Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт - Страница 104

Прищурившись, она всмотрелась в посетителя. Человек из отдела социального обеспечения был одет в тонкую шерстяную курточку и дешевый галстук, который, казалось, был фирменным знаком профессии. Волосы у него были каштановые с сильной проседью, и весь он казался ничем не замечательным, если бы не гладкое, безо всяких морщин, лицо; кожа на этом лице могла бы показаться детской, не будь она столь натянутой, как будто после косметической операции.

Тереза отодвинула два массивных засова, сняла цепочку и после этого потянула рычажок замка и открыла дверь.

Выходя следом за Анной из кафе, Бен не сводил глаз с дома номер 1554 по рю де Виньоль, пытаясь разгадать его тайны. Здание представляло собой картину обычного упадка – достаточно непривлекательную для того, чтобы возбудить в ком-нибудь восхищение, но в то же время не настолько уродливую, чтобы кто-то мог сосредоточиться на этом зрелище. Зато, присмотревшись повнимательнее, Бен подумал, что такое упражнение, скорее всего, не проделывал никто на протяжении уже многих лет – можно было рассмотреть останки некогда вполне изящного жилого дома. Особенно хорошо славное прошлое этого строения было заметно по окнам эркеров, отделанных резным известняком, который теперь растрескался и выкрошился.

Оно было заметно по углам, выложенным из облицовочных камней двух размеров, уложенных рядами – широкий ряд и узкий ряд – по крыше мансарды, окаймленной низким, полуразрушенным парапетом. Оно было заметно даже по узким полочкам, которые когда-то были балконами – до того как с них убрали железные перила, что, несомненно, было сделано, поскольку они полностью проржавели и начали разваливаться, угрожая жизни прохожих. Сто лет назад, когда строилось это здание, в него была вложена немалая толика заботы, которую не смогли до конца истребить даже десятилетия полного безразличия к судьбе строения.

Инструкции, которые дала ему Анна, были четкими и недвусмысленными. Им следовало присоединиться к группе прохожих, переходящих улицу, влившись в ритм их движения. Они должны были стать неотличимыми от людей, направлявшихся в близлежащий магазин, торговавший дешевым спиртным и сигаретами, или киоск с шаурмой, где большой, истекавший жиром яйцевидный оковалок мяса плавно вращался в гриле настолько близко к тротуару, что можно было протянуть руку и потрогать его. Этой возможностью, конечно, не преминули воспользоваться бесчисленные мухи. Ни один человек, наблюдающий из окна, не смог бы заметить ни малейшего отличия поведения одной пары от других пешеходов; только поравнявшись с парадной дверью, эти двое отделятся от толпы и войдут внутрь.

– Позвонить в звонок? – спросил Бен, когда они остановились около подъезда здания.

– Если мы позвоним, это будет значить, что мы явимся не неожиданно, не так ли? Я думала, что наш план был именно таким. – Незаметно оглянувшись по сторонам, Анна вставила в замок узкий упругий стальной язычок и несколько мгновений чуть заметно шевелила им.

Никакого результата.

Бен почувствовал нарастающий страх. До сих пор они очень старались сливаться с толпой, подстраивать свои шаги под движения других пешеходов. Но теперь они замерли на месте, и любой случайный наблюдатель мог бы заметить, что здесь что-то не так, и понять, что они не принадлежат к миру этого района.

– Анна… – чуть слышно, но с ощутимой яростью пробормотал он.

Она стояла, склонившись к двери, но Бен мог видеть, что ее лоб покрылся испариной, безошибочно выдававшей нервозность.

– Достаньте бумажник и пересчитайте деньги, – так же возбужденно прошептала она. – Или возьмите телефон и проверьте сообщения. Делайте что-нибудь. Спокойно. Медленно. Непринужденно.

Пока она говорила, продолжался едва уловимый скрежет металла о металл.

И наконец послышался щелчок язычка. Анна нажала ручку и открыла дверь.

– Иногда такие замки требуют некоторой ласки, нежного обращения. Но, так или иначе, это не высший уровень безопасности.

– Скрыться, якобы оставаясь на виду; мне кажется, идея была именно такова.

– Как угодно, только бы скрыться. Мне кажется, вы сами говорили, что его никто и никогда не видел.

– Совершенно верно.

– Тогда задумайтесь вот над чем: если даже он начинал свою игру в прятки, будучи в здравом уме и твердой памяти, то неужели он с тех пор не мог свихнуться? Абсолютная изоляция от общества вполне может привести к сумасшествию. – Анна первой подошла к обшарпанному лифту. Она нажала кнопку вызова, и они несколько секунд слушали грохот цепи, но тут им обоим одновременно пришло в головы, что подняться по лестнице будет безопаснее. Они взобрались на седьмой этаж, стараясь двигаться как можно тише.

Они оказались на площадке верхнего этажа, выложенной грязными белыми плитками.

К их великому удивлению, дверь единственной квартиры на этаже уже была раскрыта.

– Мсье Шабо, – негромко позвала Анна.

Никакого ответа.

– Мсье Шардан! – также тихо произнесла она, переглянувшись с Беном.

За дверью, в темноте послышалось какое-то шевеление.

– Жорж Шардан! – снова позвала Анна. – Мы принесли информацию, которая может быть ценной и для вас.

Несколько мгновений все было тихо – а затем раздался оглушительный грохот.

Что случилось?

Единственный взгляд на стену лестничной площадки прямо напротив двери сразу прояснил ситуацию: штукатурка была раздроблена смертоносным ударом картечи.

Находившийся в квартире человек, кем бы он ни был, выстрелил в них из дробовика.

– Я не знаю, что у вас может быть не так, – заявила Тереза Бруссар; на ее щеках выступили ярко-красные пятна. – С тех пор как умер мой муж, в моем положении ничего не изменилось. Уверяю вас, ровно ничего.

Вошедший мужчина держал в руке большой черный чемодан и сразу же шагнул к окну, полностью игнорируя хозяйку. Очень странный человек.

– Хороший вид, – сказал посетитель.

– Здесь совсем нет света, – брюзгливо отозвалась Тереза. – Здесь темно почти весь день. Здесь, прямо в комнате, можно смело проявлять пленку.

– В каком-то роде это может быть даже преимуществом.

Что-то тут было не так. Акцент посетителя теперь вроде бы усилился, и вообще его французский как-то сразу утратил покровительственные интонации бюрократа из службы социального обеспечения и звучал все более странно – не по-французски, что ли?

Тереза отступила от незнакомца на несколько шагов. Ее сердце лихорадочно забилось, потому что она внезапно вспомнила сообщения о насильнике с Плас де ля Рёньон, который жестоко измывался над женщинами и убивал их. Среди его жертв были и старухи. Этот человек – самозванец, решила она. Так ей подсказали инстинкты. То, как этот человек передвигался, его сдержанная, но ощутимая, словно у змеи, сила подтверждали ее непрерывно усиливающееся подозрение о том, он и впрямь является тем самым насильником с Плас де ля Рёньон. Mon dieu[75]. Она же слышала, что ему удавалось втираться в доверие к будущим жертвам – они сами приглашали злодея в свои дома!

Всю жизнь ей говорили, что она страдает une maladie nerveuse[76]. Она-то знала, что на самом деле она способна видеть и чувствовать то, чего не замечали другие. И вот теперь – ужасно! – чутье подвело ее. Как могла она оказаться такой дурой! Ее взгляд лихорадочно метался по квартире в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы использовать для самообороны. В конце концов она схватила тяжелый глиняный горшок, в котором рос полузасохший фикус.

– Я требую, чтобы вы немедленно ушли! – дрожащим голосом произнесла она.

– Мадам, ваши требования для меня ничего не значат, – совершенно спокойно ответил человек с гладким лицом. Он смотрел на нее с молчаливой угрозой – уверенный в себе хищник, знающий, что добыча перед ним совершенно беспомощна.

Она увидела яркую серебряную вспышку – это он вынул из ножен длинный изогнутый клинок – и, собрав все силы, швырнула в злодея тяжелый горшок. Но тяжесть оказала ей дурную услугу: она не смогла докинуть свое оружие, и горшок упал мужчине на ноги, заставив его всего лишь отступить на шаг. Иисус Христос! Что еще она могла использовать для самозащиты? Ее маленький сломанный телевизор! Она сдернула его с комода, с большим усилием подняла над головой и метнула так, будто намеревалась трахнуть его об потолок. Пришелец, чуть заметно улыбнувшись, легко уклонился от снаряда. Телевизор грохнулся о стену и рухнул на пол; пластмассовый корпус и кинескоп разлетелись вдребезги.

75

Боже мой (фр.).

76

Une maladie nerveuse – нервное заболевание (фр.).