В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 70

Потребовалось бы немало времени, чтобы рассказать о том, как лаодикийский торговец разыскал в Риме Вергилиана и вручил ему мое послание, как разгневанный поэт поспешил к Макретиану, как тотчас же было предписано произвести расследование по поводу моего незаконного зачисления в XV легион с приказом незамедлительно доставить меня в Италию, потому что лишь сенатская судебная инстанция имела право освободить меня от обязательства нести службу в войске, принимая во внимание мою засвидетельствованную подпись. Как любил говорить Корнелин, закон есть закон. Вот почему, несмотря на страстное желание вернуться поскорее в родные Томы, мне снова пришлось плыть на корабле на запад, но на этот раз я вполне благополучно совершил путешествие, и меня утешила встреча с Вергилианом, который не мог простить себе, что расстался со мной так легкомысленно. Теперь мы снова были вместе, и наша дружба стала еще более прочной. В тот год у меня уже появился на верхней губе светлый пушок. Если поэт еще не мог говорить со мною как со своим сверстником, то, во всяком случае, уже не очень стеснялся в разговорах затрагивать щекотливые вопросы о любви или продолжении человеческого рода. Я же после легионных лишений с увлечением окунулся в римскую жизнь, полную для меня восхитительных соблазнов.

В Риме было душно, и затибрские кварталы распространяли зловоние. В ушах звенело от зазываний бродячих торговцев и шума уличных ссор. Однажды мы вышли с поэтом очень рано утром из дому и сразу же очутились в гуще городской суеты. Пьяный с утра забияка приставал к почтенному старцу, направлявшемуся в какую-нибудь официю:

– Где ты нажрался кислого вина? Какой башмачник разделил с тобой бобовую похлебку с чесноком?

Разводя руками от возмущения, почтенный римлянин искал справедливости у окружающих и растерянно выговаривал:

– Это ты нажрался вина! Это от тебя разит чесноком!..

Вергилиан показал мне на знакомого молодого человека, быстро шедшего по улице с озабоченным видом. Сколько предстояло ему дел! Посещение патрона, у которого он состоял на побегушках, игра в кости, посещение бань, свидание с возлюбленной в таинственном полумраке храма Исиды. Кроме того, надлежало еще разыскать для своего благодетеля справку о родословной лошади Гирпины и побывать у цирюльника. Посетители не только брились там, но и узнавали кучу новостей и сплетен, чтобы потом распространять их по всему городу.

На Капитолии блестели на солнце позолоченные черепицы храма Юпитера. В тенистых садах Мецената шумели фонтаны, на прекрасных деревьях пели утренние птицы.

Форумы, портики, триумфальные арки теснятся в Риме, как амфоры в лавке горшечника. Однако в этом городе существуют не только величественные постройки, а можно найти и довольно грязи, и за мрамором скрываются клокочущие нечистотами клоаки, отхожие места, заведения брадобреев под открытым небом, жаровни с вонючей рыбой, лавки менял, толпы попрошаек, нищие, ночующие под мостами. Все это тоже жизнь Рима, величайшего города на земле.

Либрария Прокопия находится на улице Писцов, недалеко от храма Мира. В этих местах обитают в неопрятных домах обремененные семьями и долгами сенатские скрибы, педагоги, переписчики; их участь разделяют ученики риторских школ, приезжающие из отдаленных провинций в надежде не только изучить Квинтилиана, но и уловить в свои сети фортуну. В нижних этажах здесь помещаются либрарии, то есть книжные лавки, конуры составителей гороскопов, заведения торговцев письменными принадлежностями, аравийскими благовониями и лечебными снадобьями. Тут же можно приобрести и мандрагору или какое-нибудь другое снотворное средство и даже сильнодействующий яд или противоядие к нему. Здесь пахнет чернилами, бедностью и гороховой похлебкой. Однако с утра до позднего вечера на улице ведутся возвышенные разговоры, звенят цитаты из классических поэтов. В это царство чернил и папируса порой являются и состоятельные люди, чтобы приобрести список «Метаморфоз» Апулея или подыскать учителя для сына, бездельника и дурака.

В лавке у Прокопия можно найти любую книгу – редкий список «Сна Сципиона», арриановский трактат «О людях экватора», прекрасно переписанный на пергаменте томик Марциала, один из тех, какие путешественник берет с собой в дорогу, так как они занимают мало места в суме.

Рядом на мраморном прилавке лежат сочинения Тертулиана, христианского учителя, проповедующего в своих книгах стоическую мораль и презрение к суете мира сего, или «Малый лабиринт» – произведение Ипполита, другого христианского учителя, о котором я знаю только понаслышке. Однако в этой же самой книжной лавке вы найдете и книгу Цельса против христиан или цветистое произведение на ту же тему Фронтона. Прокопий любит и продает всякую книгу, если она хорошо переписана на добротном папирусе.

У дверей либрарии вечно толпятся зеваки, читающие вывешенные на колонне сообщения о выходе книжных новинок или предложения риторов обучать за сходную плату всех желающих искусству красноречия. Здесь вывешиваются также копии «Дневных актов», в которых изо дня в день сообщается обо всем том, что происходит в империи, от Евфрата до Британии. Подойдя к двери, я увидел, что на этот раз на почетном месте висит уже не извещение сената о переходе победоносными легионами реки Тигр и взятии крепости Арбелы, как это было в прошлый раз, а потрясающее сообщение о том, что в Вифинии выпал каменный дождь, и мы с Вергилианом имели возможность наблюдать, что эта новость вызывала не меньший интерес, чем победы императора.

Когда мы входили в лавку, нам пришлось столкнуться в узкой двери с высоким римлянином. Розоватая лысина незнакомца была в белом пуху волос, а борода всклокочена. В руке он держал свиток.

Вергилиан толкнул локтем стоявшего в дверях Прокопия:

– Кто этот человек?

– Ипполит. Автор «Малого лабиринта» и комментариев на книгу Даниила.

Эти пышные названия ничего нам не говорили.

– Не знаю такого, – ответил Вергилиан.

– Не знаешь? А между тем это писатель тончайшего ума. Но гневен! Мечет молнии в гностиков.

Вергилиан сделал руками жест, обозначавший, что он плохо разбирается в тонкостях христианских писаний.

Но самое любопытное заключалось в том, что Ипполит столкнулся в дверях не только с нами, незнакомыми для него людьми, а и со своим многолетним врагом, некиим Каллистом, наперсником стареющего и, как говорили многие, плохо разбирающегося в церковных делах римского епископа Зефирина. Приняв такой вид, точно перед ним пустое место, Ипполит проследовал дальше, но не выдержал и обернулся, и можно было заметить, что глаза его блистали возмущением. Каллист тоже посмотрел на автора прославленных комментариев и, пожав плечами, вошел в лавку.

Вергилиан вопрошающе глядел на Прокопия:

– В чем дело?

Владелец лавки, прочитавший за свою жизнь столько книг и снисходительный к человеческим слабостям, улыбнулся и в немногих словах передал нам историю ссоры этих двух людей. Мне кажется, что она представляет интерес и для нашего повествования, так как рисует нравы, царившие в те годы в Риме.

Впрочем, это случилось еще в царствование императора Коммода, который находился тогда в Британии, где легионы утопали в каледонских топях. Вот так же римляне узнавали из перевитых лаврами сенатских извещений о победах, существовавших главным образом в воображении августа. Но, как и теперь, зевак больше интересовали городские сплетни, а в тот день было чему удивляться: из Рима бежал с деньгами вкладчиков управитель банка Аврелия Капрофора, этот самый Каллист, что вызвало в городе большое волнение.

Выполняя просьбу Вергилиана, Прокопий охотно рассказал, что произошло потом. Беглец очутился в Остии. Поднявшись на первый стоявший у пристани корабль, Каллист предлагал его владельцу большие деньги, с тем чтобы тот поторопился поднять парус и отплыл немедленно. Но наварх почему-то не спешил с выходом в море, а когда Каллист стал упрекать его за промедление, то сослался на отсутствие благоприятного ветра.

Между тем на берегу уже появился Капрофор. Узнав о бегстве управителя банка, старик заплакал. Ведь похищенные деньги были главным образом сбережениями вдовиц или капиталами, завещанными в пользу сирот. Увидев патрона, управитель представил себе позорные цепи, узилище, бичевание и решил, что лучше покончить все расчеты с жизнью. Он бросился с корабля в воду, но корабельщики вытащили его и передали, жалкого и трепещущего, в руки Капрофора.