Серебряный орел - Кейн Бен - Страница 99

Глотая теплую мутную воду из кожаного бурдючка, Брут усмехался.

Теперь оставалось лишь взять в плен Помпея, и гражданская война будет окончена.

Но сбыться этому было не суждено. В плен попало двадцать четыре тысячи рядовых легионеров, множество высокопоставленных офицеров и даже несколько сенаторов, но Помпей той же ночью сбежал почти со всем своим ближайшим окружением, в которое входили Петрей, Афраний и Лабиен, в прошлом — друг Цезаря и его надежный помощник во время галльской войны.

Назавтра, рано утром, Брут смотрел на поле боя с ближнего холма. Рядом с ним, ошеломленная, безмолвная, стояла Фабиола. Да, это сражение было не столь кровопролитным, как бой при Алезии, но и здесь погибло очень много народу. Под холмом лежали убитыми более шести тысяч республиканских легионеров; потери армии Цезаря составили свыше тысячи двухсот. А трупы союзников республиканцев никто и не считал; они валялись по полю, ничего не знача после смерти, так же как и в жизни. Небо потемнело от слетевшихся со всех сторон стервятников, орлов и других хищных птиц.

— И что, все эти трупы оставят тут разлагаться? — спросила Фабиола, у которой душа болела от этой мысли.

— Нет. Видишь? — Брут протянул руку. На равнине небольшие, по несколько человек, группы легионеров складывали множество ровных куч хвороста. — Похоронные костры, — пояснил он.

Фабиола закрыла глаза и, словно наяву, почувствовала смрад горящей плоти.

— Значит, все кончено?

Брут тяжело вздохнул.

— Боюсь, что нет, любовь моя.

— Но ведь… — Фабиола указала на усеянное трупами поле. — Неужели все еще мало убитых?

— Потери ужасны, — согласился Брут. — Но и оптиматы так просто не сдадутся. Говорят, что они уже уплыли или вот-вот уплывут в Африку, где у республиканцев тоже большие силы.

Фабиола кивнула. Провинция Африка была единственным местом, где Цезарь потерпел решительную неудачу. Год тому назад Курион, бывший трибун и верный союзник Цезаря, допустил глупейшую ошибку, позволив заманить себя далеко от побережья в бесплодную глубь страны. Там он и погиб вместе со всей армией под ударами кавалерии царя Нумидии, союзника республиканцев.

— Значит, еще одна кампания, — сказала она, горько сожалея, что кровопролитие будет продолжаться. И только когда наконец восстановится мир, она сможет вернуться к своим планам мести Цезарю. — Да?

— Да, — коротко ответил Брут. И добавил: — Но ты в любой момент можешь вернуться в Рим. Я позабочусь о том, чтобы у тебя была надежная защита.

Обрадованная этими словами, Фабиола поцеловала его в щеку.

— Я останусь с тобой, любовь моя. — Она все еще страшилась тех опасностей, которыми мог угрожать ей гораздый на жестокие пакости Сцевола. — А что будет дальше с Помпеем?

Брут нахмурился.

— Разведчики говорят, что он отделился от остальных и отправился на восток, к Эгейскому морю. А оттуда, я думаю, он поплывет в Парфию или Египет.

Фабиола вопросительно взглянула на любовника.

Этот человек так просто не сдастся. Он будет искать новую сильную поддержку.

— Неужели это никогда не кончится! У Помпея два сына в Испании. Они наверняка присоединятся к мятежу! — в отчаянии воскликнула Фабиола. — Африка, Египет, Испания… Неужели Цезарь сможет воевать сразу на трех фронтах?

— Конечно, — улыбнулся Брут. — И победит. Мне подсказывает сердце, а оно не ошибается.

Фабиола промолчала. Ее захлестнуло отчаяние. Если Цезарь и в самом деле способен победить так много врагов, значит, он величайший полководец, какого только знает мир. Неужели можно надеяться отомстить столь могущественному человеку? Брут любил ее, в этом она не сомневалась, но было маловероятно, чтобы он когда-либо согласился предать Цезаря. А шанс найти кого-нибудь другого у нее вряд ли появится. Фабиола печально смотрела на лежавшую внизу равнину, словно ожидая подсказки. Долго ничего не случалось. Но вдруг она увидела одинокого ворона, отделившегося от множества других птиц, паривших в потоках теплого воздуха, поднимавшегося от раскаленной солнцем земли. Фабиола долго, пристально наблюдала за ним. А потом ее осенило. Благодарю тебя, Митра, мысленно провозгласила она. Худший враг человека всегда скрыт в нем самом. И потому Брут со своими единомышленниками все равно останется ключом, с помощью которого она достигнет своей цели.

— Если он добьется успеха, — задумчиво произнесла Фабиола, — ему уже нельзя будет верить. Рим должен остерегаться Цезаря.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно и даже сердито спросил Брут.

— Честолюбие столь высокоодаренного человека не знает границ, — ответила Фабиола. — Цезарь провозгласит себя царем.

— Царем?

Это короткое слово было ненавистно каждому римскому гражданину. Почти пятьсот лет назад жители Рима совершили самый величественный свой поступок — свергли и изгнали из города последнего монарха.

Фабиола знала еще одну жизненно важную для нее подробность.

Одним из главных героев тех событий был непосредственный предок Брута.

И сейчас она, ликуя в душе, заметила, как Брут внезапно побледнел.

— Этого не может быть, — пробормотал он.

Глава XXVI

БЕСТИАРИЙ

Неподалеку от побережья Эфиопии, лето — осень 48 г. до н. э.

Ромул ударился о воду спиной. К счастью, в последнее мгновение он сообразил, что нужно задержать дыхание, но все же растерялся и чуть не запаниковал, когда тяжелая кольчуга потянула его в глубину. Очень скоро ему показалось, что легкие вот-вот разорвутся, и Ромулу потребовалось нешуточное волевое усилие, чтобы не позволить инстинктам взять верх и заставить его сделать попытку вдохнуть. Он нисколько не желал умирать с грудью, полной морской воды, а стремление выручить Тарквиния прибавило ему силы. Перевернувшись, Ромул энергично заработал ногами и выскочил на поверхность. К счастью, плавать в соленой воде оказалось легче, чем в пресной. Он сделал вдох, как только увидел небо. Никогда еще воздух не казался ему таким сладким. Протирая глаза, которые уже щипало от соли, он посмотрел в сторону дау, чтобы узнать, что происходит с его другом.

Но увидел одних лишь пиратов, приникших к борту. Кто грозил ему кулаками, кто натягивал лук или замахивался копьем.

— Стреляйте, глупцы! — орал Ахмед. — Быстрее!

Опасность все еще не миновала.

Ромул выругался. На что ему оставалось надеяться, если он даже и взберется обратно на судно? На то, что ему удастся спасти Тарквиния от пиратов раньше, чем их судно настигнет трирема? Куда ни кинь, с обеих сторон верная смерть. И все же он не мог просто отвернуться и поплыть к берегу.

— Я здесь, — услышал он голос позади себя.

Ромул чуть из кожи не вылез.

Голова Тарквиния торчала из воды неподалеку от Ромула. Гаруспик широко улыбался.

— Как?..

— Некогда, — прервал его Тарквиний. — Давай-ка для начала отплывем подальше.

Не успел он договорить, как в воду между ними вонзилась стрела. Она утонула, не причинив никому вреда, но за ней последовала еще одна, а потом и копье.

У Ромула не было ни малейшего желания задерживаться в опасном месте. Быстро оглядевшись, он, мощно взмахивая руками, поплыл к берегу.

— Гнусные псы! — надрывался Ахмед. — Будьте вы прокляты!

Еще несколько пущенных почти наугад стрел упали в море, но, к счастью, никто из пиратов не мог сравниться с Ромулом в искусстве владения луком. А взбешенный нубиец никак не мог выкроить время, чтобы догнать беглецов. Момент для бегства был идеальным.

Оружие и доспехи тянули ко дну, но все же не помешали друзьям добраться до суши. Вскоре они выбрались на пустынный берег, усыпанный крупной галькой, и тут же обернулись, чтобы посмотреть, что происходит с дау.

Они словно находились на трибуне театра и смотрели драму, как раз достигшую кульминации.

Пиратский корабль наконец закончил разворот и устремился в сторону Аравии; попутный ветер наполнил паруса. Но было уже поздно. Парусов было мало, и это погубило дау. Трирема набрала полный ход, прежде чем пираты успели сколько-нибудь заметно продвинуться на запад. Она неслась вперед, не собираясь останавливаться. Барабан бил чаще, чем бьется человеческое сердце, заставляя гребцов выкладываться до изнеможения.