Миллионы, миллионы японцев... - Шаброль Жан-Пьер - Страница 57

Развивая эту тему, мэтр рассказывает про свои связи во Франции — речь идет исключительно о замках, первоклассных машинах, герцогах, охоте, приглашениях на балы, поместьях...

В паузе между музыкальными номерами мальчонка одного посетителя выходит на эстраду и вытаскивает один за другим лотерейные билеты. Главный выигрыш — бутылка французского вина; наш столик знает про вино все, что можно знать, и хохочет до упаду.

Это гвоздь вечера. Вскоре вместо общего освещения на каждом столе зажигаются небольшие огарки свечей. Мэтр Абе обращает мое внимание на то, что наш подсвечник окрашен наполовину в розовый цвет.

— Это я им посоветовал. Это хорошо! Но ножки у подсвечников плохие, я им забыл сказать. Видите — ножки американские.

На самом деле это ампир.

Он принимается рассказывать «соленые анекдоты». Мадам Мото напрягает слух, смеется невпопад, явно раздражая рассказчика. Когда мой менаджер, наклоняясь ко мне, обмакивает свое колье в соус спаржи в моей тарелке и шепчет в приступе ликования: «Он хорошо говорит, а? Очень, очень! Хорошо французский! Лучше, чем Мату, а? Это хорошо, очень хорошо для нас, мэтр Абе с нами...» — я понимаю, что это она задала мэтру Абе урок и он из кожи вон лезет, выполняя его.

— «Ванька-встанька в рукодельной шкатулке», а? Такому французскому в школах не научишься!

Он неутомим, он не знает устали, он хочет меня убедить. Я притворяюсь убежденным.

Великий мэтр Абе делает широкий жест и отвозит меня домой. Он заказал черный «роллс-ройс» с шофером в форменной фуражке и белых перчатках, сидя в котором я лучше понимаю позы сэра Вильсона. Но я не забываю снять шляпу перед интуицией моего друга Чанга.

Эта помпа была бы мне в тягость, если бы я не знал, что расходы будут отнесены на счет «Космических услуг». Теперь же одного взгляда на мэтра Абе, на морды его верной команды — Тухлого Яйца и юного Тигрового Зуба, которые, не проронив ни слова, весь вечер не спускали с него глаз, — одного вида агентов по оказанию «космических услуг» было достаточно, чтобы я начал злиться на них за то, что они не предусмотрели по меньшей мере двух эскадронов всадников с саблями наголо и фанфарами!

Внезапно, когда «роллс» проезжает мимо «Эйфелевой» башни и мэтр Абе зубоскалит на тему о том, что все японцы дураки, мною овладевает ярость.

После отеля «Принц Токонава» вертящиеся двери моей гостиницы кажутся мне крохотными. Мадам Мото расцвела от обретенного мира. Никогда еще я не видел ее такой красивой.

— Хорошо, а? Ах, как хорошо! — шепчет она, прощаясь со мной.

Она уверена, что все улажено как нельзя лучше. Мэтр Абе демонстрирует мозоли на ребре ладони.

— Не стесняйтесь, а? Недавно я свел счеты по просьбе одного приятеля, я это дело люблю, я к вашим услугам, не забывайте!

Даже посыльные отеля выстроились в два ряда по случаю моего вечера славы.

13 часов

Все еще, увы, воскресенье, самый трудный день в Токио...

Теперь, закончив описание памятных событий субботнего вечера, я выдохся. И снова я пригвожден к отелю, чтобы ждать новостей от мадам Мото, Чанга, кого угодно...

Впервые с тех пор, как мне было одиннадцать лет, я начал думать на севеннском диалекте.

Только здесь, в Японии, я понял как следует смысл французской поговорки «Скучает, как горбушка хлеба за буфетом». Я не могу найти себе места, я, который никогда не тяготился одиночеством. Никак не пойму, что со мной происходит. Кажется, я впервые в жизни пресытился одиночеством.

Пойти в соседнее патинко пошвырять шарики, что ли...

В гостиной барменша переключает телевизор в поисках другой программы. Она останавливает свой выбор на японском певце, вырядившемся в кожаные штаны и сорочку тореадора с кружевными жабо и манжетами. Несчастный орет — видимо, от страха, но пытается все же защищаться электрогитарой, которой он орудует так, будто она автомат...

На горизонте, между двумя пальмами в ящиках, появилась разодетая мадам Мото...

21 час

Все то же воскресенье, которое, кажется, клонится все-таки к концу

По возвращении в номер, потому что не хочется спать

Моя система самозащиты с твердой точкой опоры начинает действовать. Сегодня она принесла мне большое удовлетворение.

Во-первых, мадам Мото передала мне приглашение босса «Агентства космических услуг» провести двое суток в милой компании его служащих в Атами, на Токийской Ривьере; в этот пригород, находящийся в двух часах езды на поезде и славящийся разнообразными усладами, съезжаются из столицы все состоятельные мышиные жеребчики, чтобы на несколько часов забыть о бремени лет и супружеской жизни.

Попросив минутной отсрочки, я позвонил в «Верлен».

— Атами? Слишком далеко! — наложил резолюцию Чанг. — Тем более сейчас, когда у меня никого там нет.

Я выразил мадам Мото тысячу сожалений, что не могу поехать вкусить услады Атами, так как накануне отъезда мне необходимо уладить в посольстве неотложные дела. Она погоревала вместе со мной за меня и за дорогого мэтра Абе, такого щедрого и честного!

Во-вторых, мадам Мото объявила, что «ее» продюсер, с сыном которого она играла в младенческие годы, назначил нам свидание на понедельник, то есть на завтра.

Я незамедлительно выразил согласие — дело прежде всего. Только потом сработала система защиты. Выразив радость, которую я не перестаю ощущать (я просыпаюсь от нее даже ночью!) при мысли, что мэтр Абе будет с нами на решающем свидании, я дал ей понять, что несколько бесцеремонно перекладывать на него весь груз, злоупотребив тем, что он бескорыстно, из одной любезности (!), согласился помогать нам в переговорах, которые никак не входят в компетенцию экспорта-импорта.

Вперед! Я предпринял стремительную контратаку.

Что касается деталей кинематографического свойства, то я счел нужным заручиться помощью своего друга Дюбона, который будет присутствовать при встрече исключительно для консультации и не проявит никакой инициативы.

Мадам Мото выказала крайнее недоверие. Она потребовала гарантий того, что славный Дюбон — человек порядочный и бескорыстный. В конце концов она сделала вид, что согласилась с моими доводами, поскольку на сей раз я не уступал. Памятуя о том, что честный Абе будет начеку, чтобы блюсти интересы дела, она сквозь зубы дала согласие на присутствие Дюбона.

Она ушла, так и не преодолев недоверия ко мне. Она даже бросила мне с порога долгий взгляд, который можно было истолковать и так: не вздумай меня обманывать, сила на моей стороне...

Я немедленно бросился звонить Дюбону, так как распорядился им без его согласия.

Дюбон изъявил полную готовность оказать мне помощь, хотя в данном случае, сказал он, она не потребуется:

— Понедельник, 29 апреля, — день рождения императора — это знают все японцы, кроме мадам Мото, — большой национальный праздник. В этот день все закрыто, никто не работает. И если кто-нибудь предложит мне за деловое свидание 29 апреля кусок золота, я сдвинусь с места только ради того, чтобы посмотреть на такого подонка!

Этот недвусмысленный ответ настолько меня успокоил, что я пошел бродить по улочкам района.

«Кресло» продолжает сверлить мой мозг. Чем дольше я вынашиваю эту историю, тем более осуществимой она мне кажется, в особенности если те, кто возьмется за нее потом — экранизаторы, монтажеры, постановщики, — сумеют предоставить своей Японии такое же скромное место, какое играет, скажем, Алжир в «Тартарене из Тараскона».

* * *

Прогулка по Синдзюку: толпы оживленных, улыбающихся людей, столь непохожих на прохожих в будничные дни. Праздничный Токио совершенно иной город, который начинаешь любить.

На женщинах туфли с острыми носами, вошедшие в моду несколько дней назад.

С трудом протиснулся к фотовитрине на фасаде кино: на снимках изображен самурай с занесенным мечом, готовый отсечь головы шестерым пленным, стоящим с вытянутой шеей, на коленях. Палач, должно быть для разнообразия, велел завязать себе глаза.