Дикий Запад - Лаудэн Дороти - Страница 23

Микаэла развела руками:

— Мой медицинский диплом.

— Но вы женщина, — заметил банковский служащий, — а за практику женщины-врача мы ничего не можем дать. Можно было бы выйти из положения, если бы вы были замужем. Тогда я, может быть, смог бы заключить договор с вашим мужем. Всего доброго, мадам.

Господин едва заметно приподнял цилиндр и удалился.

Минуту Микаэла стояла неподвижно, как громом пораженная. Не впервые доводилось ей как женщине-врачу сталкиваться с подобными нападками. Но в этот раз речь шла не о ней лично, а о благополучии целого города.

Какие-то крики донеслись с соседней улицы. Не имея возможности дальше обдумывать свои неприятности, Микаэла поспешила туда, откуда доносились эти крики. Мастерскую кузнеца окружили зеваки.

Микаэла пробивалась через толпу.

— Пропустите меня! — кричала она, пока наконец не достигла цели.

Кузнец Роберт катался по земле. Лицо его было искажено от боли, а по его крикам можно было понять, какие нечеловеческие мучения он испытывает. Возле него сидел на корточках Салли. Он накрыл кузнеца плотной попоной.

— Вероятно, произошел взрыв в дымовой трубе, — сообщил он врачу. — Его одежда обгорела.

Микаэла торопливо огляделась.

— Джейк, — сказала она затем цирюльнику, который уже был возле того места, где произошел несчастный случай. — Мы должны доставить его к вам.

— Мне очень жаль, мисс, — посочувствовал Джейк Сликер, — но это не получится.

— Почему?

— Понимаете, я должен думать о моих клиентах, и…

Лицо Микаэлы вспыхнуло от гнева. Ни одному жителю города Роберт никогда не отказал в помощи. Именно он, когда разразилась эпидемия гриппа, не только изготовлял гробы, но в любое время оказывал мертвым последние услуги. Неужели можно отказать в помощи тяжело раненному человеку только из-за цвета его кожи?

— Священника! — перемежал выкриками стоны боли Роберт. — Приведите священника. Он должен сказать мне, попаду ли я на небеса.

Микаэла твердо посмотрела на мученика. Она собралась с силами.

— Вы не попадете на небо, Роберт, — сказала она со всей возможной убедительностью. — По крайней мере, не сразу. Сейчас вы попадете ко мне.

Салли и Мэтью положили находящегося в полубессознательном состоянии Роберта на кровать Микаэлы. Она сразу принялась разрезать рубашку, чтобы иметь возможность обработать раны. При этом она обнаружила шрамы, исполосовавшие его тело. Эти рубцы говорили о многом: они были вечным напоминанием о том времени, когда Роберт был рабом.

В полдень Микаэлу насторожил цокот копыт. Она как раз была занята стиркой, а Роберт, который на редкость спокойно перенес обработку ран, спал.

К деревянному домику подъехала повозка. Микаэла узнала Грейс, ближайшую помощницу миссис Олив. Эта молодая чернокожая женщина, считала Микаэла, по праву носила имя «Грейс» note 4, потому что она излучала привлекательность, грацию и дружелюбие. Микаэла не слишком удивилась, увидев ее здесь. В разных концах Колорадо-Спрингс возникали слухи о том, что она время от времени привозила одиноко живущему Роберту небольшие пакеты с домашней снедью. И слухи эти были вполне правдоподобными.

— О, Грейс! — приветствовала ее молодая женщина. — С вами, надеюсь, все в порядке?

Грейс остановила повозку и вышла.

— Нет, нет, — ответила она, стеснительно проводя руками по юбке. — Я, э… хотела бы повидать Роберта.

Микаэла понимающе ей улыбнулась.

— Я посмотрю, не спит ли он, — сказала она и взялась за дверную ручку.

Но Грейс задержала ее.

— Ожоги, — спросила она, — они очень серьезные? Микаэла взглянула в темные глаза женщины.

— Да, — сказала она тихо, — они очень опасны. Еще до того как Грейс вошла в комнату, Роберт начал сердиться.

— Уходи! — закричал он ей, когда она показалась в двери. — Я не хочу тебя видеть.

— Но ведь я проделала всю эту дальнюю дорогу, чтобы увидеть тебя, — возразила Грейс.

— Я сказал: уходи! — снова закричал Роберт и попытался подняться.

— Грейс, может быть, вам лучше прийти снова в другой раз? — предложила Микаэла, пытаясь одновременно уложить кузнеца на подушки. — Лежите, пожалуйста, — уговаривала она его, — у вас еще совсем свежие раны.

Потом она быстро спустилась к Грейс, которая уже влезала в свою повозку.

— Не принимайте это на свой счет! — крикнула ей Микаэла. — Он не может вынести, что вы видите его слабость.

— Он не первый человек, которому следует понять, что не бояться показать свою слабость означает лишь силу, только в другой форме, — ответила Грейс. Сказав это, она уехала.

В этот момент в комнату вошла мать Микаэлы. На ее лице можно было увидеть смешанное выражение гордости и насмешливой снисходительности.

— Может, ты заметила, что Колин в последнее время стала немножко странной? — спросила она неожиданно.

На минуту Микаэла задумалась. Колин действительно в последние дни была непривычно замкнута.

— Да, похоже на то.

— Ну, — начала протяжно Элизабет, — она уже два дня как стала молодой женщиной, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Микаэла удивленно подняла брови:

— Но ведь она еще так молода.

— Не моложе, чем ты была, — ответила миссис Куин и посмотрела вдаль. — Ты и в самом деле целиком дочь своего отца. Он тоже видел только то, что происходило с его больными, но никогда не видел того, что случалось в его собственном доме.

Микаэле нечего было ответить на этот упрек.

— Однако между практикой твоего отца и твоей здешней есть серьезное отличие, — наставительно продолжала Элизабет. — У отца по крайней мере не было необходимости осматривать пациентов в жилых комнатах и класть их в собственную постель.

Микаэла глубоко вздохнула.

— Неужели ты действительно думаешь, что мне приятно работать в таких условиях? Я сразу купила бы пансион и организовала бы нормальную практику. Но мне не дают ипотеку.

Элизабет не пыталась сдержать насмешку.

— Еще бы. Что ж тут удивительного?

— Я — врач. Я работаю так же хорошо, как любой коллега-мужчина, — ответила Микаэла. — У меня есть свои пациенты.

— Пациенты, — повторила язвительно миссис Куин. — Эта толпа полудикарей, которые расплачиваются курами, свеклой и картошкой? Знал бы об этом твой отец! — Она бросила взгляд на небо и пошла прочь.

В то время как Микаэла следующим утром делала в городе покупки, а дети помогали миссис Олив на ранчо, миссис Куин прогуливалась недалеко от дома. Она разглядывала заложенный с любовью маленький сад, в котором уже начали цвести помидоры.

— У моей жены сад был на этом же месте, — раздался вдруг голос за спиной у миссис Куин.

Она обернулась в изумлении. Перед ней стоял Салли, которого она совсем недавно в разговоре с дочерью назвала дикарем. Однако при ближайшем рассмотрении он производил до некоторой степени благоприятное впечатление.

— Ах, — ответила ему, изумившись, Элизабет, — вы здесь жили?

Салли кивнул:

— Я построил этот дом своими руками.

— Почему же вы уехали отсюда? — осведомилась заинтересованно миссис Куин.

— Моя жена умерла при рождении нашего ребенка, — объяснил длинноволосый человек. — Ребенок умер вместе с ней.

— О! — Миссис Куин казалась искренне растроганной. — Это, должно быть, было для вас ужасно. Тем более я вам очень благодарна за то, что здесь может жить моя дочь.

Салли кивнул.

— Да, конечно. Знаете, — продолжал он, — если бы уже тогда у нас здесь был такой врач, как ваша дочь, быть может, мои жена и ребенок были бы живы. — Он позвал свистом свою овчарку. — Всего доброго, миссис Куин. Пожалуйста, передайте от меня привет Роберту.

Элизабет смотрела вслед мужчине, пока он не исчез за холмом. Потом она снова пошла к дому, чтобы присмотреть за пациентом.

По пути из города к дому Микаэлу осаждало множество бестолковых мыслей. Только что она встретила на почтовой станции мистера Банкфорта. Он как раз отправлял телеграмму в Денверский банк, в которой сообщал о том, что освободил пансион. С этого времени можно было объявлять аукцион. Теперь ей негде будет принимать больных.

Note4

Grace — по-английски «грация, благосклонность».