30

Мотопехота, Мотопехота едет вперед (нем.).