Слепые солдаты - Бушков Александр Александрович - Страница 30

«Черт знает что, — подумал Сварог. — Еще одна завлекательно-жуткая легенда оказалась сказкой. Какой-то безобидный народец, к которому Фаларен летал за девками… Все равно, когда будет свободное время, надо самому туда слетать. Не может же быть так, чтобы у них не оказалось никаких знаний, которые могут пригодиться. А вот Лотана не стоит откладывать на потом, дело не такое уж долгое, а польза выйдет несомненная…»

Он встал и решительно сказал:

— Я лечу к Лотану. Даму в моей спальне зовут госпожа Яна. Если она проснется, пошлите к ней камердинера со слугами — завтрак, может быть, что-то еще… Обращение самое почтительное.

— Я не должен ни от кого скрывать, что это ваша невеста, государь? — деловито поинтересовался Золотой Кот, спрыгивая с дивана.

— Наоборот, — сказал Сварог уверенно. — Пусть все знают, что это их будущая хозяйка. Если она спросит обо мне, скажете, что я отлучился ненадолго по пустяковому, но неотложному делу, в суть которого вы не посвящены, и скоро вернусь. Да, вот что еще. Несколько дней назад в схватке с рукерами погибла самка гарма, остался детеныш… Сможете доставить его в Вентордеран?

Будь это человек, он непременно бы замялся — такое осталось впечатление. Кот сказал, понурив голову:

— Лучше будет, ваше величество, если вы сделаете это сами. Гармы — самые верные ваши подданные, вам они щенка отдадут. А вот если его отправятся забирать наши Золотые Слуги… Гармы их непременно поломают в кусочки.

— Учту, — сказал Сварог.

…Давно уже оказалось, что алая мантия короля Хелльстада — не просто церемониальная хламида. Сейчас она, удерживаемая лишь чеканной золотой бляхой на горле, превратилась в большие, хищно вырезанные крылья — на которых Сварог и несся с приличной скоростью над зеленой равниной, кое-где покрытой островками молодых дубов. Как-то было все устроено так, что он совершенно не ощущал бившего в лицо ветра, неизбежного на такой скорости. Теперь понятно, почему в Вентордеране не сыскалось никаких экипажей, ни летающих, ни ездивших бы по земле — к чему они были королю при такой-то мантии?

Глянув влево, он решительно повернул туда — не столь уж большой крюк пришлось делать, отклоняясь от маршрута. Покрепче сжал рукоять Доран-ан-Тега, губы покривила злая усмешка.

Внизу, уардах в ста под ним, по равнине в хорошем темпе чесала немаленькая стая рукеров, штук сорок.

Больше всего они походили на шимпанзе или павианов — размером примерно с человека, бесхвостые, заросшие густой коричневой шерстью, с классическими обезьяньими мордами и внушительным набором клыков плотоядных зверей. На четвереньках они в беге лишь немногим уступали скачущему быстрым аллюром всаднику. На спинах самок кое-где устроились накрепко вцепившиеся всеми четырьмя лапами в шерсть матерей детеныши.

Вот именно, не более чем обезьяны, совершенно безмозглые создания, ни разу не замеченные в употреблении ни огня, ни каменных орудий, ни хотя бы веток в роли дубин. Сварога они в грош не ставили (как раньше в грош не ставили Фаларена) — обычное хищное зверье, расценивавшее все, что не рукер, как добычу. Иногда даже, хоть и очень редко, собравшись немаленькой стаей, нападали на глорхов. Но главное, за что Сварог их терпеть не мог, — за то, что они состояли в лютой вражде с гармами (при взаимной ненависти). До больших баталий дело не доходило — но рукеры пользовались любым случаем, чтобы напасть на одинокого гарма, а еще лучше, если повезет, на одинокую самку с малышом — потому что самка примерно на месяц после рождения щенка теряет способность перемещаться необычно и справиться с ней гораздо легче, чем с обычным гармом. (Сварог давно выяснил совершенно точно, что на мать Акбара напали тогда именно рукеры).

Впрочем, и гармы при случае спуску не давали. Так что рукеры обретались в основном в дальних пределах, меж горами и морским берегом. Но вылазки делали частенько — как, несомненно, эта банда. Сначала Сварог собирался, не церемонясь, истребить их начисто (что было бы не особенно трудным предприятием), но по размышлении оставил эту затею. Отчего-то же Фаларен, отнюдь не светоч доброты, так не поступил? Не исключено, что, истребив рукеров полностью, Сварог нарушил бы кое-какие здешние экологические цепочки, нанеся вред в итоге тем же гармам (как то случалось и на Земле, классические примеры — волки и олени, львы и антилопы. Если прекращается прежняя отбраковка, лишенный прежнего врага вид оказывается перегружен старыми, больными и хилыми). Так что он ограничивался тем, что, подобно Фаларену, старался держать рукеров в удаленных окраинах Хелльстада, а слишком наглых порой приказывал перебить к чертовой матери, посылая из Вентордерана Бронзовых Соколов, свою личную охрану.

Вот и сейчас не следовало спускать такого нахальства — всего-то в ста лигах от Вентордерана… Не увлекаться особенно, но напомнить, кто в доме хозяин…

Его заметили, когда он с пронзительным разбойничьим свистом пристроился в хвост бегущей стае на высоте уардов десяти. Оглядывались, скалились на бегу, кое-кто злобно взмахивал когтистыми лапами — но все так же неслись, не сбавляя темпа, даже не пытаясь остановиться и сбиться в круг для обороны. Явно нахальный молодняк, впервые выбравшийся в края, где рукеров никак не привечают, наоборот. Ничего, соответствующий опыт они сейчас получат…

Снизившись еще чуть-чуть, уравняв скорость с их бегом, Сварог, размахнувшись не особенно и широко, метнул Доран-ан-Тег. Топор, превратившись в туманный круг, окаймленный ярко-алой полосой, прошелся по бегущей стае, как коса по пшеничному клину. Брызги крови, визг, вопли, взлетела отрубленная коричневая башка, неприглядные куски… Рукеры, дико вопя, кинулись врассыпную по равнине, потеряв, как определил сбавивший скорость Сварог, не менее десятка. Следовало бы положить всех, ну да черт с ними, будут теперь знать, что в этих местах запросто обрушивается с неба нежданная смерть…

Ухватив древко вернувшегося в руку топора, он вышел на прежний маршрут и прибавил скорость. Потом полетел гораздо медленнее — начинались знакомые по компьютерным кадрам места: густой лесок в форме подковы, узенькая извилистая речушка, не имевшая сообщения с Ителом, впадавшая в большое озеро лигах в двадцати отсюда, высокий обрыв слева, палево-желтый, из слежавшегося песка… Ага, песчаный обрыв сменяется скальным, гораздо повыше, меж ним и рекой широкая полоса светло-желтого песка (между прочим, отличный пляж, река неглубокая, без омутов и водоворотов, течет неспешно). А вот и темное пятно — вход в небольшую пещеру — все, как засняли Золотые Шмели…

Сварог опустился на землю (сапоги из тончайшей кожи по щиколотку ушли в песок, крылья сложились, мантия стала обычной мантией). Сделал несколько шагов вперед, остановился в нескольких уардах от входа в пещеру, сбоку. И тут же вдохнул волну ужасного смрада, идущего из пещеры — густые запахи гнили, разложения, падали. Уж не не опоздал ли? Он так и не уточнил, улетая из Вентордерана, жив ли еще Лотан, создание долгоживущее, но не бессмертное…

Входить в пещеру, откуда тянулась волна смрада, как-то не хотелось — он и под открытым небом-то еле выдерживал вонь. Опершись на топор, он трижды, как оказывается, полагалось, позвал на змеином языке:

— Лотан! Лотан! Лотан!

Весь обратился в слух. Положительно, внутри раздались какие-то звуки — словно бы тихий шорох щебенки, по которой чуть передвинулось тяжелое тело. Сварог позвал снова:

— Лотан! Лотан! Лотан! Выйди! Выйди! Выйди!

Шорох теперь звучал так, словно это самое тяжелое тело безостановочно двигалось к выходу из пещеры. Сварог отступил на несколько шагов, поудобнее перехватив древко топора. Судя по тяжелому запаху, с премудрым змеем дела обстояли крайне скверно и у него в преддверии смерти мог испортиться характер…

Ага! Из пещеры показалась змеиная голова, большая, размером с баранью, не плоская, как обычно бывает у змей, а словно бы высоколобая. За ней медленно-медленно потянулось тело — и, наконец, Лотан вытянулся на песке целиком, во всей красе.